Вразумление, самосотворение и биография - Валерий Николаевич Горелов

затрепетала, но тут же успокоилась, когда он понял, про что спрашивают. А спрашивали всего лишь, как он вывозил быка Борьку, а сделал он это просто: на ферме быка загнали в крытую телегу и подцепили к трактору. Мужик тот подсел к нему в трактор около управы, и поехали, пока тот мужик не тормознул его около того разваленного сараюшки, и не велел согнать Борьку и привязать там. Потом мужик остался, а его отправил назад. И тут в разговор встрял второй из приезжих; Фома заерзал, дальше ему очень не хотелось рассказывать, но страхи были велики. Фома тогда чуть отъехал и, не глуша трактор, вернулся пешком посмотреть, уж очень ситуация была загадочная. Минут через десять из ближнего поворота выехала милицейская буханка, тот самый мужик, но в милицейской форме, сидел за рулем. Буханка вывернула и поехала в сторону трассы.

***

Где-то уже к 17 часам все собрались в отделе, все новости надо было изложить на бумаге. Завтра встречать командира, и надо, чтобы все было гладко на бумагах, ибо они станут частью плана, а план, конечно, будет.

Василий показал фотографию Борьки, которую ему вручил при расставании хозяин управы, и доверительно сказал, что, когда они всем кагалом приехали в тракторной тележке на пожар, стало совершенно ясно, что Борьку убили, прежде чем зажечь сарай. На старом железе, что валялось вокруг, натекло очень много крови. Принял Борька мучительную смерть, а так как был он бык беззлобный, скотницы даже пытались реветь, но он это, конечно, сразу пресек, да и хитрый Фома напоследок припомнил, что на буханке была еще надпись «Охрана», и это уже о чем-то говорило. Разошлись рано, но каждый сам домысливал собственную дальнейшую роль. Наступало время азарта розыска.

Поезд пришел точно по расписанию, Андрей встретил начальника и пытался что-нибудь выспросить о Москве. Родион что-то отвечал, не глядя на Андрея, точно уверенный, что его ждут новости, но был терпелив. В отделе первым начал Андрей, излагая в подробностях о вояже в село, к рассказу подложил письменный отчет. Родион его выслушал и сказал:

– Ну, теперь давайте главное рассказывайте, – а что оно есть, он видел по их глазам.

Сергей еще не начал рассказывать, как Родион выхватил у него бумаги и начал читать. Дважды прочитал, потом спросил, есть ли что добавить, Сергей неопределенно пожал плечами, но Родиону и всего этого было много. Он посмотрел на своих и спросил:

– Ну, как думаете работать?

Сергей ответил, что надо волочь сюда Пилюлина вместе с другом-химиком и «колоть».

– Хорошо, – сказал Родион, – только волочь их сюда по какой причине? Такой причины нет, потому поедем сами. Я еду к доктору, а ты – он повернулся к Андрею – найдешь его друга-химика, доктора наук, у нас в городе он, верно, единственный, и пригласишь его к нам на беседу, а следом я и Пилюлина подвезу. Ты – сказал он Василию – поедешь во вневедомственную охрану и посмотришь все, только очень аккуратненько. Сергей, ты на связи.

Родион понимал, что наступил узловой момент розыска, и сейчас самое главное – не делать ошибок. Еще и повезло: начальника вызвали в главк, и отчет по командировке в Москву отложится минимум до завтра. Можно работать. Он знал кабинет Пилюлина, был же здесь один раз. У дверей очереди не было, и он, было, подумал даже, что и дверь будет закрыта. Постучал и услышал приятный женский голос:

– Входите, пожалуйста.

В кабине у стола, в медицинском убранстве стояла девушка, какая-то совсем необыкновенная. Она одновременно напомнила ему и первую любовь, наверное, самую первую, детскую, и в то же время – звезду французского кино из фильма 60-хх про Фантомаса, да, впрочем, и еще кого-то. На таком фоне впечатлений он почему-то смутился и негромко сказал:

– Я к доктору.

А в ответ услышал, что его медицинской карты у доктора на сегодня нет. Тогда он, уже ожившим голосом, сказал:

– Да я совсем по другому вопросу.

Девушка указала ему на стул, предложила присесть и немного подождать, доктор вот-вот будет. Родион вдруг ужаснулся от мысли, что ниточка теряется, а доктор сбежал, и от той мысли как мог строго спросил:

– А вы уверены, что он скоро будет?

Девушка улыбнулась как фея из сказки и ответила, что доктора вызвали в больницу, на какую-то сложную хирургическую операцию, консультировать, и он непременно скоро будет. Тогда Родион совсем осмелел и спросил, а кто она?

– Я – медсестра, работаю с доктором на приеме с недавних пор. Зовут меня Ксения. А вы тогда кто?

Он ответил как есть, что он майор милиции и здесь по служебному делу, а зовут его Родион. От такого диалога обоим стало смешно. Наступила тягостная пауза, и Родион не нашел ничего лучше, чем спросить:

– Хорошо ли быть красивой, когда вокруг поклонники, подарки, поездку в Ниццу, Канны и на Лазурный берег?

Она ответила, что поклонников вполне вправе иметь, так как не замужем, но пока ее Лазурный берег – это набережная местной речки. Родион понимал, что еще несколько минут, и ему придется уходить, чего ему совсем не хотелось. Он так и не решился попросить ее номер, но оставил свой, с присказкой – вдруг что-то нужно будет от правоохранителей.

Получилось все вовремя: снизу позвонил Сергей, с ним рядом был подошедший Пилюлин, и если Родион сейчас спустится, то они двинутся к себе в управу. Сергей, похоже, на свой лад имитировал задержание, молодежи нужен был драйв. Родион что-то говорил Ксении, прощаясь, но сам себя не слышал. Мальчишество какое-то.

***

Пока ехали до отдела, Родион пытался разговором как бы сгладить напряжение. Пилюлин явно был удивлен, что с ним не могли поговорить в его рабочем кабинете, а везут в какие-то допросные места, туда, где он сам не бывал, но был наслышан достаточно, чтобы о них иметь собственное мнение. В кабинете на стуле уже сидел совершенно потерянный, в зеленом лабораторном халате, его друг. Опера вновь приглашение с приводом перепутали. Друзья поздоровались крепким рукопожатием, и с прямыми спинами, сидя в ожидании, казались детьми, смотрящими по телевизору страшную сказку.

Родион спровадил всех остальных в коридор и попросил подежурить с той стороны, чтобы никто не вломился. Чтобы самому не быть слишком похожим на полицмейстера, сел на край стола и повел такой разговор: он дает честное слово, что их беседа не будет никак записана, ни на диктофон, ни ручкой, ни одно их слово не будет запротоколировано и оформлено документально.