«Военная анархия» в Римской империи - Юлий Беркович Циркин

узурпаторов. Каждый претендовал либо на восстановление свободы, либо на ее сохранение. Не стоял в стороне от этого и Аврелиан1044. Но для Аврелиана, как и для его предшественников, свобода была связана с личностью самого императора— Libertas Augusta. Тацит же претендует на возрождение подлинной свободы, связанной скорее со свободной активностью сената, чем с деятельностью принцепса. Даже его претензия на родство с великим Тацитом и забота о сохранении и распространении

его сочинений (SHA Тас. 10, 3) тоже говорят о демонстративной принадлежности к антидеспотической традиции.

С другой стороны, Тацит подчеркивал континуитет императорской власти. Его первым делом после прихода к власти было наказание убийц Аврелиана, причем, как подчеркивает «Флавий Вописк» (SHA Тас. 13, 1), «как хороших, так и дурных» (bonos malosve). Следовательно, для Тацита важны были не качества или мотивы убийц, а сам факт умерщвления правящего императора. Другим актом Тацита было обожествление Аврелиана (Eutrop. IX, 15, 2). В условиях отсутствия официального династического принципа наследования власти обожествление предшественника было важным средством легитимации его преемника1045. Однако во время военной анархии, когда практически каждый император приходил к власти после насильственного устранения своего предшественника, такой подход уже не годился и обожествления не происходило. Только после убийства Галлиена Клавдий, явно исполняя волю армии, на какое-то время настоял на его обожествлении (Aur. Viet. Caes. 33,26; 29), но позже это решение было, вероятнее всего, отменено. Никаких следов обожествления Галлиена нет. Более того, известны случаи, как об этом уже говорилось, вычеркивания имени Галлиена из надписей1046. Так что первым divus после долгого перерыва стал сам Клавдий, бывший в хороших отношениях с сенатом и сделавшийся первым после долгого перерыва императором, умершим не от меча или яда, а от болезни. Теперь таким же становился и Аврелиан. Между тем сенат едва ли питал особое расположение к Аврелиану. Конечно, во время его правления он неоднократно воздавал ему всяческие почести. Но это не говорит об искренном отношении сената к императору. Уже не раз бывало, что чем большее раболепие сенаторы выказывали по отношению к правящему императору, тем с большим удовольствием они растаптывали его память. Достаточно вспомнить о Домициане. Аврелиана, и об этом тоже уже упоминалось, называли наставником, надзирателем (paedagogus) сенаторов (SHA Aur. 37,3), и это едва ли улучшало их отношение к нему, даже если они тщательно это скрывали. Возможно, что и наказание убийц, и обожествление убитого входило в договоренность с армией, но в любом случае этим подчеркивали значение самой императорской власти. В этом же направлении шло и переименование сентября, месяца, в котором он родился и пришел

к власти, в «тацит» (SHA Тас. 13, 6). Характерен использованный биографом глагол iussit. Такое возвеличивание в домициановском духе было результатом насильственного действия самого императора.

Какими бы ни были личные убеждения Тацита1047, время диктовало свои условия. И Тацит уже вскоре после прихода к власти столкнулся с сенатом. Он просил консульства для своего единоутробного брата Флориана1048 (явно чтобы стать консулом-суффектом, поскольку ординарным консулом в 276 г. становился он сам вместе с Эми-лианом1049), но получил решительный отказ сената, ссылавшегося на закрытие списка будущих консулов (SHA Тас. 9, 6). Как говорилось выше, избрание Тацита явилось результатом какого-то компромисса, в том числе и внутри сената. Одним из условий компромисса в сенаторской среде могла быть клятва нового императора при приближении смерти назначить преемником не кого-либо из своих детей, а «наилучшего мужа» (optimum aliquem) (SHA Tac. 14, 1). Флориан, как показали последующие события, таковым для сенаторов (по крайней мере, для большинства) не был. И в попытке его назначения консулом сенаторы могли увидеть (и это, пожалуй, было справедливо) стремление Тацита закрепить трон за своей семьей. Биограф Тацита говорит, что такая независимая позиция сената обрадовала самого императора. Но последующие события показали, что это совсем не гак. Рассказывая о войне Тацита с готами Зосим, (1,43, 1) называет участвовавшего в этой же войне Флориана Tfjç avXijç 'unap^oç. Следовательно, получив отказ осмелевшего сената в назначении Флориана консулом, Тацит назначил его префектом претория. Назначение на эту должность не требовало никакого согласования с сенатом1050. Начиная с 235 г. префект претория являлся первым после императора лицом в Империи1051. Так что Тацит, потерпев неудачу с назначением Флориана консулом, взял реванш, фактически сделав брата своим заместителем. Этот жест мог рассматриваться как вызов сенату и как демонстрация недопущения сената в сферу полномочий

императора. Во время готской кампании Флориан командовал отдельной армией (Zos. 1,63, 1; Zon. XII, 28). Другого своего родственника, Максимина, Тацит назначил наместником Сирии (Zos. I, 63, 2; Zon. XII, 28). Над Сирией постоянно нависала угроза персидского вторжения, так что наместничество в этой стране имело очень важное значение1052. Но дело было, видимо, не только в этом. Тацит был вынужден назначить командующим всеми войсками на Востоке (totius Orientis dux) Проба (SHA Prob. 7,4)1053. Но, назначая Проба, который, возможно, был одним из кандидатов на власть во время междуцарствия, дуксом всего Востока, император, может быть, пытался уравновесить его фигурой своего родственника1054. Таким образом, Тацит, назначая своих родственников на важнейшие посты, следовал обычной практике своих предшественников1055.

Ключевым при обсуждении взаимоотношений Тацита и сената является вопрос об отношении императора к эдикту Галлиена о запрещении сенаторам военной службы. Решение же его зависит от интерпретации пассажа Аврелия Виктора (Caes. 37, 6). Говоря о возрастании силы военщины (militaris potentia) и о лишении сената права избрания принцепсов и военной власти, историк далее пишет: «Quippe amissa Gallieni edicto refici militia potuit modeste legionibus Taciti regnante...» Эту фразу можно перевести: «Ведь когда в правление Тацита был оставлен эдикт Галлиена, можно было восстановить войско со скромными легионами»1056. И в таком виде она, несомненно, говорит об отмене Тацитом столь ненавистного сенаторам эдикта Галлиена1057. Но фраза продолжается: «neque Florianus temere invassisset, aut iudicio manipularium cuiqam, bono licet, imperium daretur amplissimo ac tanto ordine in castris degente» — «и Флориан беспечно не захватил бы, и по решению манипул не давалась бы власть любому, даже хорошему, когда бы знатнейшее и великое сословие (т. е. сенаторы) находилось в лагере». Следовательно,

в момент захвата власти Флорианом, т. е. сразу же после Тацита, да и позже, во время различных военных мятежей, сенаторов в лагерях не было. Более того, далее (37,7) писатель обвиняет сенаторов в том, что они, наслаждаясь покоем и дрожа за свое богатство, поставили его и наслаждение выше