Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников

под нос наганы, приказал:

— Жить хочешь?.. Выдавай Цируля. Он где-то здесь спрятался. И Пригодинского давай. Тогда будешь жить. Мы ими прикроемся и отойдем.

Ошеломленный агент взирал на Маслова, как на сумасшедшего.

— Послушай, — начал Зернов, — ведь ты...

— Э-э-э!.. Что было, то быльем поросло. Сейчас мой бог — полковник Осипов, диктатор и главнокомандующий!

— Осипов?! — ахнул Зернов.

— Собственной персоной. Переходи на нашу сторону, не пожалеешь. Ну... Где тут Цируль?

Долговязый и инфантильный Маслов рухнул на пол, выронив наганы. Это Зернов, умеющий запросто наматывать на кулак кочерги, обрушил свой кулачище на переносицу провокатора.

Разбив стекла, в окно впрыгнул Соколовский, тоже могучий силач. Он помог Зернову связать предателя. Едва управились, мятежники, перебив охрану в коридоре, стали ломиться в дежурную комнату. Зернов уложил из нагана двоих, радостно вскинул руки — и упал, сраженный пулей. Соколовский открыл огонь из маузера. Оборонялся успешно.

...В это же время начальник угрозыска Пригодинский поднял в атаку тридцать человек, атаковав бандитов, залегших во дворе. Напор был всесокрушающий. Мятежники бросились наутек. Девять негодяев, пытавшихся сопротивляться, Пригодинский приказал немедленно расстрелять.

Оставшиеся в живых бросили оружие, подняли руки, их немедленно водворили в камеры, из которых они совсем недавно выпустили около шестидесяти душегубов.

Пока шло сражение во дворе, Маслов, пришедший в себя, увидев, что Соколовский ринулся на помощь товарищам, ведущим бой, сумел развязаться, взбежал по пожарной лестнице на крышу, затем спрыгнул в сад и бросился со всех ног куда глаза глядят.

Работники уголовного розыска торжествовали победу. Далась она им, однако, дорогой ценой. Погибли товарищи, замечательные пламенные большевики, просто хорошие люди.

Едва была разгромлена масловская банда, отошла к зданию уголовного розыска группа Цируля — Аракелова.

— Живем! — ликовал Пригодинский. — Черта лысого они теперь одолеют.

— Рано ликовать, — оборвал его Цируль. — Что телефонная связь?

— Белобандиты телефонную станцию захватили, — виновато заморгал глазами Александр Степанович. — Нет связи.

— Ну вот... Значит, радоваться рановато. Распорядитесь занять круговую оборону.

Мятежники овладели почти всем городом. В руках Советов оставались лишь крепость, «Рабочая крепость» (Главные железнодорожные мастерские) и уголовный розыск на улице Шахризябской.

Осипов, подкрепившись с утра стаканом коньяку, хорохорился:

— Еще один удар, и амба Советам!.. Капитан Ботт, немедленно отправить телеграмму командиру Казанского полка, на Закаспийский фронт. Пиши... «Выехать с полком в город Ташкент в распоряжение мое».

— Так точно, записал, господин диктатор. Гениально!

— С чего решил что гениально?!

— Боевой полк. И еще... Он же фронт обнажит. В дыру и хлынут англичане с белогвардейцами. Нам на помощь!

— Ха! — удивился Осипов. — Из молодых, да ранний. Соображаешь. Однако займемся другим. Где мои белоснежные генералы, а?

— Воюют. Кто возле мастерских, кто блокирует крепость, кто на уголовный розыск наседает.

— Служаки. А как насчет комиссаров? Взяли еще кого-нибудь? Неужели больше никого не взяли?

— Взяли! — радостно воскликнул Ботт. — Качуринера на кучу уложили. Схватили на улице.

— Мишу... — задумчиво произнес Осипов. Перед его мысленным взором возник образ убитого комиссара. Красивый, с тонкими чертами лица юноша в поношенном пиджаке и расстегнутой косоворотке. Очки, как у Чернышевского, продолговатые. Тоже ученый человек, хотя ему всего двадцать два года... Было!.. Двадцать два...

