Меч Кайгена - М. Л. Вонг

всеми требованиями для брака с дочерью крупного дома. Был шанс…

— Мисаки, — сказал Тоу-сама, и хоть она злилась, она не могла слышать у него такую печаль. — Прос…

— Прошу, — сказала Мисаки сдавленным голоском, который казался слишком хрупким для нее. — Не извиняйся, Тоу-сама. Я понимаю.

Она понимала. Робин был дисанка. Его народ унаследовал силы, смешав их с завоевателями из Яммы, его кровь не была чистой. Мисаки, конечно, видела достаточно, чтобы знать, что чистота рода не так сильно влияла на способности человека, как тут думали, но она не ожидала, что ее опыт изменит традиции приличия Кайгена.

Если бы Мисаки вышла за Робина, их дети были бы смешаны еще сильнее, были бы хуже по традиционным стандартам. Огонь и вода могли уравновесить друг друга, но плохо смешивались в детях. Она это знала. Почему она это делала? Как она могла думать, что ее родители позволят ей выйти за иностранца? Почему она думала, что это сработает? Почему она думала, что встреча с Робином заставит ее отца передумать?

— И… — она пыталась нормально дышать. — Ты заставишь меня выйти за Мацуду?

— Нет, Мисаки. Я не могу заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь. Ты — Цусано, буря, но я приказываю тебе выйти за Мацуду Такеру.

Значение было понятным. Она могла бросить помолвку. Могла ухать в Кариту с Робином, но тогда она пойдет против отца. Осознание сдавило ее физической болью в груди. Почему? Боги, почему он делал это с ней?

— Мисаки… — голос Тоу-самы не был строгим или жестким. Он звучал тихо, казалось, страдал не меньше нее. — Я делаю это не для того, чтобы тебе было больно.

— Но почему? — Мисаки не могла сдержать слезы, льющиеся по щекам. — Только из-за того, что Робин — не джиджака? Потому что его сила генетически не сочетается с моей? Какая разница? Я — девушка. Я не собиралась продолжать род Цусано…

— Это для меня не важно, — решительно сказал Тоу-сама. — Он мог быть джиджакой или адином без сил и семьи, мой ответ не изменился бы.

— Не понимаю. Если дело не в крови, то в чем? Что с ним не так?

— Ничего, милая. Ничего. Мне не нужно было встречать его лично, чтобы это знать. Я не был идеальным отцом для тебя, но Наги знает, я вырастил не дуру. Ты бы не выбрала себе кого-то не гениального, а он такой. Умный, решительный и добрый… — он вздохнул, — но ты не должна идти за ним по его пути. Тебе нельзя выйти за него.

— Почему?

— Тот мужчина, каким он станет, приведет тебя в опасность и трагедию. Я не давил на тебя, когда ты ввязалась в жестокие дела в академии Рассвета, но он был источником этого, да?

— Я… — Мисаки не могла спорить, но и не могла озвучить проблему глубже.

«Меня влечет к опасности».

— Да, Тоу-сама, — тихо сказала она.

— Понимаю, — сказал Тоу-сама, — это часть очарования. Не думай, что я узнал это. Когда я был в твоем возрасте, учился управлять Бушующими волнами, я желал войны.

— Что? — удивилась Мисаки. Тоу-сама всегда был пацифистом, прощающим, хоть и сильным. Желание войны не было на него похоже.

— Я рос с прекрасными историями о Келебе и днях до нее, когда наши люди топили корабли и бились с нарушителями. Пока я тренировался, я жаждал шанса показать навыки в бою, как герои из легенд. Я мечтал, что ранганийцы или неизвестные враги приплывут к нашему Арашики, чтобы утолить эту жажду. А в один день жажда пропала. Ты знаешь, в какой день это было?

Мисаки покачала головой.

— Это было в день твоего рождения, Мисаки. Я начал строить нечто лучше и красивее славы воина, и мысль о войне была мне неприятна. Мысль, что моя девочка пострадает или моих мальчиков заставят идти на войну… Любящий родитель не хочет думать о таком, даже закаленный воин. Теперь я старик, уже не на пике, и я рад, что мне не пришлось доставать меч в настоящем бою. Я не хотел опасности тебе и твоим братьям, ради всей славы мира.

— Понимаю, Тоу-сама, — слезы все еще были на щеках Мисаки. Она понимала логику. — Но при чем тут…

— Жизнь опасных приключений манит сейчас, когда ты юна и якобы непобедима, но однажды у тебя будут дети, и ты не захочешь для них такой жизни.

— Робин не подвергнет своих детей опасности, — возразила она. — Он своей работой спасает детей. Он не подвергнет своих риску.

— Не намеренно, уверен. Но мужчины, как то… зло преследует их всюду. Он хороший, — снова сказал Тоу-сама, — но он — игрок, и я не могу рисковать жизнью дочери. Ты поймешь, когда у тебя будут свои дети.

Мисаки опустила голову, скрывая боль на лице. Она проиграла спор. Она ожидала что-то другое? Ее отец был мудрее и методичнее всех, кого она знала. Он продумывал все. Как она могла преодолеть э то полным сердцем и слезами?

— Мацуда Такеру — способный воин, а еще разумный, он может дать тебе и вашим будущим детям стабильную мирную жизнь, — сказал Тоу-сама. — Он не из тех, кто ищет проблемы и приносит тебе. Он убережёт тебя.

Тоу-сама ощущал агонию в своей дочери, понимал ее, но не мог ослабить боль.

— Я оставлю тебя, — сказал он и покинул комнату, буря завыла.

Свет в фонаре угас.

* * *

Через месяц Мисаки вышла за Такеру, второго сына дома Мацуда, мастера Шепчущего Клинка. В Такаюби было зловеще тихо. Она жаждала шума волн Арашики, постоянного гула Ливингстона, чего-нибудь, чтобы убрать давящую тишину вокруг нее. Может, из-за этой тишины шаги на крыльце тут же привлекли ее внимание. Она прошла и открыла дверь, ожидая, что увидит соседа с запоздалым свадебным подарком. Она не была готова обнаружить сияние и запах дыма, которые она пыталась забыть.

— Робин! — ее сердце дрогнуло от эмоций — шок, ужас и что-то, чего не должно было там быть. Надежда? Это было неправильно. Это не имело смысла.

— Мисаки! — его лицо озарила улыбка облегчения. — Все-таки, тут написано «Мацуда», — он перевел взгляд с записки в руке на каменную табличку над дверями дома.

— Что ты тут делаешь?

— Я должен был тебя увидеть.

— И ты пришел в дом моего мужа? Из Кариты? С ума сошел? — даже с новым богатством Робина путь был дорогим, и он прибыл сам.

— Я должен был убедиться, что ты была в порядке… и помочь тебе уйти, если не в порядке.

— Уйти? — Мисаки хотела прозвучать возмущенно, но прозвучало