Опасная привычка заглядывать в окна - Елена Костадинова

Первая моя мысль: «Завтра надо позвонить в Игорю в МЧС, и спросить о девушках, которые выбросились с девятого этажа во время пожара в микрорайоне Солнечный. Это отличная информашка!».

Вторая мысль: «Какая же я сволочь!»…

Глава 3

Вторник-Среда. Повешенный в нашем кабинете. Неровный пульс летника. Меня «накрывает». В окно заглядываю я. Табличку на повешенном кто-то меняет. Мои журналистские «ляпы». Взаимные обвинения.

Жирафа повесили во вторник утром. Утречко было серенькое, проснулся я с ватной головой и на работу ехал, повиснув на дерматиновом ремне в набитом автобусе, полуприкрыв глаза и почти что засыпая. Я сдуру сел не в маршрутку и на работу приехал уже усталый. Усталый и сонный я достал ключ, кивнув Валерке, который, как никогда, явился вовремя (обычно опаздывает). Дверь послушно открылась, и я проснулся, получив по носу оранжевой игрушкой, висевшей на присоске, прикрепленной к притолоке. Валерка вовремя отшатнулся и жираф пролетел мимо.

Табличка, прилепленная скотчем к груди повешенного животного, вопрошала:

«За что повесили жирафа»?

– Ну, ясно, за шею… – пробормотал я, пытаясь отодрать присоску. Взгляд мой, обращенный к Валерке, был полон недоумения.

– Чего ты на меня смотришь? – взвился Валерка, – Это не я! Но мне нравится, пусть висит. Цветовой удар!

Я Валерке не поверил, но спорить не стал. Игрушка была забавная, почему-то сплошь оранжевая, без жирафьих черных пятен.

– Сейчас у нас все полюбуются труп-пом, – замогильным голосом прогудел оживившийся Валерка, набирая по местному отдел социальных проблем, и тут же, сменив тон, запел в трубку.

– Раечка, ты к нам не зайдешь? Ну, чего-чего… Покурить. Да есть у меня сигареты! Я о ближнем заботился, а ты меня так превратно… Ну, ждем.

Тут он был прав. Сигареты мы курили свои, потому что недавно заимели такую «негритянскую» работу, которая давала нам приличный заработок. Один местный нувориш, от которого вечно несло сложной гаммой запахов семги, пива и «Хьюго Босс», владелец семи или восьми рыбных магазинов и вообще крутой бизнесмен решил увековечить себя и свое семейство в книжке, типа «Этапы большого пути». Это было нечто вроде мемуаров, написанных, ясное дело, от его имени.

Задание было сложным. Суть дела, которое заключалось в: «Украл, выпил, но в тюрьму не сел, а продолжаю пить, жрать, спать с малолетками и летать на Сейшелы»…нужно было представить конфеткой с совершенно противоположной начинкой: «Учился, воевал в Афгане, опять учился, женился раз и навсегда, обожает дочку…». И растянуть эту конфетку-тянучку нужно было на двести страниц. Потому как нувориш имел депутатский мандат, и без книжки со своей фамилией на обложке ему, его такая бурная и богатая жизнь была не в радость. Да, задание было сложным. Но зато мы курили свои.

Мы плотней прижали присоску, прикрыли дверь, мониторы замерцали на столах, и внимание свое мы подчеркнуто отдали родным компьютерам. Пока от дверей не послышалось.

– Ой! – Раечка получила жирафом по лбу.

– Ну, чего вы еще выдумали? – затараторила Раиса, разглядывая табличку, – за что повесили? – на узком раисином лобике появились морщинки, – может он преступник?

Раечка вопросительно глянула на нас.

– Не иначе, – ответил Валерка, галантно вручая даме обещанную сигарету.

– Вот видишь, Раечка, кто-то повесил. Жуков не признается. Просто тайна какая-то! Как ты думаешь, Раиса, кто мог сделать слепок ключа от нашего кабинета, – в голосе Валерки зазвучала неподдельная озабоченность.

У Раечки от любопытства заострился носик.

– Как слепок?!

– Ну, а как еще злоумышленник мог повесить здесь это многострадальное животное?

– Ой, ты врешь, Валерий, но я всех поспрашиваю. – Раиса быстренько докурила и пошла по редакции рассказывать, что кто-то сделал слепок ключа кабинета отделов информации и экономики и повесил Жукову и Яровому игрушку.

Дело было сделано. Дальнейшие звонки были излишни. Весть разнесется за полчаса, если определить Раисе по пять минут на каждый из редакционных кабинетов. Мы всегда пользовались Раисой, когда нужно было запустить в дружный коллектив какую-нибудь информацию. Или дезинформацию. Особенную скорость распространению придавали наши просьбы никому не говорить то, о чем услышала.

