Меч Кайгена - М. Л. Вонг

в панике. — Это… кхм…

Робин сжал кулаки. Он хмуро глядел на Такеру с пылающей ненавистью, которую он обычно оставлял убийцам. Мисаки поняла, что он заметил, как она вздрогнула, и подумал худшее. Боги, почему она вздрогнула? Почему?

Джийя Такеру понизила температуру до мороза. Он и Робин не говорили на одном языке, но их взгляды не требовали перевода. Оба показали, что кто-то вот-вот умрет.

— Стойте… — слабо начала Мисаки, но не знала, что сказать. Что делать в такой ситуации?

Робин не дрожал под силой холода, но Мисаки видела по его лицу, что он растерялся. Теониты, сильные, как Робин, не привыкли к тому, чтобы их ньяму подавляла другая.

— Так ты — муж Мисаки? — Робин заговорил на ямманинке, но это не помогало. В этой части Кайгена никто не говорил легко на ямманинке. — Ты разве не вдвое старше нее?

Такеру шагнул вперед, искры трещали на пальцах Робина.

Он не победит.

Робин был хорошим уличным бойцом, лучше, чем должен быть сирота-самоучка. Его естественная грация и тайя выше среднего делали его непобедимым против не обученных слабых преступников в Ливингстоне. Но это была не Карита. Это было место силы, которое охраняло Империю годами. Критическое мышление и сила воли Робина помогали в бою с теонитом сильнее, но Робин еще не сталкивался ни с кем уровня Такеру. Бой с Мацудой среди льда и снега был смертельным приговором.

— Робин, нет, — предупредила Мисаки на линдиш. — Ты ему не ровня.

— Потому ты остаешься тут? — осведомился Робин с отвращением на лице. — Потому что боишься его?

Выражение его лица сулило катастрофу. Он был готов избить кого-нибудь, но Такеру не отступит, как преступник из Ливингстона или боец с мачете. Он убьет Робина, если понадобится.

— Скажи этому мужчине, что ему тут не рады, — сказал Такеру. — Он должен уйти, пока его голова не отделилась от тела.

Слова напугали Мисаки. Она пыталась не выглядеть напугано, переводя их для Робина.

— Ты боишься его, — сказал Робин. — Я не могу бросить тебя тут.

Разум Мисаки кипел. Это была настоящая угроза Робину. Она не убедила бы его отступить, сказав ему, что Такеру был слишком силен. Нужна была другая тактика.

«Спокойно, Мисаки. Успокойся», — она подняла голову и постаралась говорить как можно холоднее:

— Правда, Робин? Ты думаешь, что я достаточно глупа, чтобы выйти замуж за того, кто мне навредит? Раз тебе нужно уточнить, мой муж пытается защитить меня о безумца, который появился из ниоткуда, чтобы мучить меня.

Темные сияющие глаза Робина, как живые угли, смотрели то на нее, то на Такеру. Она знала этот взгляд. Он думал, как поступить правильно. Это было непросто, но правильно. Он опешил на миг, но Робин всегда делал правильно, как бы тяжело ни было. Потому Мисаки всегда следовала за ним, потому любила его.

— Тебе тут не рады, чужак, — сказал снова Такеру, и Робин понял смысл. — Это твой последний шанс уйти целым.

— Я… — Робин был не уверен. — Мисаки, я не уйду без тебя.

Такеру шагнул вперед, воздух стал холоднее. Робин занял боевую стойку.

— Нет! — Мисаки не сдержалась, сжала запястье ведущей руки Такеру, сбив его джийю, пока легендарный Шепчущий Клинок не появился в его пальцах. Ее новый муж — все еще чужак — посмотрел на нее с долей удивления. — О-он просто мальчик, — попыталась объяснить она. — Он не в себе. Не стоит его убивать, Такеру-сама. Пожалуйста… я не хочу, чтобы это было на вашей совести.

Мацуда Такеру смотрел на нее с нечитаемым лицом.

— Ты можешь уговорить безумца отстать от тебя?

— Да, сэр.

Мисаки холодно посмотрела на Робина, ее лучшего друга, единственного, кого она хотела.

— Мой муж переживает за мою безопасность, но он щедро согласился не убивать тебя, если ты сейчас уйдёшь и больше тут не появишься, — Робин медлил, и она сделала голос ледяным. — Если ты не уважаешь мое решение, давай. Бейся с ним. Умри.

Огонь Робина дрогнул от его неуверенности. Его огромные глаза выражали смятение и предательство, но Мисаки видела, как он преодолевал ситуации хуже. Он всегда сражался. Он всегда поступал правильно.

Огонь между его пальцев угас, он опустил взгляд.

— Если ты этого хочешь.

— Хочу, — процедила Мисаки.

— Прости, что побеспокоил, — опустив голову, Робин повернулся и пошел прочь.

Джийя Такеру опустилась рядом с Мисаки, мороз пропал из молекул воды вокруг него. Но Мисаки вдруг стала задыхаться.

Робин уходил? Робин уходил.

Мисаки открыла рот, чтобы крикнуть ему: «Вернись! Прошу, Робин! Забери меня с собой!». Но звука не было. Дыхание замерзло в ее груди.

Такеру сжал ее руку.

— Идем, Мисаки. Тебе нужно быть внутри, где безопасно.

Она онемела, не могла сопротивляться, холодное существ, за которое она вышла замуж, увело ее в дом Мацуды и закрыло двери.

«Почему он ушел? — голос, полный боли, визжал в Мисаки. — Он — Робин. Робин всех спасает. Робин не бросит друга. Почему он ушел?».

Но честная часть нее знала правду: он был просто мальчиком. Несмотря на его способности и достижения, сверхчеловеческий дух, Робину Тундиилу было всего девятнадцать. Он был вне своей стихии, в культуре, которую не понимал, попал между людьми старше и, как он подумал, умнее него. Он поступил правильно, он мог сделать только так, когда она смотрела ему в глаза и сказала уходить.

Робин всегда обращался к ней в делах протокола, политики и людей. Почему она думала, что он магически поймет то, что она сама едва понимала? Почему она ожидала, что он прочтет ее и отреагирует как мужчина? Ответ был неприятный: «Потому что ты боишься сделать это сама. Ты — трусиха, Мисаки».

Если она не могла вести свои битвы, почему Робин должен был ей помогать? Как он мог спасти ее, когда она не поднимала и палец, чтобы спасти себя? Что Робин сделал бы? Бился с Шепчущим Клинком и остальной горой, чтобы забрать ее? Это было ему не по силам. У него не было силы изменить ситуацию… только она могла. И она была слишком слаба, чтобы сделать это.

Трусиха, как она, не имела права на кого-то, как Робин, на будущее с ним. Но она сжалась и рыдала. Громкие всхлипы потревожили бы тишину, привлекли бы внимание мужчин дома Мацуда, так что она заглушила звуки длинными рукавами.

Такеру нашел ее сам ваати спустя, сжавшуюся посреди спальни, трясущуюся.

— Мисаки…? — его обычно холодный голос приобрел нотку тревоги. — Ты в порядке?

— Да, — скрывая лицо, Мисаки заставила слезы испариться, подавила дрожь. — Да, Такеру-сама.

На следующий день Мисаки нашла сумку,