Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс

школах карается принудительными работами на срок до одного года» [372]. Также появилось несколько статей, которые были сформулированы максимально витиевато, чтобы в любой ситуации их можно было произвольно трактовать не в пользу верующих. В 119-й статье говорилось: «Использование религиозных предрассудков масс с целью свержения рабоче-крестьянской власти или для возбуждения к сопротивлению ее законам и постановлениям карается…»; и в 120-й статье: «…совершение обманных действий с целью возбуждения суеверия в массах населения, а также с целью извлечь таким путем какие-либо выгоды карается…»

Кроме дискриминационных мер, применялись и репрессии, хотя их масштаб в 1920-е гг. был несопоставим с тем, что будет происходить в 1930-е. В основном обходились ссылками, но случались и расстрелы – епископа Сергия (Никольского) расстреляли в 1930 г. в Оренбурге. Разумеется, репрессивный механизм затрагивал не только православное духовенство, но и другие конфессии. Например, католики, довольно малочисленные в РСФСР, воспринимались как агенты Польши, Ватикана, Англии и т. д. Могилёвского митрополита Э. фон Роппа арестовали и выслали в Польшу. В 1924 г. был расстрелян прелат К. Будкевич, а арестованный вместе с ним архиепископ Ян Цепляк выслан за границу. Многие священники и монахини были арестованы и заключены в тюрьмы – например, грекокатолический протопресвитер Леонид Федоров и монахини доминиканского ордена во главе с Анной Абрикосовой, получившей десять лет заключения.

С 1930 г. 75 % «нетрудовых доходов» священники были обязаны отдавать в казну. Содержание самих церквей постоянно дорожало – социалистическое правительство специально повышало налоги на помещения, коммунальные услуги, страхование от пожара, расходы на охрану, чтобы верующие в итоге были вынуждены закрыть приходы. При этом по закону культовые здания отдавались в бесплатное пользование, но закон в руках большевиков работал избирательно, и находящееся в собственности государства здание могли попросту переделать под склад и т. п. Только в 1928–1929 гг. в РСФСР было закрыто 1473 церкви, из них 322 разрушены [294, с. 89]. Такие административно-фискальные методы сочетались с юридическими ограничениями деятельности религиозных организаций – изначально Конституция подразумевала возможность не только отправления культа, но и какой-никакой внешней, миссионерской, деятельности (пропаганды). В 1929 г. на XIV Всероссийском съезде советов была введена поправка в раздел 1 статьи 4 Конституции РСФСР 1925 г., которая ограничила деятельность религиозных организаций только отправлением культа в пределах здания церкви, что лишило верующих возможности проповеди, не говоря уже о преподавании религии в школе или обучения новых священников. Юридически это звучало как «свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды»; после поправки стало звучать так: «свобода религиозных вероисповеданий и антирелигиозной пропаганды».

Зато последняя процветала. Емельян Ярославский, лидер движения воинствующих безбожников, давал людям новую, атеистическую, проповедь: «Умер Маркс. Умер Ленин. А мы говорим: Маркс жив в умах миллионов людей, в их мыслях, в их борьбе; жив Ленин в каждом ленинце, в миллионах ленинцев, во всей пролетарской борьбе, в ленинской партии, осуществляющей заветы Ленина, руководящей рабочим классом в его борьбе за строительство нового мира. Вот это – бессмертие; и только о таком бессмертии думаем мы, коммунисты; не в воздухе, не в небесах, не на облаках, которые мы можем предоставить охотно и бесплатно попам и птицам, а на земле, на которой мы живем, радуемся, страдаем и боремся за коммунизм. Без веры в бога не только можно жить: вера в бога мешает жить радостно, бороться уверенно, действовать смело. Нельзя быть ленинцем и верить в бога» [321, с. ИЗ].

Еще одной большевистской тактикой в войне с идеологическим врагом (а христианство было, по сути, единственным опасным идеологическим врагом социализма на территории России) было разделение Церкви на враждующие между собой группировки, т. е. игра на накопившихся в православной среде противоречиях. Большевики активно способствовали расколам православной церкви на обновленцев, григорианцев, иосифлян и т. д. Возглавляемые Александром Введенским обновленцы, самая крупная организация раскольников под патронажем государства, взяли курс на поддержку советской власти и смогли получить значительную часть приходов в свое управление. Настоящая церковь уходила в подполье, священники арестовывались, храмы закрывались. Однако, несмотря на усилия по искоренению религии из общества, российским коммунистам не удалось выполнить заветы марксизма-ленинизма.

Согласно данным Московского отдела загс от 1928 г., 57,8 % рождений и 66,7 % смертей сопровождались религиозными обрядами. 49 % учащихся старших школ верили в Бога согласно опросам 120 тыс. человек, проведенным в том же году. 23 мая 1929 г. Антирелигиозная комиссия ЦК ВКП(б) огласила цифру: 80 % населения СССР причисляли себя к верующим. Причем даже 5–6% членов партии были подвергнуты взысканиям за соблюдение религиозных обрядов – религия существовала и в среде коммунистической партии. Перепись 6 января 1937 г., содержащая вопрос о религиозной вере, показала несостоятельность антирелигиозной политики коммунистов. Из 97 млн 521 тыс. опрошенных советских граждан

55 млн 278 тыс. человек (56,7 %) объявили себя верующими. Из них 75,3 %, или 41 млн 621 тыс. человек, назвались православными [294, с. 106]. Следует учитывать, что в обстановке постоянного террора многие наверняка ответили на вопрос о вере отрицательно ради собственной безопасности. Намеченная на 1937 г. ликвидация религии из советского общества полностью провалилась, что и побудило большевиков действовать решительнее, чтобы раз и навсегда добиться «окончательного преодоления религиозных предрассудков». В то же время у Союза безбожников были серьезные проблемы. 10 из 13 изданий прекратили свое существование. 50 тыс. ячеек Союза, существовавших в 1932 г., «почти повсеместно развалились» к 1937 г. Из 7 млн членов за пять лет осталось 350–400 тыс. [294, с. 107]. Таким образом, даже в условиях гонений на христианство, когда присоединение к атеизму предполагало различные социальные и экономические привилегии, народ предпочитал сохранять свою веру.

Репрессии 1937–1938 гг. были призваны решить проблему «засилья» религии в обществе, поскольку предшествующие гонения и деятельность Союза безбожников оказались провальными. Репрессии были ужасающими. В одном только Бутово расстреляли 7 православных архиереев (всего там убили 20761 человека). Комиссия по реабилитации при Московском патриархате определила численность репрессированных за веру к 1941 г. в 350 тыс. человек. Из них арестовано 150 тыс., 80 тыс. расстреляно. Другие данные (оценка рабочей группы по новомученикам РПЦ при Свято-Тихоновском институте) называют цифры убитых за веру за все время советской власти от 500 тыс. до 1 млн человек [103]. К 1939 г. осталось менее тысячи открытых церквей – 97,6 %, действовавших в 1916 г., были закрыты, уничтожены или переделаны под склады [294, с. 112–113]. Большевики на удивление долго «терпели» верующих граждан, видимо рассчитывая на успех своей пропаганды. Когда их план провалился, то лицемерные маски пришлось сбросить и показать истинную натуру последовательного социалиста, ведь религии не место в рае на Земле, в прогрессивном социалистическом обществе. Репрессии продолжились в 1940–1941 гг., после расширения СССР в Польше, Прибалтике и Молдавии. К 1941 г. на территории СССР, не считая новоприобретенных территорий, оставалось до 400 православных церквей, в 25 областях РСФСР не было вообще ни одного храма.