Флешбэк мечты - Морин Гу

целом она выглядела как всегда непроницаемо. – Добралась.

– Что сказал врач? – спросил папа совсем тихо, подходя и забирая у мамы один стаканчик.

Она бросила на меня короткий взгляд, потом снова посмотрела на папу.

– Ей сделали эту процедуру… ну, типа как закодировали сердце, чтобы оно опять заработало. Но пришлось ввести ее в кому, чтобы ограничить кровоснабжение мозга. Инфаркт обширный… – Она еще раз взглянула на меня, помедлила. – Они не могут точно сказать, выйдет она из нее или нет.

Не выйдет? Мне казалось, что мое собственное сердце сейчас выскочит из груди, глаза рыскали по маминому лицу в поисках дополнительной информации. Все ведь не так плохо, как кажется, правда? Я искала указания на то, что мне положено испугаться. Очень сильно испугаться.

Но выражение маминого лица оставалось нейтральным, что меня бесило.

– Я здесь останусь на ночь. Вы поезжайте домой. В ближайшее время она в сознание не придет, так что сидеть здесь всем вместе бессмысленно.

Я снова потянулась к руке хальмони, почувствовала прохладу ее кожи на своей теплой ладони.

– Я хочу остаться.

Они оба посмотрели на меня.

– Пожалуйста, – сказала я.

Мама покачала головой.

– Думаю, не стоит. У тебя домашние задания, а здесь ты все равно ничем не поможешь. Поезжайте домой, я вам утром сообщу новости.

– Домашние задания? – Эти неуместные слова прогремели на всю комнату. – Мам! Я хочу остаться здесь.

Тут нас отвлек громкий шум в коридоре, и через несколько секунд в палату ворвалась тетя Грейс – волосы растрепаны, лицо бледное.

– Как она? – Увидев хальмони, она сдавленно всхлипнула. Осталась стоять, зажав рот руками, в глазах слезы. Мне полегчало оттого, что хоть кто-то реагирует так же, как я. Слезы полились снова, тетя Грейс подошла, обняла меня.

Когда мы расцепились, она нагнулась, взяла хальмони за другую руку.

– Омма? Ты меня слышишь? – Она осеклась.

Тетя Грейс с хальмони были очень близки. Каждое воскресенье ездили на продуктовый рынок, вместе смотрели километрами корейские сериалы. Трений, которые были между мамой и хальмони, между бабулей и тетей Грейс не существовало.

Мама негромко рассказала, что к чему, тетя Грейс переваривала ее слова с остекленевшим взглядом. Потом спросила:

– Нужно что-то сделать? Привезти ей вещи из дома или…

– Мы все уже организовали, – отрезала мама. – Ты ужинала?

Тетя Грейс покачала головой и ответила бесцветно:

– Я сейчас не смогу ничего съесть.

Мама посмотрела на папу, и они без слов о чем-то договорились. Он сказал, что пойдет посмотрит, какой тут кафетерий, а я не отводила глаз от хальмони и умоляла ее очнуться.

– Саманта, тебе правда лучше поехать домой.

Я посмотрела на маму:

– Ты серьезно?

– В палате теснота, а хальмони в надежных руках, ясно? Она бы точно не хотела, чтобы ты сидела тут и психовала, – размеренно произнесла мама. Кстати говоря, она вообще сохраняла над собой полный контроль, только плечи слегка поникли – одно это и выдавало, что что-то не так. А в целом она казалась улучшенной версией самой себя. Это выглядело непонятно и даже жутковато. Никогда разница между мамой и тетей Грейс не чувствовалась так отчетливо, как сейчас, и я бы отдала все на свете, чтобы тетя стала моей мамой – и наоборот.

Я сглотнула комок в горле:

– Я хочу быть здесь, когда она очнется. Я ей нужна.

Тетя Грейс посмотрела на маму:

– Может, Сэм останется еще ненадолго?

Мама посмотрела на бабушку, и тут я заметила, что на мамином лице что-то мелькнуло. Полсекунды уязвимости, страха, неуверенности. Во мне затеплилась надежда.

А потом – все, выражение ее лица опять стало решительным.

– Нет никакого смысла нам всем тут сидеть и стрессовать. Когда папа вернется, поезжайте вместе домой.

От разочарования из глаз у меня хлынули жаркие слезы, я даже не смогла ничего ответить. Вместо этого нагнулась к хальмони, прижалась лбом к ее лбу.

– Я тебя люблю, – прошептала я. – Давай, просыпайся скорее.

Тетя Грейс плакала, мама не издала ни звука.

Ночью меня что-то разбудило.

Я уставилась в темноту. Голова тяжелая, веки липкие от засохших слез. В комнату проникал тонкий луч света.

– Мам?

