Мстислав, сын Мономаха - Олег Игоревич Яковлев

Ходына не вспомнил о Марии. Как живая, стояла она перед ним – то улыбающаяся, то грустная, полная скорби по убитому возлюбленному, со слезами в серых очах, но всегда такая чистая, светлая, словно бы святая. Будь Ходына живописцем, наверное, написал бы он с неё икону Богоматери.

Никак не верилось гусляру, что навсегда ушла она из его жизни, он просто не представлял себе, как сможет жить без неё, что будет делать. Слишком тяжела была утрата, чтобы предаваться теперь, как Редька, пустым разговорам.

Редька же, осмелевший, почуявший здесь, посреди лесов, свободу, радовался удаче.

– Вот стану землю пахать, избу поставлю, жену возьму. Зимой охотиться пойду, шкурки стану продавать. А там, глядишь, в резчики наймусь к какому купцу аль воеводе. В резьбе каменной с младых лет смыслён. Вот заживу тогда! – мечтательно говорил он, лёжа на соломе и с улыбкой глядя ввысь, на пасмурное, обложенное тучами небо.

– Не загадывай наперёд, друже, – отвечал ему Ходына. – Неведомо ещё, как оно поворотит.

Обоз держал путь в Ростов, и когда впереди заискрился лёд Клещина озера, Ходына с Редькой сошли с саней. Распрощавшись с воинами, они пошли берегом к селу Клещино, откуда Ходына был родом.

Возле устья узенького Трубежа заметили они несколько рыбачьих лодок и пару хижин, но, как ни стучались в окна и двери, никто не отворил им.

Странными выглядели тишина и безлюдье, царившие вокруг. Ходына вспоминал, какое оживление было в этих местах в пору не столь давнего его детства, как бурно кипела здесь жизнь – чуть ли не каждую седмицу приезжали сюда купцы с товарами из Ростова, Суздаля, Ярославля, даже от булгар и хазар, устраивались весёлые ярмарки по воскресным дням, а теперь… Будто вымерли все.

«Может, мор случился? – подумалось гусляру, но он тотчас отогнал эту мысль. – Нет, иное здесь».

Он заметил неподалёку от дома вбитый в землю дубовый кол с дощечкой, на которой нарисована была красной краской извивающаяся змея с раскрытой пастью и жалом.

«Знамено[184] боярское! – догадался Ходына. – Уходить надоть. Захомутают!»

Он порывисто ухватил за запястье Редьку, повернулся, молча указал на дощечку и потянул опешившего от неожиданности товарища подальше от этого места.

– Видал? – спросил он, когда они, отдышавшись, остановились на привал в прибрежном лесу.

– Видал, – хмуро откликнулся Редька. – У боярина Путяты на земле такие же стоят. Токмо заместо змия вран у его.

– В Суздаль надобно нам идти, – задумчиво промолвил Ходына. – Погинем тут.

За спиной гусляра внезапно раздалось громкое конское ржание. Путников обступила добрая дюжина ратников в булатных доспехах.

– Кто еси?! – грозно вопросил один из них, высокий, с чёрными широкими усами.

– Я – гусляр, он – слуга мой. В Суздаль идём, – стараясь держаться спокойно, ответил ему Ходына.

– А в лесу боярском чего надобно?! Небось зайцев да уток стреляли?! А ну, братва, хватай их! Повезём к боярину на суд!

Несколько пар сильных рук схватило Ходыну, он попытался вырваться, но не смог: словно клещами, вцепились ему в запястья, локти и плечи своими ручищами дюжие боярские слуги.

– А ну, пошли! – проорал усатый. – И не рыпаться у меня чтоб!

Их повязали тугими ремнями, швырнули в сани и повезли по зимнему шляху берегом озера.

Ходына смотрел вокруг со слезами на глазах и… ничего не узнавал. Где кузница доброго дядьки Онцифора? Где хижина Матрёны, что не раз угощала его вкусными блинами на Масленицу? Где, наконец, отцовская лачуга?

