Сообщество разума - Марвин Мински

нет необходимости обозначать его явно.

Кроме того, выявлять разницу мало, нужно еще понимать, какова эта разница – соответствует она «больше» или «меньше». Может показаться очевидным, что «выше» соответствует «больше», а «тоньше» соответствует «меньше», однако такому отождествлению нам приходится учиться. Вот другой дополнительный элемент «Больше»: нам требуются иные полинемы, чтобы показать, какое различие следует считать положительным. В обыденном языке мы порой кодируем подобные предпочтения в парах прилагательных наподобие «большой» и «маленький», но у нас нет словесных пар для прилагательных, скажем, «треугольный» или «красный», по-видимому, это объясняется тем, что мы не признаем существования у них «естественных» противоположностей. Вместо того мы можем использовать слова-подмены, например «более красный» и «менее треугольный». Можно даже изменять сами исходные словоформы; мы часто говорим «краснее» или «круглее» – но почему-то никогда не говорим «треугольнее».

Как ответить на вопрос «Что больше, большая мышь или маленький слон?» Мы не можем сравнивать два описания, пока не наберем достаточного количества знаний для конструирования соответствующих репрезентаций. Один из способов сравнения мыши и слона состоит в мысленном представлении некоего промежуточного объекта среднего размера. Годится чемодан, поскольку он способен вместить самую крупную мышь, но даже самый маленький слон в него не поместится. Как мы находим такие мерки для сравнений? На это может уйти немало времени, в течение которого мы должны искать в своих воспоминаниях структуры, выступающие соединениями для более длинных цепочек сравнений. Чем старше мы становимся, тем сложнее делается представление о «Больше» в уме каждого человека. Когда дело доходит до понятий наподобие «более похожий», «более интересный» или «более трудный», мы как будто уже не испытываем проблем в определении того, что может выражать здесь слово «больше».

23.5. Акценты

Для взрослого нет ничего необычного в том, чтобы овладеть иностранным языком и почти идеально освоить его грамматику и лексику. Однако люди старше подросткового возраста в большинстве своем не в состоянии в совершенстве овладеть произношением иностранного языка, сколько бы они ни старались. Иными словами, они говорят на этом языке с акцентом. Даже когда кто-то другой пытается помочь, воспроизводя нужные комбинации звуков, ученик не может повторить эти звуки. Большинство людей, меняющих страну проживания в возрасте старше двадцати лет, не способны заговорить на новом языке так, как говорят его носители.

Почему взрослым так сложно научиться произносить новые звуки? Бытует мнение, будто это доказывает «возрастное» снижение способностей к обучению, но данное мнение, скорее всего, относится к разряду мифов. Подозреваю, что эта конкретная ситуация вызывается более или менее напрямую неким механизмом, генетически запрограммированным отключать нашу способность учиться устанавливать новые соединения внутри агентов или между агентами, которые призваны представлять звуки речи. Есть гипотеза, что наш мозг использует разные механизмы для распознавания звуков языка и распознавания прочих звуков, в особенности для распознавания тех звуковых единиц речи, которые лингвисты называют «фонемами». В большинстве человеческих языков существует менее сотни фонем.

Почему мы как будто обладаем способностью изучать много различных речевых звуков до наступления зрелости, а потом нам становится гораздо труднее осваивать новое произношение? На мой взгляд, связь с процессом полового созревания не является совпадением. Один или несколько генетически контролируемых механизмов, «отвечающих» за наступление половой зрелости, также воздействуют на способности конкретных агентов учиться распознаванию и произнесению новых звуков! Но почему развивается эта странная «ущербность»? Какое эволюционное преимущество она сулит взрослым, гены которых после определенного возраста «затормаживают» данную способность к обучению? Рассмотрим следующую гипотезу:

Вступление в детородный возраст – биологический момент, когда социальная роль человека меняется, из ученика он становится учителем. «Эволюционная цель» подавления обучения новым звукам может тем самым заключаться в создании препятствий для того, чтобы родитель изучал речь ребенка; так мы заставляем ребенка изучать речь взрослых.

Разве родители не хотят обучать детей своему языку, что их приходится заставлять? Как говорится, бывает всякое. В краткосрочной перспективе родитель обычно сильнее озабочен общением, а не обучением. Соответственно будь нам проще имитировать речь наших детей, именно так мы бы и поступали. Но если бы родители могли учиться говорить так, как говорят их дети, эти дети теряли бы стимулы и возможность учиться говорить как взрослые; а если бы каждый ребенок приобретал собственный «речевой комплект» звуков, не появилось бы, между прочим, никакого полноценного общего языка! Если моя догадка верна, гены, связанные с половым созреванием и подавлением способности к обучению звукам, сформировались, возможно, едва ли не на заре эволюции человеческих языков. Никто не знает, когда это произошло, но, если бы биологи отыскали и описали упомянутые гены, мы могли бы получить представление о времени возникновения языка – быть может, в последние полмиллиона лет.

Глава 24

Фреймы

В оправдание Наполеона, сказавшего – если он в самом деле это говорил, – что те, кто склонен много думать, не подчиняются командам, отметим, что данное качество проявляется в первом из перечисленных дефектов. Командир, который вступает в битву, воображая, что сражение должно идти так-то и так-то, уже спустя две минуты с начала схватки обнаружит, что воображение его подвело. То есть мысленная картина погибнет. У него нет ничего, кроме, быть может, другой мысленной картины, но и та не просуществует долго. Или может случиться так, что, когда первый составленный в уме прогноз окажется ошибочным, у этого командира найдется многочисленная «коллекция» иных прогнозов, в которой он попросту запутается, пытаясь сопоставить ее с реальной обстановкой. Избыточная склонность опираться на прошлый опыт может оказаться почти такой же вредной, как отсутствие всякого предыдущего опыта. Чтобы адекватно реагировать на постоянные изменения окружающей среды, мы должны не просто вычленять отдельные объекты из общей картины, но и знать, какие их фрагменты могут изменяться, не подвергая опасности общие значения и функции.

Ф. Ч. Бартлетт

24.1 Скорость мысли

Существует огромная пропасть между теми, кто, с одной стороны, соотносит все с неким централизованным видением, с одной системой, более или менее цельной и четко сформулированной, опираясь на которую они понимают, думают и чувствуют (с единым, универсальным организующим принципом, который сам по себе регулирует бытие и наделяет его значением), – и теми, кто, с другой стороны, стремится ко множеству целей, часто никак не связанных и даже противоречащих друг другу, объединенных, если это вообще возможно, лишь каким-то фактическим способом, какой-то психологической либо физиологической причиной, или же эстетическим принципом.

Исайя Берлин

Когда мы входим в комнату, создается впечатление, будто представшая взгляду сцена «отпечатывается» в сознании мгновенно. Однако на