Обычно пишущая братия делится на тех, кто говорит и тех, кто пишет. Первым нужно идти на телевидение и радио, молчунам, естественно, в газету. Раиса же была феномен. Ее голосочек и икающий смех доносился то из одного, то из другого кабинета, в конце же месяца у нее оказывалось больше всего гонорара. Писала она бездарно, но приемлемо для нашего шефа. Приемлемость же сия была заслугой нашего ответственного секретаря Олега Петровича, который просто не пропускал откровенные Раисины ляпы. За что, потакая его слабости, Раиса выставляла в день зарплаты Олегу Петровичу пузырь.

Ответсек же, совесть которого страдала от продажности, заваливал с пузырем к нам и желчно повествовал об очередных Раисиных безграмотностях и нелепостях. А мы гнусно хихикали, подливая друг другу.

Я удивлялся, что у Валерки еще есть настроение заниматься хохмами вроде жирафа. Во-первых, в нашу налажено-наезженную жизнь ворвалась эта странная коммуна и при всем желании от расследования мы уже отмахнуться не могли, друг перед другом было бы стыдно. Во-вторых, на нас висела наша «негритянка», которая высасывала не столько физические, сколько моральные наши силы. Но кто-то же повесил жирафа. Я точно знал, что не я.

– Отчитываюсь по аптеке, – сказал Валерка, прерывая мои размышления

– Давай, давай – подбодрил я.

_ Значит так, коммунарские травы в аптеке товар не первой необходимости, стоят копейки. А знаешь, что самое интересное? Коммуна, состоящая, как ты говоришь, из семидесяти мужчин и сорока женщин, сдает в месяц триста стограммовых пакетиков трав.

– И эта аптека единственный рынок сбыта для коммунаров. Я это узнал еще у шофера.

Интересная картинка вырисовывалась: сто десять человек отправляются утром в лес, приходят поздно – усталые и голодные (я это видел собственными глазами), а «на гора» выдают всего ничего!

Сто десять человек нужно кормить. Ну, медок продадут, хотя об этом председатель не упоминал… Он все время упирал на экологическую чистоту своей продукции и спрос на нее «в аптеках нашего города».

Как ни крути, у коммунаров должны были быть побочные доходы и немалые. По нынешним ценам, вся их прибыль от травок съедалась бы за пару дней.

В какой уже раз за свою журналистскую жизнь, я подумал, как поверхностно мы делаем материалы. Если б не горящая птица в лесу и ночные разговоры, кошмарные своей непонятностью, разве я, поехавший в коммуну по просьбе шефа, стал бы ковыряться в жизни этих людей основательно? Это уж так «стеклись обстоятельства» (как однажды написала Раиса).

Порассуждав о возможных нечистых доходах коммунаров, мы постановили, что на выходные я еду в медовый рай с десятком экземпляров нашей газеты в качестве пропуска.

Наши рассуждения прервал телефонный звонок. Олег Петрович спрашивал, что это мелет Раиса, какие жирафы и какие слепки?

– А вот зайдите к нам, – пригласил я, – просто тайна какая-то, Яровой не признается, а кто-то же повесил…

Мы снова прикрыли дверь, хотя обычно делаем это только в определенных случаях, как-то посиделки с пивом и коньяком. Мониторы опять стали объектом нашего пристального внимания.

Маленький Олег Петрович получил жирафом по лысине. Засиживаться у нас ему было недосуг, потому что сегодня был газетный день. Он выкурил сигарету, поведал, что у писучей Раисы в этом месяце опять больше всех гонорара.

– И вообще, не валяйте ваньку, делайте материал в следующий номер.

– За что повесили… пробурчал он, уходя, – за дело.

Яровой уехал на задание, а я звякнул в МЧС Игорю Петрову и все узнал про пожар. Оказывается, загорелось в коридоре, похоже проводка. Семья – отец, мать, двое девчонок – 19 и 17 лет были в комнате, дверь в коридор закрыта. Отец умудрился открыть дверь в коридор, огонь рванул в комнату – девчонки спрыгнули с девятого этажа, обе – насмерть. Мать была в спальне – угорела, но жива. Отец в реанимации – 80 процентов поражения – не жилец. Девчонки были очень хорошие, соседи в шоке. В живых остался их брат – пьяница и забулдыга. Вот такая высшая справедливость.

Я живо написал информашку, стыдно радуясь, что это будет эксклюзив – никто из наших конкурентов воочию это не видел – а я знал точное время происшествия, красочно описал в подробностях и горящую юбку, и крик. Все, что хавает пипл и не давится.

Прошагав по коридору в компьютерный, я оставил Алине на столе листок с информашкой с пометкой «Срочно в номер». Нашей красавица за столом не было – видимо у нее были более неотложные дела, матримониальные.