Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошая военная лирика, – отметил Шабельский.
– Недурно, – отметил Космин.
– Или вот еще, его же:
Я люблю кровавый бой,Я рожден для службы царской.Сабля, водка, конь гусарский,С вами век мой золотой.
– И все же хотелось бы услышать ваши стихи, ротмистр, – попросил Шабельский.
– Попробую, господа, – отвечал тот севшим, пропитым голосом, покрутил кончик уса и стал читать:
Жизнь свята, но зияет ранами;Не уйти от любви, войны.Малодушья не скрыть обманами,Не укрыться юбкой жены.И душа солдатская проситсяВ бой. Со смертью играть, ворожить.Ну а выжил, сильнее хочетсяИ любить, и гулять, и жить.
Гаджибеклинский еще некоторое время читал свои стихи. Но потом разговор, как всегда это бывает в подпивших мужских компаниях, переключился на тему женщин. И тут Космин заметил, что поручик Новиков, увлекшись этой темой, сам собой, как бы невзначай разливает очередную порцию по стаканам. Раненый и уставший корнет уже дремал, сидя на скамье, покачиваясь и склоняясь головой на грудь.
«Вот и второй джинн», – подумал про себя унтер, вспоминая сквозь хмель восточную сказку «Волшебная лампа Алладина».
– Эй, красавица, а принеси-ка нам моченых яблочек! – крикнул совсем захмелевший Пазухин, подзывая украинку-молодку.
– В этих деревнях и селах готовят удивительные моченые яблоки, господа, – промолвил он, обратился он к офицерам.
– Такому панычу не тильки яблок, но и ниче другого не жалко, – со смешком промолвила девушка, подметавшая влажным полынным веником полы в хате.
Затем она быстро вышла, прихватив с собой глиняную миску и рушник, висевший у печи. Минут через пять молодка вновь появилась в дверях, неся миску, обернутую рушником и наполненную желтоватыми, морщинистыми мочеными яблоками. Когда она подошла к столу, Пазухин почти незаметно, но ловко огладил ее по талии и заду. Та поставила миску на стол, не выказав сопротивления. Компания пьяных офицеров заулыбалась. «Денис Давыдов» покрутил правый ус и завистливо глянул на корнета. Тот же, словно не замечая, с деловым видом порылся во внутреннем нагрудном кармане шинели, достал оттуда серебряный рубль. Затем охватил запястье ее правой руки и, влюблено-пьяно заглядывая в глаза, нежно вложил монету ей в ладонь.
– Да награди тя Господь, паныч, – смущенно промолвила та и быстро отошла от стола к печи. Все закусили яблоками. Те действительно были хороши.
После принятия четвертой половины стакана самогон сильно ударил в голову унтер-офицеру Космину. Он положил руки на стол, скрестил их и опустил на них голову. Ему приснился сон, что он – мальчишка – оказался за большим столом в подземном, полутемном царстве гномов и троллей. Горели и потрескивали факелы, пахло смолой, медом и еще чем-то печеным от очага. Все было как в детстве. Старуха с темными внимательными глазами, сидевшая за печкой, оказалась мудрой седоволосой бабой-ягой, что шептала то ли какие-то молитвы, то ли заклинания. Голоса, слышимые Кириллом сквозь пьяный сон, были причудливы, искажены и забавны.
– Но была эта принцесса влюблена в юного принца с соседней улицы, – рассказывал лысый тролль средних лет с большими черными усами и бородой, – но принц оказался наследником солидного капитала и вскоре уехал в Париж. Принцесса же изменила имя, фамилию и сбежала, – продолжал он.
– А что же наш молодой человек? – баритоном спросил гном средних лет.
– Не иначе он стал совсем плох. Дать бы ему холодного молока испить, вмиг воскреснет! – посетовал молодой гном со светлыми усами.
– Батенька, а зачем тогда зелье пить? – опять баритоном вставил тролль постарше.
– Нет, господа, от этого дела самое лучшее – холодный огуречный рассол или холодный квас из погреба, – встрял в разговор молоденький гномик, выскочивший из-под стола.
– Наберут щенков в армию, а молока не дают, – подытожил лысый, усатый тролль.
– Космин, проснитесь, ночь на дворе! – громко сказал кто-то.
– Да это же они обо мне говорят! – подумал Кирилл, просыпаясь, подняв голову и очумело открыв пьяные глаза.
– Эй, Гриценко, быстро ведро холодной воды из криницы, дай умыться господину унтеру. Да следом седлай двух коней и поедешь сопровождающим на 1-ю батарею, – прокричал Пазухин через открытую дверь на улицу.
* * *Ведро холодной колодезной воды, вылитое на голову, прохладная июньская ночь, верховая езда с ветерком неплохо освежили и привели в чувство Космина. Он прибыл на батарею, разбившую бивак на южном склоне все того же холма, запыленный, бодрый, молодой, но хмельной, и предстал в офицерской палатке пред очи усталого Горста, когда тот уже собирался отходить ко сну.
– Господин капитан, ваше приказание выполнено, осмотр позиций и батареи противника, разбитых нашими орудиями, произведен, – ничтоже сумняшеся, но слегка заплетающимся языком доложил унтер, прикладывая руку к козырьку фуражки.