Это у меня выработалось с раннего детства: я чувствовала мамино присутствие еще до того, как видела ее. По коже бежали мурашки, воздух вокруг делался каким-то другим. Из-за этого необычного мама-радара я ни разу не терялась в магазинах. Ей ни разу не удавалось меня застукать, когда я болтала по телефону, вместо того чтобы делать уроки. Что-то внутри моего тела постоянно фиксировало ее местонахождение – будто мы обе вращались вокруг единого командного центра.

Ее темная фигура на миг нависла над моей кроватью, потом матрас просел под ее весом.

Здесь мама могла оказаться по одной-единственной причине.

– Мам? – повторила я – хрипло, тихо, в ужасе.

– Ш-ш, спи дальше. Я заехала кое-что забрать, сейчас вернусь в больницу.

Сердце у меня продолжало громко стучать, но я выдавила еще один вопрос:

– Как она там?

Молчание заставило меня испуганно взглянуть ей в лицо – профиль проступал на фоне освещенного коридора. Наконец она кивнула:

– Ничего. Без сознания, но тревожиться особо не о чем.

Легкое движение – она едва не коснулась моих волос, но в последний момент передумала.

– Спи дальше.

Я подождала, пока она уйдет, закроет за собой дверь – оставит меня одну в темноте. Она что, не могла задержаться еще на секунду, сказать мне, что все будет хорошо? Спросить, что я чувствую? Ей всегда было более или менее наплевать на мои чувства, но хоть сегодня могла она переступить через себя и стать моей мамой?

Мне всего этого было не понять, особенно в таком заторможенном состоянии: я ведь очнулась от тяжелого сна. Нужно было с кем-то поговорить. Я вытащила телефон.

Хальмони, ты сейчас в коме. В красивых словах это не скажешь. Не подсластишь пилюлю. Похоже, дело серьезно, и я пока могу думать только про одно – про все эти проводки, которые торчат из твоего тела. Я знаю, что они поддерживают твою жизнь, но в них есть что-то недопустимое. Из живого человека с собственными интересами и любимыми людьми они превращают тебя в… тело пациента. Но ты, наверное, умеешь быть и тем, и тем. Похоже, что в любой точке жизни мы находимся сразу в нескольких состояниях, которые сосуществуют. Вот, я, например, продолжаю жить как обычно, а в это время человек, которого я люблю сильнее всех на свете, изо всех сил старается не умереть.

В окно рядом с кроватью стучал дождь.

Ужасно, что я не рядом с тобой. Я знаю – просто знаю и все, – что, если бы я была в больнице, ты бы выкарабкалась. Может, ты думаешь, у меня крыша поехала. Но у нас же всегда это было, правда? У тебя была я, у меня – ты. Пока я с тобой, ничего плохого не случится. Я не позволю.

Несколько секунд молчания – больше мне сказать было нечего. Я остановила запись.

глава 6

Следующим утром снова шел дождь, моя машина не заводилась. И не завелась.

– Я тебя на металлолом сдам! – Голос сорвался, когда я в миллионный раз нажала на кнопку зажигания.

Над головой пророкотал гром, я подняла глаза к черным тучам. Ну естественно, машина моя решила сломаться на самой дождливой неделе во всей истории Лос-Анджелеса. Ясен! Пень! Хуже момента не придумаешь – не только из-за дождя, но еще и потому, что в обеденный перерыв я собиралась съездить к хальмони. Каждая секунда вдали от нее казалась мучительной. Я так и не могла отделаться от мысли, что обязательно должна быть рядом, когда она очнется. Я просто не должна с ней разлучаться.

Еще минут пять злостно помучив машину, я сдалась и пошла в дом, натащив на подошвах воды в кухню. Мама складывала в контейнер суши из киноа – или на чем там она в тот момент помешалась.

– Мам, подвезешь до школы? У меня машина не заводится.

Она не подняла глаз, была занята: раскладывала полезную пищу по красивым контейнерам.

– Что с ней такое?

Я дернула лямки рюкзака.

– Понятия не имею. Она уже недели две плохо заводится.

– Две недели? – Мама возмущенно взглянула на меня. Прихлопнула крышку контейнера. – Если бы ты мне сразу сказала, что машина не в порядке, мы бы разобрались еще до того, как она сломается.

Не было у меня топлива в баке, чтобы ответить как следовало. Откуда у мамы-то столько топлива в баке?

– Ладно. Как бы то ни было, она сломалась. Подвезешь меня? – Я говорила отрывисто: терпение кончилось подчистую.

В первый момент мама сделала вид, что сейчас отправит меня в школу пешком, потом засунула контейнер в свой шоппер от «Луи Виттон», взяла со стола ключи.

– Ладно. Пошли.

– Жесть, – пробормотала я себе под нос, пока