Ночной сторож - Луиза Эрдрих

как стены комнаты Милли, а потрескавшимся, облупившимся и зловещим от подступавшего к нему мрака. О, почему он выглядел именно так? Увиденное заставило ее подумать, что она может ошибаться. Что Вера может не вернуться домой. В ее душу закралось горе.

Чертов потолок, подумала Патрис, не хватает еще большого уродливого паука, который бы по тебе прополз. Мне нужно посмотреть на что-то, мерцающее в ночи.

Она выскользнула из-под одеяла и подошла к окну, часть которого была покрыта изморозью – причудливыми ледяными папоротниками. Еще одна машина свернула за угол, и узоры вспыхнули зелеными и золотыми огнями. Она живая, казалось, говорили они ей, живая!

Еще бóльшая радость

– Ты забыл запереть свое сердце, – осуждающе проговорил Эльнат.

– Нет, не забыл, – возразил Вернон.

– Что случилось потом?

– Ее глаза вскрыли замок.

Они стояли бок о бок на свету, держась за локти. На улице царил невероятный холод. Выйти на него не представлялось никакой возможности, а потому каждый притворился больным и после завтрака поднялся по лестнице обратно в их комнату. Теперь они стояли у маленького прямоугольного окошка и, моргая, глазели на свежевыпаший снег, укрывший на многие мили все вокруг. Его сияние потрясло их даже в полутемной комнате.

– Она искушала тебя, – продолжил Эльнат.

– Дело было не в этом, нет. Я не могу сказать, что она хотела этого.

– Но она это сделала, – не сдавался Эльнат.

Вернон промолчал.

– Что я хочу знать, так это то, прекращаешь ли ты грешить.

– Прекращаю. О, я прекращаю.

– Тогда ладно.

– Значит, мы позвоним и за нами приедут? – спросил Вернон через несколько мгновений, сгорая от стыда, борясь с надеждой. – Мы уезжаем домой, ты и я?

– Я думаю, мы должны с этим справиться, – строго произнес Эльнат.

В его голосе звучит ненависть, подумал Вернон.

– Здесь чертовски холодно. Не знаю, где написано, что мы должны умереть.

– Не знаю, где этого не написано.

Вернон открыл и закрыл рот. Они стояли по стойке смирно, их плечи были напряжены, руки скрещены на груди. Единственное, чего им сейчас хотелось сделать, – это улучить подходящий момент и броситься в драку.

Позже они попросили Милду подбросить их до поселка. Ей требовалось кое-что купить в продуктовом магазине. Они же отправились навестить Лабатта. Вернон напомнил своему спутнику о причине, по которой их послали в резервацию. А также о том, как индейцы обучаемы, кротки, добросердечны и нежны. Они всегда готовы угодить, как покорные дети. Но к Лабатту все это не относилось. Он пошел на попятный, не захотел не только креститься, но даже впустить их, и поскольку он был их единственным обращаемым, а холод обещал заморозить их насмерть, они решили вернуться к машине Милды. Однако Эльнат вдруг без предупреждения зашагал в другую сторону. Он сказал, что пойдет в ближайший город. Вернон знал, что следовать за ним означало верную смерть, но у него не было выбора. Ветер проникал под пальто, словно оно было бумажным. Руки онемели. Лицо горело. Он спотыкался, потому что ноги одеревенели. Когда Луис Пайпстоун остановился на дороге и подобрал их, когда он сказал им, что может довезти их до Гранд-Форкса, слезы от холода высохли и на душе потеплело. В Гранд-Форксе жил член мормонской церкви, который мог их принять. Они попросят Милду прислать их немногочисленные пожитки. Миссионеры постепенно оттаивали, ощущая прилив крови, молились о том, чтобы выдержать этот невыносимый огонь жизни, и знали, что Бог призвал их к еще большей радости.

Совы

Пока Барнс лил слезы в подушку, Луис Пайпстоун ехал на машине Джагги в Города, чтобы забрать «отставших бойцов». Так он их называл, потому что не мог избавиться от чувства вины. Он боролся с ним миля за милей. Промчавшись через Гранд-Форкс, Фарго и Фергус-Фоллс, он почувствовал, что это не помогло, и погнал дальше. Он пролетел через Роялтон и Сент-Клауд, но и это ничего не изменило. Луис знал, что, если бы он поехал в Вашингтон в составе делегации, все пошло бы по-другому. С Томасом все было бы в порядке. Во время остановки в Городах Луис сам отправился бы за сигарами. Он был уверен, что каким-то образом спас бы Томаса. Лишь когда он добрался до места и с большим трудом нашел нужную больницу, только когда ему разрешили прийти к Томасу в часы посещений, Луис почувствовал некоторое облегчение.

Его друг все еще лежал на больничной койке. Но, услышав шаги, он приподнялся и сел прямо, а когда увидел Луиса, оживился и расплылся в широченной улыбке, сверкнув золотыми зубами.

– Твои лошади, похоже, опять куда-то забрели!

– Я здесь как раз для того, чтобы загнать их в стойло, – отозвался Луис.

– Патрис говорит, будто ты повезешь меня домой с большой помпой.

– Раскатаю красную ковровую дорожку до самого автомобиля Джагги. И поедешь ты спереди, на почетном месте.

– Ты мог бы взять мою машину.

– Тогда Уэйд не смог бы гонять на ней по окрестным проселкам, как он делал все это время.

– Больше похоже на Шарло, ведь в семье главный водитель она.

– Ну ладно, Шарло. Значит, это она запихивала в машину своих подружек вместе с большим мешком муки. На днях она загружала его в багажник, я сам видел.

– Моя дочка.

Милли и Патрис вошли в палату вместе с медсестрой, заполняющей документы на выписку. Луис спустился, чтобы охранять машину.

По дороге домой, когда они ехали через заснеженные поля, сверкающие на ярком солнце, Томас попытался рассказать Луису о том, что произошло на вокзале, когда они с Мозесом пошли покупать сигары.

– Я ничего не почувствовал, когда упал на пол, но потом поднял глаза и увидел сов. Снежных сов, волной пролетевших надо мной. Их была целая стая. Конечно, Лабатт сказал бы, что они хотели меня убить, но я-то знаю: они примчались, желая уберечь меня от беды.

– Недурная история, – улыбнулся Луис. – Теперь мы будем называть тебя Человек-Сова.

– Я бы не возражал, – признался Томас. – Но я всего лишь скромная ондатра.

– Кстати, о Лабатте и совах. Это он взял на себя твои ночные дежурства?

– Он все еще ходит на них, насколько я знаю.

– А я слышал, будто он перестал, потому что какая-то сова пыталась залететь к нему в окно.

– Это моя сова. Она, должно быть, живет где-то поблизости и постоянно нападает на свое отражение в окне. Верно, думает, что другая сова занимается браконьерством на ее территории.

– Ну, она Лабатта здорово напугала. Он говорит, что ни за какие коврижки не станет больше дежурить в ночную смену.

– Может статься, виной тому был Родерик.

– Старина Родерик? Из школы-интерната?

– Он бродит поблизости. Не в плохом смысле. Он вселяет страх божий в Лабатта.

– Так вот почему он так ударился в религию. Джагги говорит, Лабатт теперь каждый божий день ходит на мессу и всегда причащается. Он хочет устроиться дворником при церкви и убирает снег на ведущей к ней дороге.

– Ну и дела, я буду скучать по Лабатту с его мрачными предсказаниями.

– Не волнуйся, – ответил Луис, – ты еще увидишь его, и у этого парня всегда найдется для тебя мрачное предсказание.

– Я скучаю по своей маленькой