Блеск клинка - Лоуренс Шуновер

Вахту на причале нес Жак из Бурже.

— Заслони фонарь, Жак, — тихо сказал Пьер, — это я, Пьер. Я хочу пройти на борт «Леди», но так, чтобы меня не видели.

С прекрасной сообразительностью Жак сделал вид, что рассматривает трещину в досках под ногами. Он встал на колени и наклонился над фонарем, так что его плащ почти накрыл фонарь.

— Да поможет вам Бог, сэр, — прошептал он. Пьер проскользнул в благодатной тени и прыгнул на борт «Леди».

В его каюте не было света, а лампа капитана горела слабым светом в целях экономии масла, так как Джастин находился на берегу. Пьер открыл дверь большой каюты и моментально скользнул внутрь. Он вытащил записку, придвинул ее к лампе и сразу понял, что приехал в Трапезунд не напрасно. Послание было лаконичным и недвусмысленным. Оно гласило:

«Бернар де Кози — Паше Оглы: привет, доброго здоровья и долгих лет жизни.

Илдерим умер от наркотика. Я использую эту единственную отчаянную возможность информировать Ваше Превосходительство и молю Бога, чтобы мои слова не попались на глаза никому, кроме вас: последний ящик не попал к Монаху. Не отправляйте больше, пока мы не справимся с последствиями этой ужасной неудачи. Берегитесь так называемого „генерального ревизора“, Пьера, чье необъяснимое владение турецким языком открыло наш секрет министру. Он послан шпионить за вами. Вы решите, как с ним быть».

Пьер присвистнул от изумления. Сам де Кози! — подумал он. — Этот жирный, напыщенный, бесплодный сноб! — Под маской мелкого коварства скрывалось подлинное абсолютное зло, о котором министр говорил, но не мог его распознать! Дьявол сумел надеть личину брюзгливого бесенка!

Зло в лице Оглы и его евнуха не так трудно было представить. То, что эта сладкая парочка может заниматься контрабандой драгоценностей и нелегальной торговлей опиумом, казалось самой вероятной вещью в мире.

Оставалось распорядиться запиской, которую он не хотел уничтожать, но и при себе ее было опасно оставлять. Он чуть-чуть приоткрыл дверь. На палубах «Леди» было темно и тихо. Он быстро вышел из большой каюты, осторожно закрыл дверь и на цыпочках пробрался в свою темную каюту. Там он сбросил тяжелую мантию, которая весь день угнетала его, и надел самый легкий из своих камзолов. Он спрятал записку в носок башмака, который был на нем во время прогулки с Клер; там уже находилась трубка из слоновой кости с письмом константинопольского посредника.

Затем он застегнул под камзолом пояс с деньгами, взял кошелек, саблю де Кози и кинжал Абдула. Он понимал, что оружие выглядит слишком картинно для простой одежды, которая была на нем теперь, но другого выхода не было. Он снова перепрыгнул через фальшборт на причал, а Жак из Бурже, услышав его легкие быстрые шаги, вновь принялся изучать зеленые волны Черного моря через щель в настиле. Он заметил оружие Пьера, блеснувшее в темноте.

— Не дайте опять ранить себя, Пьер! — предостерег он.

Пьер задержался лишь на мгновение:

— Возможно меня будут искать, Жак, — сказал он. — Если мои догадки верны, это будут любезные люди с хорошими манерами, говорящие по-французски. Но эти греки, друг мой, придут с чудесным желанием убить меня.

— О Боже! — прошептал Жак. — Я позову команду и мы сбросим их в море.

— Не пытайся. Их пришлет крупный трапезундский вельможа.

— Тогда я скажу, что не знаю вас, Пьер. Никогда не слышал о вас.

— Нет, скажи просто, что я в гостинице. Скажи, что по-твоему меня можно найти в гостинице «Прекрасная гавань». Прощай, Жак!

— До свидания, — еле слышно ответил моряк. — Да хранит вас Святой Михаил, Пьер.

Пьеру не сразу удалось убедить стражников в воротах внутренней стены, что он тот самый французский чиновник, который совсем недавно проезжал здесь в сторону конюшни в длинной мантии из синего бархата с меховой оторочкой на хорошо известном коне Балта Оглы. Но говорящий по-турецки сержант за тяжелую французскую золотую монету сразу узнал его и любезно указал расположенную поблизости таверну «Звезда Востока». Несомненно, это была она.

Учтивый грек у дверей, чьей главной задачей в жизни было заглянуть в спрятанные под одеждой кошельки посетителей самой оживленной трапезундской таверны, затруднился отнести франка с обнаженной головой к какой-либо категории. Но Пьер вытащил из кошелька золотую монету и опустил ее в ладонь человека, которая тут же сжала монету, и человек дал знак служителю распахнуть обе створки. Пьер обратился по-турецки к человеку, которому он только что заплатил:

— Надеюсь, что рядом с помостом найдется свободный столик. Он нужен для меня и моего гостя: возможно, он уже здесь.

При звуке чистой турецкой речи из уст очевидного европейца и при виде украшенного драгоценностями оружия, человек мгновенно предположил, что Пьер — посол какой-нибудь европейской страны, юность и высокое положение которого являются вполне очевидной причиной посещения «Звезды Востока», причем инкогнито. Он предложил проводить Пьера к столику, который, по его словам, был зарезервирован для таких гостей. Но Пьер предпочел не привлекать внимания.

— Спасибо, я лучше спрошу официанта.

— Понимаю, милорд, — ответил человек.

Но трудно было привлечь внимание греческих, европейских и азиатских посетителей «Звезды Востока». Пьер заметил китайца в желтом халате, сидящего за столиком в одиночестве. На нем была странная золотая шляпа с жестким плоским выступом на верхушке, возможно, указывающим на его ранг. Слуга обмахивал его маленьким веером из перьев. По-видимому, внутри у него горел огонь, потому что из ноздрей его выходили тонкие струйки голубого дыма. Затем Пьер заметил, что он поглощает дым из длинной бамбуковой трубки с небольшой чашей на конце[29]. За другими столами группами сидели европейцы, некоторые из них в кирасах. Благоразумная предосторожность, подумал Пьер, и пожалел, что у него не было времени надеть свою кирасу. Присутствовали несколько персов в длинных, широких, мешковатых штанах, в точности похожих на юбки, но более удобных для верховой езды. Турецкие шаровары были немного уже, а индийские штаны еще уже. Но вся эта восточная одежда не предоставляла такой свободы движений, как плотно обтягивающие ногу европейские штаны.

Во всем этом многоцветном, переполненном помещении не видно было ничего похожего на белый с золотом плащ Рыцаря Ошейника, и Пьер предположил, что капитан намеренно задержался по какой-то причине. Пьер был уверен, что Василий уже обнаружил пропажу записки де Кози. Но он не опасался, что вину возложат на капитана, который находился в дальнем конце комнаты, когда Лала Бей разбросала декларации; очевидно, он не мог взять записку. Но полной уверенности у Пьера не было, и он бы отдал немало золотых монет, чтобы увидеть честное лицо Джастина.