Мы все умрём. Но это не точно (СИ) - Aris me

Потом Нотт подумал об остальных. С этими было сложнее. Малфой нуждался в присмотре, но Теодор, в конце концов, ему не нянька. Гойл наверняка расстроится, он до сих пор сильно тосковал по Винсу, но как-нибудь переживёт. Паркинсон, наверное, не станет долго горевать, а вот Забини было жалко, Тео чувствовал себя виноватым только перед ним. Блейз всегда старался его развеселить, кормил с ложечки и заботился, как мать. Ему не хотелось причинять боль. Нотт снял с руки серебряные наручные часы, Забини они всегда нравились. Тео подумал немного и написал короткую записку: «Я больше не могу и не хочу. Проживи счастливую жизнь за нас двоих.» Блейз был единственный из них, кто действительно умел быть счастливым человеком несмотря ни на что. Если б мог, Тео подарил бы всё своё непрожитое время именно ему.

— И что? Я даже записки не удостоюсь? — его уединение прервал голос Драко из-за спины.

Как этот инфернал его здесь нашёл? И какого хера он вообще забыл у него дома? Теодор выдохнул, пытаясь взять под контроль нервную дрожь в пальцах. Нужно просто сделать вид, что ничего особенного не происходит, и тогда, может, Малфой от него отстанет.

— А она тебе нужна? — не оборачиваясь, равнодушно бросил Тео и сложил записку для Блейза пополам. Из-за тремора в руках попасть бумажкой в узкую щель конверта получилось не сразу.

— Нахуй, — коротко кинули ему в спину.

— Вот и чудесно, — Теодор подписал конверт и положил поверх письма для отца. Затем медленно развернулся и окинул Малфоя пренебрежительным взглядом. — Раз так, то проваливай.

— Спешишь? — тонкие губы растеклись в поганую улыбочку. Кажется, он всё-таки безнадёжно засветился перед Драко. Тот стоял, скрестив руки на груди и поигрывая палочкой между пальцами. Ничего хорошего это не сулило.

Тео хотел ответить что-то про отвали и иди куда подальше, но Малфой, не став медлить, просто кинул в него заклятье. Нотт почувствовал, как всё тело парализовало, и беспомощным кулем осел на пол. Драко угрожающей скалой навис над ним.

— Борись, Нотт. Неужели ты дашь себя сломать? — следом Малфой отлеветировал его безвольную тушу в кресло и вновь направил палочку. — Легилименс!

Тео только и успел, что в ярости скрипнуть зубами, но остановить происходящее уже никак не мог. Драко вошёл в сознание мягко, невесомо. И к собственному удивлению Нотт понял, что даже насильная легилименция ничуть его не тронула — было всё равно, пусть роется. Ничего интересного он там не найдёт. Всё монохромно, скучно, сухо и тонко, как старый пергамент, который тронь — и рассыплется в руках.

Драко по-хозяйски перетряхнул его мысли, воспоминания, ничуть не скрываясь, наоборот, будто бы даже специально демонстрируя некоторые фрагменты, а следом произошло то, чего от Малфоя Тео не ожидал никак. Вытесняя пустоту и серость, полились потоком воспоминания самого Драко. Они смешивались с его собственными, придавая всему вкус, цвет и эмоции. Оживляя мёртвые картинки из прошлого. Воспоминания Малфоя были острее. Казалось, что до них можно дотронуться и почувствовать тепло шерстяного свитера на теле, вкус тыквенного сока в бокалах Хогвартса и боль в голове от их первого похмелья.

Вот в детстве они решили стать путешественниками и заблудились. Подумали, что жизнь кончена, соорудили себе шалаш из сухих веток и стали думать, как поймать кролика на ужин. Пока Тео старался связать из шнурков настоящую тетиву для лука, как в сказках, Драко пытался наколдовать воду, но никак не получалось. А потом пришла Нарцисса и увела их, перепачканных грязью, домой. Всё это время они были в нескольких ярдах от поместья и даже не вышли за забор. Тогда Теодор впервые подумал, что Драко — его лучший друг.

