Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира - Константин Александрович Образцов

том числе легендарную даму Жеральду де Лорак, лично руководившую обороной: вдова рыцаря, погибшего в Третьем крестовом походе, она противостояла крестоносцам полгода; после падения города ее вместе с матерью и сестрой бросили в колодец и завалили камнями. На стороне катаров бились тысячи опытных воинов, участников Крестовых походов в Святую Землю, и, несмотря на подписанный в 1229 году мирный договор между французской короной и герцогом Тулузы, окончательно покорить Лангедок удалось только в 1255 году, после падения замка Керибюс; при этом зачистка Франции от катаров мечом и огнем продолжалась еще без малого сотню лет.

Наряду с катарами, изрядно досталось и прочим. В 1215 году папой Иннокентием III была учреждена инквизиция — своего рода церковная чрезвычайная комиссия, задачей которой было выявлять и обличать как ересь любое отклонение от мнения Церкви. Формально инквизиция только фиксировала факт ереси, но сращение властного и церковного аппарата было так сильно, что на заявление церкви о том, что она оскорблена еретиком, незамедлительно следовала реакция светских властей, заставлявших платить за оскорбление кровью и пеплом. Возможность дискуссии не предполагалась, поэтому под раздачу попадали и вовсе не стремившиеся к отделению от Церкви вальденсы, и патарены, за считанные годы физически истребленные все до единого.

К середине XIII века в Западной Европе окончательно установился режим идеологического абсолютизма католической Церкви. Католицизм приобрел характерные черты гражданской религии, для которой принципиально важным является публичная демонстрация лояльности через согласие с догмами и участие в установленных обрядах. Реальные личные убеждения оставались предметом частной жизни и не интересовали ни Церковь, ни ее чрезвычайную комиссию, пока не становились достоянием общественности. Чтобы вас оставили в покое, нужно было просто не высказываться против. Позднее такую форму будут принимать все тоталитарные государственные идеологии. В краткосрочной перспективе это сообщало системе устойчивость; насилие приводило к видимому послушанию, но не давало власти над человеческим разумом и душой. На это сетует кардинал Ламберто в третьей части фильма «Крестный отец», беседуя с Майклом Корлеоне во дворе у фонтана: «Взгляните на этот камень: он лежит в воде уже давно, но вода так и не просочилась вовнутрь. То же происходит и с людьми в Европе: веками они окружены христианством, но Христос не вошел в них».

Основной характеристикой любого тоталитарного режима является подавление человеческой личности. Невероятно, но именно в зрелом Средневековье, в эпоху духовного тоталитаризма, стало в полной мере проявляться личностное начало в искусстве. Церковь, занятая внешней агрессией и внутренним террором, совершенно упустила из виду светскую литературу, полагая ее лишь поверхностным развлечением. Более такой ошибки не допустит ни одна политическая и духовная диктатура в истории человечества, но в XI–XIII веках оставленное без навязчивого присмотра искусство слова развилось до первой и настоящей авторской литературы.

Не существует более яркого и смелого проявления личности, чем авторство. Это заявление о собственном праве не просто по-своему видеть и чувствовать мир, но и предлагать это видение и чувства другим как ценность, прекрасно осознавая тем большую уязвимость своего мнения, чем более оно является личным. Воистину, художника может обидеть каждый, и подписывать свое творение можно только «обиды не страшась»[89].

Мы уже говорили, что лирика первой достигла того, что автор может не просто рассказывать о своих личных чувствах, но и находить отклик им у читателя. Эпические жанры возникли из мифов о богах и героях, причем мифы принципиально воспринимаются как безусловная истина. С точки зрения рассказчика и слушателя миф — не вымысел, любой рассказ о богах и героях — правда, и анонимность, или имперсонализация автора подчеркивает истинность повествования. Это сродни заявлению: «Я не сам такое выдумал!», порой применяемое, чтобы подчеркнуть достоверность своих слов. «Беовульф» начинается с апелляции к старине как гарантии истины: «Истинно! Исстари слово мы слышим…», а господин N у Грибоедова подтверждает правдивость передаваемых слухов словами: «Не я сказал, другие говорят!».

Начальный этап развития авторства предполагает еще не фантазирование, но интерпретацию. Гомер — кем бы он ни был — предлагал свое изложение известных событий, не вызывающих в те времена сомнений в их достоверности. Античные критики бранили его за сниженные, слишком очеловеченные образы олимпийских богов, но не высказывали претензий к сюжету: для них он был реальностью, а не плодом вымысла автора. Эсхил, Софокл и Еврипид с разной долей успеха предлагали афинским зрителям собственное прочтение хорошо всем известных мифологических историй, но все равно оставались внутри общего культурного контекста.

Личное авторство — это заявка на право мыслить вне традиции, поддержанная читателями; это выход нового я за пределы архаичного мы. Такого не знала ни относительно демократическая языческая культура, ни тем более Церковь, настаивавшая на истинности каждого своего слова. Чтобы обрести жизнь, подлинно авторской, фантазийной литературе нужен не только создающий ее писатель, но и читатель, готовый благосклонно принять заведомый творческий вымысел. Средневековая литература вплотную подошла к той точке развития, когда такое стало возможно, хотя уверенно перешагнуть эту грань получилось только в следующую культурную эпоху.

Если принять, что в зрелости всегда содержится зерно будущего упадка, то для Средневековья им стало возникшее в эпоху его расцвета осознанное литературное авторство, ставшее формой творческого самовыражения и поддерживавшее внутреннюю свободу личности там, где это казалось немыслимым.

…Представьте сюжет: молодой блестящий ученый, преподаватель философии и богословия, приглашен в качестве репетитора в семью епархиального чиновника, чтобы давать уроки его несовершеннолетней (!) племяннице. Он вступает с ней в сексуальную связь, дело обнаруживается, преподаватель изгнан с позором, однако скоро девушка понимает, что беременна. Втайне от дяди герой переправляет ее в другой город, к своей сестре, а сам является с покаянием, обещая жениться. После рождения ребенка барышня сначала уступает уговорам героя и выходит за него замуж, но потом, не желая быть ему обузой и портить карьеру, отправляется в монастырь. Ее дядя, рассвирепевший от такого поворота событий и уверенный, что это про— иски коварного соблазнителя, не желающего связывать себя браком, нанимает бандитов, чтобы наказать героя. Они настигают его в номере местной гостиницы и безжалостно кастрируют. Искалеченный и опозоренный философ тоже уходит в монастырь и принимает постриг. После череды злоключений, через много лет, он становится настоятелем обители в маленьком городке, рядом с которой селятся его бывшая возлюбленная и ее сестры-монахини. Ранее связанные чувственной страстью, любовники воссоединяются духовно.

Портрет Пьера Абеляра. Художник: Анри Греведон, 1834 г.

Такую историю, что характерно, было бы небезопасно рассказывать и в наше просвещенное время — того и гляди, кого-нибудь да оскорбишь. Но это не сценарий