Ночной сторож - Луиза Эрдрих

в небе.

Томас вспомнил про булочку с вареньем в своем ланч-боксе. Роуз приготовила ему кофе, горячий и крепкий. Он покачал головой, вытер глаза и вернулся к прежнему занятию, подчеркивая слова в поздравительных открытках и добавляя собственные пожелания, аккуратно расставляя буквы, пока опять не пришло время пробить карточку и сделать последний ночной обход.

Племя чиппева из резервации Черепашьей горы не было уничтожено

* * *

Мой дед оправился от инсульта и продолжил работать над улучшением школьной системы в резервации, составлением Конституции Черепашьей горы, а также написанием и публикацией первой истории Черепашьих гор. Он был председателем племени до 1959 года. Его повысили в должности до инспектора по техническому обслуживанию, и он работал на заводе по производству драгоценных подшипников до выхода на пенсию в 1970 году.

* * *

В 1955 году женщины завода по производству драгоценных подшипников Черепашьей горы попытались объединиться в профсоюз. По словам моего деда, это подняло шумиху до самого Нью-Йорка. «Обвинения, упреки, выдумки, слухи, пророчества, угрозы и контругрозы летали в обе стороны плотно и быстро. Предлагались взятки в виде обедов – и были приняты». В конце концов объединение в профсоюз было отклонено. Однако повышение заработной платы было санкционировано немедленно. Строительство столовой было завершено. И работницам вернули перерыв на кофе.

Послесловие и благодарности

Письма моего деда

Аунишенаубай, он же Патрик Гурно, был председателем Консультативного комитета племени чиппева Черепашьей горы в середине 1950-х годов, считавшихся золотым веком Америки, но на самом деле это было время, когда действовали «законы Джима Кроу»[123], а американские индейцы преследовались властями. Наши традиционные религии были объявлены вне закона, наши земли постоянно и незаконно захватывались (это происходит даже сейчас) компаниями, занимающимися освоением природных ресурсов, наши языки находились в забвении благодаря деятельности государственных школ-интернатов. Наши лидеры также были подотчетны правительственным чиновникам, стремившимся к ассимиляции индейцев. В качестве примера просто посмотрите на «консультативный комитет», как его называл мой дед. Он и его собратья по племени почти не имели власти. Их задачей было консультировать Бюро по делам индейцев, но они пользовались любой возможностью, чтобы представлять свой народ. 1950-е годы были временем, когда клочки земли и остатки прав, гарантированных договором с правительством, были легкой добычей. Во времена послевоенного жилищного бума изумительные леса резерваций Кламат и Меномини[124] были особенно востребованы. Не случайно, что эти племена оказались в числе первых пяти, намеченных к ликвидации.

Мой дед в 1953 и 1954 годах написал серию удивительных писем. Они были адресованы моим родителям. Мать отдала их мне на хранение, потому что я родилась в 1954 году. Патрик Гурно учился в государственных школах-интернатах Форт-Тоттен, Хаскелл и Вахпетон[125]. Письма написаны изящным «почерком школы-интерната», знакомым тем, кто обучался по методу Палмера. Они наполнены замечательными, забавными, разрушающими стереотипы эпизодами из жизни резервации. В совокупности они составляют портрет чрезвычайно гуманного интеллектуала, а также глубоко религиозного патриота и семьянина.

Мой дед, для которого оджибвемовин[126] являлся родным языком, был сыном Киишкемунишива, Зимородка, и внуком Джозефа Гурно, Касигивита, главного воина племени пембина народа оджибве. Они жили охотой на бизонов на равнинах Монтаны. Мой дед принадлежал к первому поколению, родившемуся в резервации. Его семья совершила отчаянный, трудный переход к сельскому хозяйству. В конце концов они добились успеха. Патрик писал о своем великолепном огороде, восхищался деталями, такими как столистные розы, которые он выращивал для красоты, и рассказывал истории о том, как он сажал овес, но почему-то вырастал лен. Он записывал забавные вещи, которые говорили его дети, и признавался в любви к своей жене Мэри Сесилии Лефавор. Он рассказывал моим родителям и о тревогах, которые осложняли его работу в качестве председателя консультативного комитета. В то время, когда он писал, за эту работу платили тридцать долларов в месяц, но племя было на мели, а потому он не получал и эту зарплату. Получив известие о законопроекте, где говорилось о ликвидации резерваций, он сразу понял, что это, как его потом назвали, новый фронт войны с индейцами.

