Превратности любви. Психоаналитические истории - Валерий Лейбин

Словом, меня трудно было сбить с пути праведного даже тогда, когда приходилось иметь дело с молодыми красивыми девушками.

Не скрою, мне всегда нравилось работать с прелестными женщинами. Я получал какое-то особое удовольствие от общения с ними. Но это не мешало моей профессиональной деятельности. Скорее, наоборот, способствовало росту как терапевта, поскольку чаще всего меня посещало творческое вдохновение.

Не жалея сил и времени, я отдавался любимому делу. С головой уходил в свою работу. Благодарил судьбу за то, что некогда выбрал профессию психоаналитика, позволяющую сочетать приятное с полезным.

Разумеется, у меня были моменты, когда я проклинал себя за каторжный труд. Все время привязан к пациентам и не можешь себе позволить лишнего, не говоря уже о дефиците свободного времени.

Особенно тяжело было работать с капризными или совершенно невменяемыми пациентами. Причем несмотря на все свои старания, подчас приходилось оказываться в дурацком положении, когда не удавалось излечить пациента до конца.

И тем не менее я упивался сознанием того, что занят исключительно полезным трудом. Многие пациенты были мне благодарны за то, что я вытаскивал их из депрессии и они становились вновь жизнеспособными. В таких случаях так и хотелось сказать себе: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!»

Правда, с годами я становился все более уравновешенным и спокойным. Не поддавался отчаянию, если что-то не получалось. Не предавался эйфории в случае несомненного успеха.

Словом, работал. По мере сил и профессионального роста помогал тем, кто обращался ко мне за терапевтической помощью. Укреплял свое материальное положение и чаще всего пребывал в хорошем настроении.

В тот раз, когда ко мне пришла очередная пациентка, я только что вернулся из краткосрочного отпуска, который провел на море. Был загорелым, веселым и свежим, как только что снятый с грядки огурчик.

Накануне мне позвонил мужчина и, представившись, солидным голосом пояснил, что ему рекомендовали меня в качестве знающего свое дело психоаналитика.

Когда я спросил, что заставило его обратиться ко мне, он пояснил, что речь идет не о нем самом, а о его жене, психическое состояние которой вызывает у него беспокойство.

На мой вопрос, что его конкретно беспокоит, мужской голос в трубке выдержал паузу и сказал, что речь идет о внезапном ухудшении здоровья его жены, причин которого он не ведает. Он лишь выражает надежду на то, что опытный специалист сможет не только выявить эти причины, но и помочь обрести его жене покой и былое, нормальное состояние духа.

– Моя жена, – завершил мужчина свой разговор, – позвонит вам, чтобы договориться о времени встречи, когда вы сможете принять ее на консультацию. О гонораре можете не беспокоиться. Я готов заплатить любую сумму, лишь бы моя жена снова стала здоровой.

Спустя несколько часов она, назовем ее Кариной, позвонила мне по телефону и попросила принять на консультацию. Мы договорились о встрече, которая состоялась через два дня.

В назначенное время ко мне в кабинет вошла потрясающе красивая женщина. На вид ей было лет 27–29. На самом деле, как потом оказалось, она переступила свой 35-летний рубеж.

Стройная, с высокой грудью и такими отточенными, словно скульптор прошелся резцом по великолепному материалу, чертами лица, что я на мгновение застыл.

Карина легко, непринужденно и одновременно величаво села в предложенное ей кресло. Ничуть не смущаясь, она заговорила о том, что привело ее ко мне.

Я смотрел на нее и думал: «О Боже! Какая неземная красота! И у такой красавицы есть еще какие-то проблемы!»

Но по мере того как я стал улавливать суть ее рассказа, стала очевидна прописная истина. Несмотря на расхожее мнение, что красавицы легко устраиваются в жизни, именно у них-то и бывают серьезные проблемы, о которых не подозревают окружающие их люди.

В терапии не раз приходилось сталкиваться с подобной ситуацией. Во всяком случае, у меня это было не впервые, когда красивые женщины не могли никак понять, что с ними происходит и почему так неудачно складывается их жизнь.

Однако на этот раз передо мной сидела богиня, чей образ не вписывался в мои предшествующие, почерпнутые из личной жизни и терапии представления о женщине как таковой.

У меня было такое ощущение, что где-то раньше я видел Карину. Но где именно, никак не мог вспомнить. В закоулках моей памяти всплывали различные сюжеты, но они никак не соотносились с изящной фигурой и необычайно красивым лицом Карины.