– Где вас так долго носило, Космин? Или вы опять были в разведке с вашими знакомыми-гусарами? – спросил язвительно командир батареи, явно чувствуя запах спиртного от подчиненного.
– Никак нет, господин капитан, в разведке не был, но знакомые гусары многое пояснили, рассказали и помогли восстановить картину прошедшего боя, – отвечал тот без тени смущения.
Тут же спросил:
– Разрешите доложить?
– Уж потрудитесь, молодой человек, – мрачновато вымолвил Горст и разложил на походном столе свою карту-двухверстку.
Кирилл толково и неторопливо, указывая по карте карандашом, изложил командиру батареи полученные им сведения.
– И каков же, по вашим подсчетам, процент прямых или чувствительных попаданий, а самое главное, какова была эффективность и быстрота нашего огня по батарее австрийцев? – спросил Горст, сузив синие, холодные глаза.
– Нахожу, господин капитан, что батарея противника была подавлена в течение 5—10 минут после первого залпа наших орудий. Отмечаю это время, исходя из среднего расчета скорострельности наших орудий (7 выстрелов в минуту), прибавим время коррекции наводки, действенности нашего огня, поражения личного состава и материальной части. Противник явно не знал о расположении нашей батареи. Задачей австрийских артиллеристов было остановить наступление нашей кавалерии, а не ввязываться в дуэль с нами. Кроме того, по словам офицеров гусарского полка, основной урон был понесен личным составом 1-го и 2-го эскадронов, которые атаковали на правом фланге, – рассказывал Кирилл, указывая остро отточенным концом карандаша на расположение стрелковых и пулеметных позиций противника, недавно нанесенных им самим. – В то время как 4-й и 3-й эскадроны, атаковавшие в полосе открытого огня австрийской батареи, понесли небольшие потери. Основная масса убитых и раненых гусар была поражена ружейным и пулеметным огнем австрийцев на нашем правом фланге. И, как помните, наша батарея начала обстрел пехотных и пулеметных позиций противника лишь минут через 15-20 после начала атаки, – закончил Космин.
– Хорошо. И все же, каков процент прямых и ближних попаданий? – уже совершенно заинтересовавшись, вновь спросил Горст.
– Думаю, до 40-50 процентов, господин капитан. Ибо непосредственно батарею и прилегающую территорию поразили до 200 наших снарядов. Но поскольку из наших орудий огонь велся продолжительно и с убывающей частотой, можно предположить… – продолжил Космин.
– Достаточно. Я вполне удовлетворен вашими сведениями, да и пора ко сну. Ступайте, Космин, отдыхайте. Однако не забудьте, через 5 часов батарея снимается и оставляет эту позицию. Нас и наших соседей-гусар перебрасывают западнее. Думаю, командование корпуса ставит перед нами задачу взять город Броды… Словом, готовьтесь. Ну и благодарю за службу. Вы свободны.
– Рад стараться, господин капитан!
– Ступайте! Да не забудьте: из вас никогда не выйдет дельного офицера, если вы будете пить с разведчиками, тем более с гусарами!
* * *У-гу-гу! У-гу-гу!
Космин вздрогнул, открыл глаза и увидел, что спал в шинели и в сапогах, засунув кисти рук в рукава. Фуражка, укрывавшая лоб и лицо, свалилась. Как лег вчера в темноте на какой-то большой деревянный ящик, так и проснулся. Даже на другой бок не поворачивался. Полог палатки был отброшен, и он увидел, что на дворе холодное раннее утро. Да, только забрезжил рассвет, горнист проиграл подъем и сбор. Он потянулся, зевнул, еще немного полежал. Затем отер лицо кистью правой руки, быстро встал на ноги, поднял и надел фуражку. Вышел на вольный воздух. Похмелье почти не чувствовалось. Батарея снималась с позиций на высоте 75,6. Заспанные рядовые артиллеристы с серыми, помятыми, порой злыми, похмельными лицами уже разобрали винтовки, прилаживали и подтягивали ремни с патронташами, палаши, укладывали тяжелые зарядные ящики на повозки, подводили и впрягали лошадей, почти неслышно для офицерского уха матерились. Командир батареи уже давно был на ногах и негромко, деловито отдавал приказания. Увидев Горста, молодой унтер бодро подошел к нему, прикладывая руку к козырьку и приветствуя:
- Книга о русском еврействе. 1917-1967 - Яков Григорьевич Фрумкин - История
- Десять покушений на Ленина. Отравленные пули - Николай Костин - История
- Весть 1888 года. Справочное пособие в форме вопросов и ответов - Джордж Найт - История / Прочая религиозная литература
- Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922 - Владимир Петрович Аничков - Биографии и Мемуары / История
- Единый учебник истории России с древних времен до 1917 года. С предисловием Николая Старикова - Сергей Платонов - История
- Православная Церковь и Русская революция. Очерки истории. 1917—1920 - Павел Геннадьевич Рогозный - История
- Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг. - Александр Иванович Спиридович - Биографии и Мемуары / История
- Новейшая история России в лицах. 1917-2008 - Владимир Фортунатов - История
- Крымская весна. 30 дней, которые потрясли мир - Олег Матвейчев - История
- История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I - Коллектив авторов - История