«Сей законопроект, если он будет принят, приведет к ликвидации наших последних владений на этом континенте, уничтожит наше достоинство и положит конец уважительному отношению к нам как первым жителям этой богатой земли», – заявил Джо Гарри, тогдашний президент Национального конгресса американских индейцев.

«Этот новый законопроект – худшее, что может случиться с индейцами», – добавил мой дед.

Хотя я много раз читала его письма в поисках утешения или вдохновения, в конце концов я решила перечитать его письма вместе с исследованием, посвященным эпохе борьбы с политикой прекращения договоров с индейцами. Как только я это сделала, сопоставив тщательно датированные письма со сроками прохождения законопроекта, который давал племенам всего несколько месяцев для подготовки ответа конгрессу, я поняла, что мой дед – вместе с другими членами племени, его проницательными друзьями, такими как Мартин «Страй Пес» Кросс, и союзниками, не являющимися индейцами, – совершил нечто, изменившее траекторию курса на прекращение действия договоров, и бросил вызов безжалостной силе федеральных властей, намеревающихся нарушить неприкосновенные и непреложные юридические обещания, данные в договорах, заключенных между двумя нациями. Из племен, намеченных к ликвидации, племя Черепашьей горы было первым. Вот что стояло за шутками моего деда. Он был неугомонен. Писал всю ночь и посещал собрания все дни напролет. Иногда он спал всего двенадцать часов в неделю. Я знала, чего стоило ему, нашей семье и всей Стране индейцев[127] его стремление к, казалось бы, невыполнимой задаче – отмене ликвидации племени.

В общей сложности 113 племен пострадали от катастрофы прекращения договоров. Было потеряно 1,4 миллиона акров племенных земель. Богатство перетекало в жадные руки частных корпораций, в то время как многие люди в племенах умирали рано и в нищете. Ни одно племя не получило прибыли. В конечном итоге 78 племен, в том числе племя меномини, возглавляемое Адой Дир[128], возвратили утраченное федеральное признание; 10 племен получили признание штата, но не федеральное; 31 племя осталось без земли; 24 племени считаются вымершими. Недавние мемуары Ады Дир «Изменение ситуации: моя борьба за права коренных народов и социальную справедливость» – отличный материал на эту тему.

Большая часть этой книги была написана под влиянием сильных эмоций, когда я вспоминала горе, пережитое моей бабушкой, а также братьями и сестрами моей матери. Продолжающиеся политические баталии взяли свое, и здоровье моего дедушки пошатнулось. В конце концов он пережил длительный упадок сил. И все же Патрик Гурно никогда не переставал быть веселым, оптимистичным и добрым. Я надеюсь, что эта книга отражает его великодушие. Кроме того, мне нравится думать, что усилия народа Черепашьей горы помогли другим индейцам преодолеть долгий кошмар ликвидации племен. В 1970 году Ричард Никсон обратился к конгрессу и призвал положить конец этой политике. Пять лет спустя началась новая эра самоопределения коренных народов.

Есть много людей, которых мне нужно поблагодарить. Прежде всего Патрика и Мэри Гурно и замечательных детей, которых они вырастили, включая мою маму, Риту Гурно Эрдрич, художницу, тщательно хранившую письма моего дедушки и отпечатанные на ротаторе отчеты председателя совета племени, содержащие его статьи и шутки. Спасибо моей дорогой тете и другу Долорес Гурно Мэнсон, моим тете Мадонне Оуэн и дяде Дуайту Гурно, который всю свою жизнь служил