«Военная анархия» в Римской империи - Юлий Беркович Циркин

результата этих волнений. Определение ingentes говорит о размахе волнений. Все это могло быть результатом заговора (ЁлфоиХф сенаторов, о котором говорит Зосим.

Аврелиан, жестоко подавив мятеж монетчиков, использовал все эти события для расправы с сенатской оппозицией. Размах репрессий неизвестен. Евтропий пишет о многих знатных людях (plurimos nobiles), а «Флавий Вописк» и Зосим — о некоторых (nonnuli, uvœv) сенаторах. При этом биограф Аврелиана говорит о легковесности обвинений, предъявляемых этим сенаторам на основании доноса лишь

одного свидетеля. Интересно заметить, что в заслугу Аврелиана тот же биограф (SHA Aur. 39, 3) и Аврелий Виктор (Ces. 35, 7) ставят отказ от доносчиков и даже их наказание. Но это, видимо, не распространялось на случаи, когда затрагивались политические интересы императора. Разгром оппозиции, происшедший в первой половине 271 г.999, расчистил Аврелиану путь к продвижению автократии.

Аврелиан не только жестко подавлял всякую оппозицию, но и стремился уничтожить ее духовную составляющую. Если в сенате никакой идеологической оппозиции, подобной стоической оппозиции при Нероне и Веспасиане, уже давно не было, то на Востоке дело обстояло иначе. Ближайшим советником Зенобии являлся видный философ неоплатоновской школы Кассий Лонгин. Ранее он возглавлял Академию в Афинах, но затем предпочел уехать в Пальмиру по приглашению Зенобии, дабы руководить изучением ею греческой литературы (SHA Aur. 30, 3). Когда точно и по какой причине Лонгин оставил Афины и переехал в Пальмиру, сказать трудно. Во всяком случае это едва ли было связано с якобы гонением на неоплатоников после убийства Галлиена, который этим философам всячески покровительствовал. Ведь и после гибели Галлиена неоплатоники спокойно действовали в Риме. Может быть, такое решение Лонгин принял из-за постоянной угрозы варварских нашествий на Грецию, надеясь в мощной и культурной Пальмире найти спокойный приют. И произошло это, вероятно, в последние годы царствования Одената1000. Лонгин явно сблизился с царицей и стал, возможно, ее секретарем ab epistolis Graecis1001*’. Но его деятельность явно выходила за рамки и учительской, и секретарской сферы. Видимо, именно Лонгин, сам будучи по крайней мере с материнской стороны сирийцем1002, явился идеологом полного отделения Пальмирского царства от Римской империи253. После первого взятия Пальмиры Аврелиан пощадил не только саму Зенобию, но и значительную часть пальмирских вельмож (principes civitati), которые были вместе с царицей проведены в триум-

фальном шествии (SHA Aur. 33, 5). В самой Пальмире явно оставался даже родственник Зенобии Ахилл-Антиох, который, как говорилось выше, на короткое время стал новым пальмирским царем. Но Лонгин, несмотря на его славу великого философа, был казнен (SHA Aur. 30, 3). Аврелиан его счел более опасным, чем политических и военных соратников Зенобии1003.

Этот факт бросает некоторый свет и на причину отделения от Александрии Брухейона. Аммиан Марцеллин (ХХП, 16,15-16) пишет, что этот квартал был местом жительства многих выдающихся мужей, и среди них называет Аммония Саккаса, который был учителем и Плотина, и Лонгина, которого всегда связывали с учителем глубокие духовные узы1004. Сам Аммоний Саккас к этому времени уже умер, но можно полагать, что посеянные им семена противостояния с римскими властями сохранялись в Брухейоне. Отделяя это «гнездо» духовного сопротивления от Александрии, Аврелиан, видимо, считал, что это станет препятствием распространению антиримских настроений в этом городе.

Третий случай вмешательства Аврелиана в духовную сферу, опять же связанный с Пальмирой, —дело Павла Самосатского. Павел был епископом Антиохии, но в то же время высказывал взгляды, совершенно не совпадавшие с мнением большинства христиан. В частности, он отрицал божественную природу Христа. На трех местных соборах в Антиохии учение Павла признавалось ересью и осуждалось, а последний собор в конце 268 или начале 269 г. сместил его с епископской кафедры1005. Однако Павла поддержала Зенобия, которая даже назначила его дуценарием, т. е. прокуратором с жалованием в 200 тысяч сестерциев, и он исполнял эту должность наряду с епископской, оставить которую не захотел. После захвата Антиохии Аврелианом местные христиане, враждебные Павлу, обратились к нему за помощью. Споры о сущности и природе Христа Аврелиану были, разумеется, абсолютно безразличны, но приверженность Павла к Зенобии решила дело. Не менее важным было и то, что Павел не только своим учением, но и образом жизни противопоставил себя большинству христианских общин, в том числе римской, и этим способствовал росту сирийского сепаратизма. Хотел ли этого сам

Павел или нет, но он фактически давал идеологическую платформу противостояния Риму по крайней мере для части сирийских христиан. Официально император уклонился от рассмотрения вопроса и направил дело римскому папе и италийским епископам, но он прекрасно знал, каково будет их решение. А главное, Аврелиан подчеркивал этим жестом первенство Рима и Италии в Империи даже в области не очень-то ему, видимо, понятной и недавно преследуемой религии, и это полностью вписывалось в централизаторскую тенденцию его правления257. В результате Павел был смещен не только со светского, но и с церковного поста (Eus. НЕ VII, 30, 1—19)258.

То, что Аврелиана заботили в данном случае не религиозные проблемы, доказывается тем, что позже он сам собирался выступить против христиан. Во всяком случае слухи о готовящемся новом гонении ходили среди христиан (Lact. De mor. pers. VI, 1-2; Eus. HE VII, 30, 20-21; Sync. P. 721-722). Возможно, что эти слухи были небеспочвенны. Рост влияния христианской Церкви, к тому же открыто враждебной всякому языческому культу, включая и государственный культ Непобедимого Солнца, не мог не тревожить Аврелиана. Однако до нового гонения дело все-таки не дошло. Евсевий говорит о руке Божьей, остановившей императора. Синкелл рассказывает анекдот, что якобы перед Аврелианом ударила молния, и он, поняв это как высший знак, отказался от своего намерения.

Все эти меры не только укрепляли императорскую власть, но и поднимали ее на невиданную ранее высоту. Она становилась поистине самодержавной, а фигура самого императора поднималась на надчеловеческую высоту даже внешне.

Это, однако, не означает, что Аврелиан совершенно не считался с сенатом. В грозные дни германского вторжения в Италию и после понесенного им поражения он призвал сенат обратиться к Сивиллиным книгам, чтобы там найти ответ о грядущих судьбах Рима и помочь принцепсу в государственных нуждах (necessitate publica), и обещал при этом помочь всем необходимым (SHA Aur. 18, 5-20, 8). В этом обращении интересно упоминание о государственной казне, находящейся во власти сената (vestrae auctoritate arca publica). Даже если само письмо императора не подлинное, оно хорошо отражает общую атмосферу того времени. Даже после своей победы, подавления мятежей в Риме и репрессий против части сената Аврелиан не отказал-

231 Kotula Т. Aurelien... Р. 173-174.

г" Millar F. Paul... P. 14-16;