«Диктатор» вдруг вздрогнул, увидев окровавленный труп с благородными чертами лица. Он лежал навзничь на зловонной куче и иронически улыбался, глядя на Осипова.

— Чур!.. — прошептал заговорщик.

— Что-с? — не понял Ботт.

— Ничего... Ты не уходи, Женька. Мне одному... не управиться. И Стремковского разыщи... Нет, скажи, чтобы разыскали. Ты же со мной... Понимаешь, со мной. Мой личный адъютант.

В городе трещали выстрелы. Светало. И запыхавшиеся посыльные сообщали весть за вестью.

— Передал, господин главком, вашу записку Белову. Он ответил: «Это уже третья. Пусть не надеется. Когда защитники крепости узнали о расстреле комиссаров, они потребовали разгромить осиповское логово. Я это и сделаю. Но в нужное время».

— Ваше приказание, господин полковник, выполнено. Высланы пулеметные команды для перекрытия железнодорожных и шоссейных дорог с целью недопущения в Ташкент красных резервов.

— Перебежчик из «Рабочей крепости» сообщает: узнав о расстреле комиссаров, о гибели правительства, рабочие Главных железнодорожных мастерских пришли в ярость... Потребовали создания временного революционного органа. Сейчас они его там и формируют. Повстанцев объявили мятежниками и вне закона...

— Хватит! — оборвал посыльного Осипов.

Что же получается?.. Рабочие мастерских нередко сердились на некоторые решения большевистских комиссаров. Да и большевиков в мастерских осталось — кот наплакал: в основном все они ушли на фронт. И эсеров там пруд пруди. А обычные, беспартийные люди, работяги, терзаемые голодом... Они тоже за большевиков!.. Непостижимо.

— В Главных железнодорожных мастерских сосредотачиваются вооруженные отряды рабочих, Четвертого Туркестанского полка, курсанты и командиры Оренбургской школы военных инструкторов...

— Записка от Колузаева!..

Осипов встрепенулся.

— Давай!

Дрожащими руками развернул... «Осипову, главарю мятежников. Предлагаю сложить оружие. Для подтверждения сказанного сообщаю: как только рабочие узнали о расстреле вами комиссаров, они потребовали, чтобы их вооружили и бросили на подавление мятежа. Еще есть время одуматься. Я пока уговорил не выступать с оружием в руках. Создали Временный военно-революционный Совет в составе 37 человек. Это новое правительство. Большинство — эсеры. Я — командующий войсками. Советую все взвесить».

«Диктатор» почувствовал, что ультиматум Колузаева, вновь испеченного командующего войсками, — фикция. Гришка советует все взвесить. Это хорошо. Значит, не забыл Гришка нашего разговора за бутылкой водки, когда я предлагал ему перейти под мое начало. Он, правда, из таких же, как и я. Но я опередил. Пусть неудачник плачет. Он злобствует. И он выжидает — чья возьмет?

— Капитан Ботт, приказываю: именем моим задержать на станции Кауфманская эшелоны, идущие с Ферганского фронта, во главе с Солькиным... — Иуда запнулся. Он вдруг отчетливо сообразил: Саша Солькин, милый юноша, второй председатель ТуркЦИКа, — приемный сын Николая Васильевича Шумилова, женатого на большевичке Лукии Ивановне Солькиной!.. Женатого!.. Был женат. Теперь она вдова. А Солькин — сирота. А сейчас Шумилов лежит, окровавленный, на куче. И его сын спешит на помощь отцу!..

Осипов оглядел кабинет, Ботта, порученцев шалыми глазами. Не таясь, вытащил бутылку, хватанул стакан.

— Как обстановка?

Кто-то произнес испуганно:

— Со всех сторон к большевикам подкрепления жмут. А Казанский полк и не думает покидать Закаспийский фронт.

— Перекрыть все пути, послать туда новые пулеметные команды! — истерически вскричал «диктатор».

В зданиях кадетского корпуса расположился госпиталь имени Полторацкого. В