Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс

у верующих;

– проведение съездов духовенства и мирян епископами с разрешения властей.

Однако следует отметить, что большевики ограничили деятельность Церкви исключительно богослужебной деятельностью, лишив ее возможности вести социальную деятельность, чем она занималась столетиями и благодаря чему имела серьезный вес в обществе. Так, Церкви было запрещено:

– создавать кассы взаимопомощи, благотворительные общества, кооперативы;

– организовывать какие-либо курсы и кружки без разрешения Совета по делам РПЦ;

– открывать публичные библиотеки, санатории, поликлиники;

– организовывать экскурсии, детские площадки, собрания молодежи, женщин и детей;

– преподавать религию в школах и детских садах

Как видим, ограничения, касавшиеся Церкви, в целом укладывались в общую социально-экономическую и идеологическую ситуацию в стране, где вся деятельность была монополизирована большевиками. В каком-то смысле положение Церкви вернулось к первой половине 1920-х гг., но уже без «лишенцев» и откровенно репрессивной политики против духовенства. К этому можно добавить появление более-менее четкого понимания места религии в значительно увеличившемся территориально социалистическом мире, как инструмента расширения влияния СССР, являющегося мировым центром социализма. Никакого самостоятельного институционального значения церковь все равно не получала.

По данным совета по делам РПЦ, на 1 августа 1944 г. в СССР, кроме Прибалтики, действовало 8809 церквей. Подавляющее их число находилось, во-первых, на территориях, ранее оккупированных немцами, во-вторых, на территории Украины и Молдавии. Для сравнения: в Одесской области было 500 церквей, тогда как в Московской – всего 187. В 1948 г. РПЦ насчитывала 11876 зарегистрированных священников, 1255 диаконов, 14329 открытых церквей. Помимо них, к 1947 г. насчитывалось 17 568 псаломщиков, регентов, певчих, бухгалтеров, сторожей и прочих служащих при церквях, и еще 75 тыс. членов приходских советов. Однако не стоит представлять ситуацию заслугой коммунистов. Достаточно посмотреть на следующие данные: 21,1 % церквей (3021) никогда не закрывались (в основном потому, что находились на новых территориях СССР), 17,4 % (2491) церквей были насильно переданы РПЦ в ходе ликвидации грекокато-ликов. Самой большой долей являются те церкви, что были открыты в годы немецкой оккупации на территории, которую контролировал вермахт – 7547 церквей (52,7 %). Большевики же позволили открыть заново лишь 1270 церквей (8,8 %) за 1944–1947 гг.

Показательна картина распределения церквей по регионам СССР. 87, 7 % церквей находились на тех территориях страны, которые во время войны были оккупированы. Подавляющее большинство церквей приходилось на Украину – 8931 церковь (62,3 %). Россия находилась на втором месте с большим отрывом – 3217 церквей (22,5 %). На третьем месте располагалась Белоруссия с 1051 церковью (7,3 %). На четвертом месте Молдавия с 612 церквями (4,3 %). В трех Прибалтийских республиках – 335 церквей (2,3 %), а в остальных республиках – оставшиеся 183 (1,3 %).

Россия (РСФСР) была самой пострадавшей страной из всех, когда-либо входивших в состав Российской империи. Потери среди верующих, церковных зданий, культурного наследия здесь наибольшие. Что и говорить, ведь только 5,4 % от существовавших в 1914 г. храмов в 1948 г. функционировали в РСФСР. В Украине таких было 78,4 % – что неудивительно, ведь значительная часть Украины после гибели Империи оказалась в составе Польской республики.

К 1949 г. в результате процесса насильственного присоединения Грекокатолической церкви (ГКЦ) к Московской патриархии РПЦ получила в свое распоряжение 3001 церковь, 1242 священника и 463 диакона. ГКЦ рассматривалась как агент Ватикана и к тому же не вписывалась в общую концепцию новых отношений с Церковью. Кроме того, грекокатолики были идейным источником украинского национализма, что также не вписывалось в общую логику Сталина 1940-х касательно особого положения русского народа в СССР.

В 1946 г. РПЦ вернули часть Троице-Сергиевой лавры, закрытой в 1920 г., вместе с мощами преп. Сергия Радонежского – это был очень серьезный шаг со стороны государства, потому что возвращенные монастыри и реликвии имели огромное символическое значение не просто как чисто религиозные, но и как национальные символы. В 1947 г. большевики возвратили верующим мощи святого митрополита московского Алексия, что было продуманным политическим ходом – эти мощи были размещены в Богоявленском соборе, в котором должны будут проходить богослужения во время намеченного в следующем году Совещания глав и представителей церквей. В 1948 г. в Москве прошло авторитетное по своему составу Совещание глав и представителей поместных православных церквей в честь 500-летия автокефалии русской церкви. В Совещании участвовали делегации И из 13 автокефалий. Важно подчеркнуть, что это произошло в окружении враждебной к религии большевистской власти, которая, разумеется, не из любви к Богу использовала Церковь для своих внешнеполитических задач. Тем не менее прогресс был очевиден: если к 1941 г. в стране было меньше тысячи церквей, то к 1948 г. их было уже 14329.

Система таких взаимоотношений просуществовала с кратковременными перерывами до 1958 г. Впрочем, благополучное (точнее – просто стабильное) для Церкви время, можно сказать, закончились еще при Сталине в 1948–1949 гг. Поводом к этому послужил инцидент в Саратове 19 января 1949 г. во время праздника Крещения Господня. Во время процессии в 30 тыс. человек около 500 верующих разного возраста погрузились в ледяную речную воду в соответствии с русскими традициями этого торжества. Все было снято фотографами, которые также присутствовали на мероприятии. Советские чиновники восприняли это как «распространение порнографии» и массовое обнажение, хотя в действительности речь шла о несколько смелом выходе верующих за рамки дозволенного – это расценивалось как проведение обряда за пределами храма, что запрещалось советскими законами. После чего 19 февраля в советских СМИ появилась статья «Саратовская купель», наполненная антирелигиозным содержанием. Отреагировала и патриархия, обеспокоенная тем, что хрупкое «перемирие» будет нарушено таким событием, разослав предписания касательно правил проведения праздников в пределах храмов, а также сделав кадровые перестановки (аналогичные кадровые изменения произошли и в среде советских чиновников).

С 1949 г. произошли изменения в политике Совета по делам РПЦ. Он уже не был так благоприятно настроен в отношении разрешений по проведению праздников. Публичные инициативы религиозного характера теперь ограничивались пределами церквей. Церкви и семинарии стали открываться намного реже; более того, их количество стало вновь сокращаться. Особенно сильно досталось монастырям, которых с 1945 по 1952 г. стало меньше на 31 обитель, в то время как численность монашествующих оставалась примерно той же. Вообще, единственный монастырь, который был открыт советской властью, была Троице-Сергиева лавра – и то с учетом исторического и символического веса оного. Активность и расширение влияния Церкви испугало большевиков не на шутку, – впрочем, до прихода к полноте власти Хрущева речь могла идти только о сужении имеющейся у Церкви ограниченной свободы, но не о полноценном наступлении на религию в духе 1920-х. Тем не менее в 1948–1949 гг. был закрыт 561 храм.

В 1953 г. количество храмов (как полноценных, так и молитвенных домов) составляло 13508 – более чем на 800 храмов меньше, чем в 1948 г. При этом регулярные богослужения проходили лишь в 9387 храмах, из них ежедневно и вовсе