Или же вот — Блейз впервые притащил к ним в комнату бутылку огневиски. И они, пытаясь доказать друг другу свою взрослость, морщась и кряхтя, выпили её до дна. Потом всей компанией, идиотски хихикая, убегали по коридорам Хогвартса от Филча, который, кажется, за ними вовсе и не гнался. В конце концов, они окончательно заблудились, где-то по дороге потеряли Грега с Винсом, а через некоторое время и Малфоя с Паркинсон. Судя по воспоминаниям Драко, тот в ту ночь лишился девственности в какой-то пыльной, душной аудитории. А в воспоминаниях Тео осталось купание нагишом в холодных водах Чёрного озера, сон на мягкой траве и позорное пробуждение рядом с ногами Снейпа. В то утро он решил, что никогда больше не даст себя так бездарно поймать с поличным.

Образы обоих смешивались в его голове в странное единое облако, и в какой-то момент Тео показалось, что это он тогда провёл ночь с Паркинсон, в то время как Малфой с Забини и Монтегю дрыхли где-то на газоне Хогвартса.

И чем больше воспоминаний кидал ему Драко, тем сложнее становилось отличить свои от чужих. У Малфоя всё было ярче, острее, своё же вспоминалось с трудом и словно через толстый слой ваты. Драко поделился своими стычками с гриффиндорцами, ощущением закипающей ярости, и Тео злился вместе с ним. В воспоминаниях мелькала Грейнджер, и Нотт впитывал его раздражение, как родное. Малфой принял тёмную метку, и его тоже отозвалась настоящей болью в руке… Он ощущал всё, как собственное: торжество, возбуждение, страх — это была бесконечная вереница живых, ярких образов, и Тео впервые захотелось научиться чувствовать каждый момент, каждую секунду так же, как это было в воспоминаниях Драко.

И тогда он решил, что у него есть причина задержаться в этом мире… ненадолго.

Поэтому, наконец оказавшись свободным, он с головой погрузился в исследование собственных граней. Всё оказалось очень размытым и неясным. Тео выяснил, что маленькой тёплой искрой в нём откликается музыка, адреналин и секс. Правда, поддержание тления этих искр давалось всё сложнее. Если раньше высота и скорость заставляли его ощущать себя живым, а сердце биться быстрее, то постепенно это стало надоедать. Секс же давал очень кратковременный эффект. Одиннадцать минут. Он засекал. Потом всё снова становилось серым и неинтересным, а имена девушек как-то сами собой забывались: Рози, Мари, Кэтти, Сэмми — каждый раз он обводил партнёршу туманным взглядом внезапно протрезвевшего алкоголика и усиленно пытался вспомнить, кто это сейчас перед ним. Ошибиться с именем сразу после секса, пока ещё сперма на её коже не остыла, это как наступить Тёмному Лорду на мантию. Вроде бы случайно, но лучше б тебе сразу ноги оторвало. Поэтому для него все они были детки, малышки, кошечки, солнышки и прочая сладкая медовая патока…

Но несмотря на кратковременный результат, ему нравился этот эмпирический метод познания себя. Главное, Тео знал, что это тлело где-то внутри души, а значит, нужно просто найти и разжечь. Поэтому он постоянно продолжал поиски, проводил над собой эксперименты и пробирался на ощупь, слушая внутри — откликается или нет.

К несчастью для Малфоя, откликалось всегда на него. Бедный, бедный малыш Драко. Тео было бы его жалко, если бы он умел жалеть. Незавидная участь — стать инструментом. Но кто тебя будет спрашивать, а, блондиночка?

Может, это осталось привычкой с детства, может — последствие их сеансов легилименции, из-за которых ему стало сложно отделить воспоминания Малфоя от своих, но всё, что цепляло Драко, неизменно привлекало внимание Нотта. С ним было весело и живо. Малфой выдавал восхитительный спектр эмоций, и Теодор, как человек, измученный безумной жаждой в пустыне, впитывал, впитывал их все до капли. Драко нужно было лишь слегка подтолкнуть к нарушению его так долговыстраиваемого душевного баланса, и моментально становилось ярко, интересно и остро… Тонкая корочка первого льда, на которую наступишь, и она так охуенно приятно затрещит под ногами. Тео давил, а Драко трещал, и это было словно… наблюдать фейерверк. Тысяча ярких искр. Громко, завораживающе и красиво. Рядом с ним Нотт чувствовал себя живым, поэтому ему хотелось больше, ещё и ещё.

И Малфой срывался.

Постоянно.

Всегда.

И его перемену отношения к Грейнджер Тео не заметить не мог. И всё же, если Драко нашёл в ней что-то, значит, и ему стоило попробовать.