Вразумление, самосотворение и биография - Валерий Николаевич Горелов

Он мчался по скользкой, подмерзшей уже дороге, и все мысли о работе, о том, что было сегодня, и о том, что будет завтра, разом пропали. Всегда, когда он сильно волновался, у него начинали ныть правое плечо и ключица, и давно он уже таких болей не чувствовал, а значит, и не волновался сильно. Сейчас чувствовал, а те места, где были пули, – не обманывают. Он доехал, позвонил, она вышла и с ним уехала. На балу не сразу заметили отсутствие королевы, только Его Величество что-то пьяно бормотал, но скоро надежно присоседился к практикантке, уткнувшись носом в объемное декольте.

***

И они поехали в темную предметельную ночь. Ксения сняла шапку, на ее плечи волной скатились каштановые волосы, и той волной принесло чудный парфюм, который мгновенно заполнил все пространство машины. Они болтали, то по очереди, то вместе. Было чувство, что они оба сейчас находятся в самом главном для человека возрасте – подростковом. Родион вдруг вспомнил, что последний раз он ел еще утром в поезде, и то это были печенье и Fanta. Поехали в ресторан, куда Ксения в своем бальном платье заплыла под восхищенные и завистливые взгляды. Он ел все подряд, не глядя в тарелки, а она пила вино из тонкого высокого бокала. Они говорили и смеялись, говорили через смех и опять смеялись. Это было настоящее первое свидание, что поглотило их целиком, как поглощает тепло из русской печки в избе, когда заходишь с лютого мороза. Уже ночью он подвез ее к дому, и кинулся провожать ее до квартиры; у них не произошло ни объятий, ни поцелуев, но произошло главное, что-то важное для них обоих. Ксения еще долго не ложилась, ей казалось, что сегодня из нее начал выплавляться чугун прошлых ее отношений, освобождая место новым ощущениям, главными из которых были доверие и защищенность. Родион тоже долго не мог уснуть, то ли от того, что переел на ночь, то ли от переполнявших его эмоций.

В итоге он позорно проспал, и уже в 9:30 его разбудил телефон: звонила директор детского дома и уточняла, будет ли назначенная на 11 часов встреча. Он подтвердил, и еще раз уточнил, что хотел бы, чтобы встреча прошла в том самом актовом зале. В начале одиннадцатого он был уже в своем кабинете, никто его особо не искал, один раз спрашивала начальник следствия. Он позвонил, капитанша предложила ему с собой девочку, которая способна аккуратно оформить встречу и допрос ребенка. Чистота этой бумаги – конфетка как для прокурора, так и для адвокатов. Родион согласился, также она сказала, что ей звонил полковник не то из охотничьего зимовья , не то еще откуда-то, опять высказал обеспокоенность ситуацией и назначил совещание на завтра, на 10 часов. Ну и хорошо, у Родиона завтра уже будет, что показывать. В 10:30 все сидели в машине: он, Андрей и молоденькая следовательница. Андрей договорился сесть с ней рядом, подшучивая, что это именно она бросает семечки, а голуби гремят на их подоконнике. Она смущенно отнекивалась.

У входа в детский дом их встретила сама директриса, женщина возраста преклонного, но вида ухоженного и благопристойного. Она проводила их на третий этаж, где была уже женщина-воспитатель и Пилюлина, которую представили усыновительницей. Из окна действительно был хорошо виден вроде как задний двор спортивного городка, но он был отдельно благоустроен и обнесен, помимо металлического решетчатого забора, по периметру глухой оградой, и она была даже не из плит, а литая. В заборе со стороны детского дома была небольшая дверь с кругляшками клепок, похоже, из кованого стального листа. В центре дворика стояла какая-то маленькая будка, похоже, тоже из бетона, но вход в нее был не виден, он был с другой стороны. По только что появившемуся у Родиона мнению, это вполне мог быть вход в подземное святилище.

Привели девочку, худенькую, очень милую и сильно напуганную. Она сразу стала жаться к Пилюлиной, а на предложение поговорить с дяденькой, кивала головой, не отпуская руки Пилюлиной. Родион спросил, а правда ли, что Машенька может выглянуть в окно и наблюдать улицу, она ведь еще маленькая, а подоконник высокий? И как тогда она смотрела на улицу, когда была репетиция «Чиполлино»? Маша показала на скамейку и ответила, что тогда скамейка стояла вдоль окон, и она с нее смотрела в окошко. Родион продолжил уточнять, кого и что она тогда видела из окна. У девочки глаза покраснели, было видно, что ей тяжело, и она, вдруг, оторвавшись от Пилюлиной, кинулась к Родиону, схватила за руку и затрясла ее из всех своих малых сил. Она прямо кричала:

– Дяденька, миленький, а они меня никогда не обидят?

Была немая сцена, Родион опустился на корточки и, прижав ее голову к себе, ответил, что никогда они ее не обидят, и он в этом ей клянется. Девочка, вроде, чуть успокоилась и, промокнув глаза платком, глядя в окно, все рассказала. Пилюлина плакала, девочка-следователь тоже, Машенька рассказала все то же, что Родион слышал в своем кабинете, только сейчас этот рассказ был под протокол, и она вспомнила еще одну деталь, что рты у них были красные – не губы накрашенные, а именно рты красные, безобразные. Она явно еще в своей короткой жизни ничего не слышала про вампиров, потому и сравнить ей было не с чем. Все, кому положено, подписали протокол. Назад Андрей уже сел рядом с Родионом, ни шутить, ни балагурить как-то не хотелось.

***

К себе в кабинет Родион не пошел, вместе с молодой следовательницей он поднялся этажом выше и, поблагодарив начальницу следствия за помощь, попросил о конфиденциальности. Оставшись с ней наедине за закрытой дверью, он без обиняков сказал, что на данном этапе розыска нужно арестовывать Коломейца, и совсем не по этому делу, а хоть по какому поводу. Кто такой Коломеец, в этом городе знали все, и совершеннолетние и пенсионеры, это был первый кандидат на звание почетного жителя города, друг депутатов и партийных функционеров, меценат, самое первое лицо в борьбе за здоровый образ жизни – в общем, благодетель, он же хозяин всего того спортивного городка. Капитан не удивилась и не замахала в отчаянии руками, а лишь спросила:

– Когда надо-то?

И получила ответ, который и ожидала:

– Сегодня.

Капитан была мотивированная и ясно осознавала, что этот хлыщ и болтун уже достаточно долгое время в городе, чтобы напоганить. Она понимала, что при любом раскладе, чтобы она ни сделала, удержать его больше двух-трех дней под