На месте родного Клещина виднелся земляной вал с высоким частоколом. Только вдали, у самого озера, темнели знакомые Ходыне немногочисленные маленькие избёнки. И везде попадались ему на глаза знамёна с хищной змеёй.

«Влипли! – с горечью подумал гусляр. – Верно, в селе ныне одни закупы боярские живут. Всех закабалили, треклятые!»

Он с ненавистью глянул на усатого.

«Плюнуть бы тебе в рожу, прихвостень боярский, супостат! Хуже поганого, ирод!»

Сани въехали на просторный двор и круто остановились.

– Эй, покличь боярина Слуду! – крикнул усатый челядину у крыльца. – Холопов беглых споймали!

– Не холопы мы, но княжьи слуги, – начал было возражать Ходына, но усатый перебил его визгливым резким голосом:

– Княжьим слугам нечего в лесах чужих деять! Воры вы есте!

На крыльцо вышел приземистый боярин в высокой островерхой шапке и медвежьем тулупе.

– Кто таковы? – спросил он вкрадчиво. Отталкивающе неприятными были и длинное лисье лицо, окаймлённое жидкой бородёнкой, и голос боярина. Хитрые маленькие глазки его торжествующе бегали по лицам пленников, а тонкие уста кривились в змеиной, ничего хорошего не сулящей усмешке.

– В лесу хоронились! – пробасил усатый. – Верно, охотились тамо!

– Да какие ж мы охотники? – пожал плечами Ходына. – При нас ни луков, ни стрел, ни иного оружья нету.

– Э-э, ты брось! – с той же противной улыбочкой протянул Слуда. – Знаем мы вашего брата. Лук со стрелами упрятали в лесу где понадёжней, дабы не приметил никто. Да и дичь стреляную туда ж. Меня не проведёшь! – Он погрозил им перстом. – Слуда – хитрый, вельми хитрый! А холопы мне нынче надобны. Мор летом приключился, рук не хватает. Будете рабами моими отныне. Мне что! А покуда, Кощей, – обратился он к усатому, – в поруб их брось да кнутом поучи. Мне что!

Он залился злобным скрипучим смехом.

…В порубе царили мрак и сырость. Редька, в отчаянии упав на постланную у стены солому, разрыдался.

– Ох, пропали мы, Ходына! – стенал он. – Ох, гиблое дело наше! Уж лучше руки на ся наложить, чем холопом боярским быти!

– Не хнычь, друже. – Стараясь успокоить товарища, Ходына сел рядом с ним на солому и похлопал по спине. – Выпутаемся.

– Да как мы выпутаемся?! – махнул рукой Редька. – Кто ж поможет нам, холопам?! Ведь за помочь беглым виры великие берут, сам ведаешь. Нет, погибель, погибель наша грядёт!

– Брось кручиниться, Редька! Меня ведь, Ходыну, многие окрест знают. И не помыслят, будто беглый я.

– А я?! Не, не, Ходына! – продолжал сокрушаться Редька. – Не выдюжить мне!

– Да полно тебе! – прикрикнул на него Ходына. – Слезами горю не поможешь! Давай лучше помыслим, как бежать отсюдова. Послушай-ка, что скажу. – Он перешёл на шёпот. – Смириться надобно для виду, на первых порах исполнять всё, что накажут. А после… Время зимнее, пошлют нас с тобою по каким делам из усадьбы. Вот тут бы… У меня ведь, друже, и нож с собою остался. Упрячу его покуда, а там, глядишь, и пригодится.

Редька тяжело вздохнул, повернулся на спину, покачал с сомнением кудлатой головой и с тоской уставился на низкий бревенчатый потолок.

Глава 69

– Ну, холопы! – заливался противным своим смехом Слуда, когда отведавшие кнута Ходына и