Ночной сторож - Луиза Эрдрих

сестрой.

– Сестрой. О, Патрис!

– Ты хотела бы стать моею сестрой?

– Ну конечно.

Милли провела достаточно много интервью с индейцами, чтобы догадаться: стать названной сестрой кого-нибудь из народа чиппева было знаком особой дружбы и большой честью. Но по какой-то причине предложение Патрис не заставило ее почувствовать себя однозначно счастливой. Она была одновременно и рада, и почему-то разочарована. И ее чувства продолжили блуждать в тишине. Как бы ей ни было приятно, она чувствовала себя неуютно, и ей мало было стать сестрой Патрис. Это было похоже на то, как если бы чудесный геометрический узор вспыхнул перед ней и распался, прежде чем она смогла понять, из каких фигур он состоял.

Озеро, колодец и сверчки, стрекочущие в траве

Томас уплывал далеко и скользил во времени туда-сюда. Он рыбачил на озере, где увидел в воде Пикси. Она удивила его, подплыв к лодке. Он помог ей перевалиться через борт и улечься на дно. Она лежала там, задыхаясь. Нет, это он задыхался. Он был в больнице и был удивлен, что все еще находится в лодке. Она никогда не говорила, почему поплыла к нему, но он заметил на берегу парней, и даже издалека они выглядели чертовски шалыми. Вскоре после этого у Баки перекосило рот. Люди говорили, что лишь самый могущественный шаман может привести его перекошенный рот в порядок. То, что случилось с Баки, напугало других парней, которые рассказали правду о том, что произошло в машине. Значит, Томас знал. Если бы лицо этого молодого дурака не было изуродовано, Томас избил бы его как следует.

Томас еще некоторое время подрейфовал в белой постели, а затем снова оказался в лодке. Еще раз. На этот раз Пикси с ним не было. На западной стороне неба собиралась гроза. Но молнии пока не сверкали. Он поплыл к тому месту, где припарковал машину. Слишком поздно – порыв бури налетел на него, выбросил из лодки и поднял высоко в воздух. Когда он плюхнулся в воду, удар оказался таким сильным, что вышиб воздух из легких. Безмерно тяжелый, он начал тонуть. На этот раз как тогда, на вокзале. Он спустился до самого дна, но это было не дно озера.

Нет, он был снова на дне колодца.

Управление промышленно-строительными работами общественного назначения выделило деньги на оборудование для рытья колодцев в резервации, и они с Бибуном принялись за работу, используя лебедку и груду камней, которые собирали со своих полей в течение многих лет. Они начали в засушливом сентябре, намереваясь вырыть колодец достаточно глубоким, чтобы в нем всегда была вода. Правительство также предоставило железное кольцо. Они выкапывали землю внутри кольца и укрепляли края сверху камнями. По мере того как кольцо погружалось все глубже, они продолжали выкладывать камнями стенки колодца. Копали по очереди. Томас менялся местами с Бибуном, пока они не ушли под землю и не начали копать там. Томас копал, наполняя землей ведро, привязанное к лебедке, а Бибун поднимал его на поверхность и клал в него камни для укрепления стен.

Томас прошел тяжелый черный верхний слой почвы и углубился в глину. Это был прекрасный, жирный материал, необычайно плотный. Бибун принялся уговаривать Джулию прикатить тачку и набрать глины, чтобы потом сделать горшки. Но ее это не заинтересовало. На четвертый день Томаса уже тошнило от глины. Он ненавидел ее. За ночь та успевала закваситься в яме колодца, и когда он копал, кислая пыль оседала на языке. Нос был забит глинистой слизью. Легкие болели, а грудь сжималась. Он начал задаваться вопросом, не заполняет ли колодец какой-нибудь газ, от которого все сильней пахнет серой. Однако здесь, на больничной койке, особенно ночью, он начал находить в рытье колодца определенное утешение. Запах был сильный, но, возможно, это был спирт для протирания. А земля излучала тепло. В ней было очень уютно. Теперь он не испугался ее, и это его удивило, потому что когда он копал, то боялся.

К своему стыду, он даже иногда впадал в панику. Тогда он чувствовал, как от страха у него сжимается горло. Ему приходилось делать над собой усилие, чтобы не представлять, как земля проваливается под ним и поглощает его.

Иногда он думал, что скорее умрет, чем снова спустится в эту дыру.

Теперь это не имело значения. Ничто не могло причинить ему вреда. В лодке, в колодце, в постели он был в безопасности, потому что сейчас ничего не мог сделать, и ему не нужно было возвращаться в Вашингтон. Несмотря на ужасную возможность потерять жизнь или разум, это был отпуск. Верней, был бы, находись Роуз рядом. Ах, если бы только они лежали в его «нэше» на откидных задних сиденьях, которые так легко превращались в кровать, вместе, во время их второго медового месяца, и слушали, как сверчки стрекочут в траве.

Потолок

Две женщины лежали в постели и разговаривали, глядя через окно в туманное серое небо. Навестив Томаса и убедившись, что ему намного лучше, они купили овсянку. Каждая съела по целой миске с маслом, сахаром и корицей. Их желудки наполнились и потеплели. Холод стал не так заметен. Они были довольны жизнью. Милли заговорила о занятиях, которые она будет посещать в следующем семестре. Патрис долго слушала названия предметов.

– Что мне нужно сделать, если я захочу стать адвокатом? – спросила она, наконец.

Милли ей рассказала.

Между их словами то и дело наступали паузы, пока они просто лежали, плывя по течению времени. Иногда им казалось, будто они спят и разговаривают во сне. Наконец, и Патрис была в этом уверена, Милли окончательно отключилась, задышав медленно и глубоко. Теперь Патрис тоже могла задремать. Когда она погружалась в сон, из тьмы ночи возникло лицо Лесистой Горы. Резко дернувшись, Патрис пришла в сознание. После того случая в Вашингтоне, когда она в полусне вспомнила о нем, ей удавалось не думать о Лесистой Горе. Но все же они занимались любовью и смотрели друг другу в глаза. Они играли в детей и умывали друг другу лица снегом. Она любила его. Не так ли? Впрочем, откуда ей было знать?

Если бы Бетти Пай была рядом, она могла бы у нее спросить. Но не у Милли. У нее она спросить не могла. Поэтому Патрис продолжала размышлять о своих чувствах. Патрис не была, как она слышала в одном фильме, охвачена бурей чувств. Нет, она не хотела строить жизнь по лекалам, позаимствованным из фильмов. Она хотела точно знать, за кого ей следует выйти замуж. Разве это не должно быть очевидным? Возможно, подумала она, когда Вера вернется домой, все прояснится. Патрис не могла уйти, пока это не произошло. Все зависело от возвращения сестры. Да, Вера прояснила бы все.

Она снова задремала, а затем опять вздрогнула и проснулась. Ее глаза распахнулись, и она посмотрела в серое пространство перед собой. Патрис никогда не позволяла себе думать о том, что Вера может не вернуться. Она знала, как и Жаанат, что Вера жива и вернется. Где-то внизу проехала машина, и лучи ее фар закружились по потолку, который, как теперь заметила Патрис, был не гладким и бледным,