Нет, я не был лично знаком с нею ранее. Если бы я встретил ее в студенческие или более зрелые годы, то, несомненно, приложил бы все усилия, чтобы Карина стала моей женой.

С такой красавицей не только не стыдно выйти в люди, но можно получать наслаждение всю оставшуюся жизнь, лишь только любуясь ею, не говоря уже о возможности обладания ни с чем не сравнимым драгоценным цветком.

Все это промелькнуло в моей голове, но я так и не вспомнил, где мог видеть ранее Карину.

Между тем она спокойно, даже отстраненно, как будто речь шла не о ней самой, а о ком-то другом, рассказала следующее.

Она более десяти лет замужем. Материально ни в чем не нуждается. Предпочитает жить в загородном доме, хотя часто приходится пребывать в столице, поскольку вынуждена ходить с мужем на различные мероприятия, будь то выставки, презентации, необходимые ему деловые встречи.

Внешне все вроде бы более чем благополучно. Но в последнее время все чаще ощущает какую-то пустоту внутри себя.

Ничего не хочется, ничто не вызывает интереса. Провал, бездна, безвременье. Вынужденная маска счастливой женщины для окружающих людей и непереносимое одиночество в душе, особенно наедине с собой.

Недавно узнала о нелепой гибели одного знакомого, попавшего в автомобильную катастрофу. Известие об этом оказалось для нее таким непереносимым, что ей не хочется жить.

Опасается, что однажды не выдержит такой жизни и сделает что-то непоправимое. Ей в принципе все равно, поскольку она не боится смерти, и с некоторых пор жизнь ей совсем опостылела.

Единственное, что ее удерживает в этой жизни, так это муж, который ее безумно любит. Она не хотела бы причинять ему боль и страдания. И это он уговорил ее обратиться к психоаналитику.

Однако она сомневается, что консультация или, возможно, дальнейшая терапия смогут что-либо изменить в ее жизни.

– А муж? – спросил я осторожно Карину. – Разве не может помочь вам самый близкий для вас человек?

Она на секунду опустила глаза вниз, затем вновь посмотрела на меня таким непонимающе-щемящим, пронзительно-раздирающим душу взглядом, что у меня неожиданно защемило сердце.

Я даже не понял, что произошло со мной. Пожалуй, впервые в жизни при встрече с пациенткой я оказался в таком непонятном для меня самого смущении, которое мне не довелось испытывать ранее. Карина не отвечала на мой вопрос, а я не решался задать его снова. Так мы и сидели молча, глядя друг другу в глаза, в которых отражалось бог знает что.

В ее бесподобных бездонно голубых глазах не было ни страха, ни отчаяния, ни какого-либо напряжения. Они выражали лишь скрытую, глубоко затаенную боль раненой грациозной лани, в легком и изящном прыжке оторвавшейся от земли, но неожиданно подстреленной невесть откуда прилетевшей пулей.

Не знаю, что Карина могла увидеть в моих глазах, если она была способна вообще что-то увидеть. Но я испытывал крайнее смятение от ее незащищенного, по-детски доверчивого и в то же время болезненно-загнанного взгляда.

Прошло несколько показавшихся мне вечностью минут, прежде чем я стряхнул с себя непонятное наваждение. Только позднее, после ее ухода, до меня дошло, что я автоматически задавал Карине стандартные для первой встречи с пациентом вопросы, на которые она отвечала сдержанно, обреченно, но в то же время с каким-то удивительным достоинством. Возможно, к концу консультации я сказал ей что-то разумное, побудившее ее начать ходить в анализ.

Но если вы спросите меня сейчас, что именно я говорил этой прелестной, но глубоко страдающей женщине, то, честно говоря, не смогу вам ответить. Не смогу ответить по той простой причине, что ничего не запомнил тогда, поскольку находился в какой-то прострации. Единственное, что отложилось в памяти, так это мое искреннее желание помочь Карине, хотя я еще не понимал, в чем именно.

В свою очередь, она согласилась ходить на анализ три раза в неделю, по возможности с изменяющимся графиком часов посещения, в зависимости от тех обстоятельств, над которыми она не властна. Скажу откровенно. Я с нетерпением ждал ее следующего прихода.

Прошедшие после первой встречи с Кариной два дня были как в тумане. Я что-то делал по дому, обсуждал какие-то бытовые проблемы с женой, принимал пациентов. Но все это время был сам не свой, поскольку облик Карины и ее наполненные болью прекрасные глаза преследовали меня повсюду.