Мой театр. По страницам дневника. Книга II - Николай Максимович Цискаридзе

К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко в связи с 275-летием.

Отсидел я, несчастный, тот концерт… По-моему, не только я, но и весь зрительный зал пребывал в шоке от этого зрелища. Концерт был не просто плохой, он был чудовищный. Понял, почему меня туда уговаривали пойти работать. Сидел весь концерт и думал: «Какое счастье, что я отказался! Какое счастье! Вот сейчас бы это все на мою голову!»

Проходит буквально месяц, меня вызывают, уже не в Министерство культуры РФ, а гораздо выше: «Николай Максимович, может быть, вы все-таки подумаете насчет АРБ серьезно?» Кручусь как уж на сковородке, отказываюсь, отнекиваюсь из последних сил.

Надо сказать, что за время кампании, организованной, чтобы стереть Цискаридзе с лица земли, со мной происходили какие-то удивительные вещи. Вернее, они вокруг меня происходили.

У власти в Большом театре уже был Филин, когда мне неожиданно позвонил Ю. К. Лаптев, в то время Советник Президента РФ, пригласил работать в Совете при Президенте РФ по культуре и искусству.

Во время одного из таких заседаний Совета в Кремле, меня отозвал в сторону В. В. Путин, сказал, что Вагановская школа находится в очень сложном состоянии, что в Петербурге готовят реорганизацию управления несколькими учреждениями культуры и что мне пора проявить свои организаторские способности. «Надо с чего-то начать», – сказал Владимир Владимирович и произнес несколько фраз, которые меня не столько озадачили, сколько изумили.

Я не мог себе даже представить, что человек его уровня знает такие тонкости о школе, ее внутреннюю ситуацию в деталях, включая вопросы имущественных споров.

Став ректором АРБ им. Вагановой, просматривая документы, я увидел на многих, основополагающих, подпись Путина. Будучи вице-мэром Санкт-Петербурга, именно Путин сделал так, чтобы школу не выселили с улицы Зодчего Росси, именно он сохранил ее историческое здание за школой НАВСЕГДА. Об этом мало кто знает, я о том понятия не имел.

Коллегой В. В. Путина когда-то являлся Л. Н. Надиров, ставший в 1986 году директором школы, а затем ее первым ректором. Именно он превратил училище в Академию Русского балета им. А. Я. Вагановой. Я считаю Леонида Николаевича одним из величайших деятелей нашей культуры. Трудно представить, сколько он сделал для балетной школы на улице Зодчего Росси. Вот так же, как у нас в вестибюле, при входе, сегодня стоит бюст Вагановой, так же там должен стоять бюст Надирова. Потому что все, что мы сегодня в АРБ имеем, – уникальное, узнаваемое во всем мире, название, охранную грамоту на здание в виде особого статуса и так далее, это все было сделано с его легкой руки. Леонид Николаевич не успел расселить только пять квартир. Там же на территории школы коммуналки находились.

59

Я думал, «Жизель» в Казани будет моей последней в жизни. Приехал в Москву, пошел в театр, посмотрел расписание: у меня Злой гений в «Лебедином озере» на Основной сцене Большого театра и на Новой сцене 5 июня «Жизель». В афише стояло подряд несколько «Жизелей» на Основной сцене, но меня туда, понятное дело, не допустили.

5 июня 1992 года в Московском хореографическом училище, когда нам вручили дипломы об окончании школы, я пообещал Пестову, что буду танцевать ровно 21 год. Я день в день это обещание выполнил, звезды сошлись!

Снимая грим после спектакля, это был 84 раз, когда я танцевал партию Альберта, сказал: «ВСЁ». Мой гример воскликнула: «Этого не может быть!» – «Лена, ВСЁ». – «Ты не сможешь не танцевать!» Я покачал головой, не чувствуя никакой трагичности: «Поверь мне, это ВСЁ».

7 июня ко мне на класс заявилась все та же облезлая тетка из отдела кадров, принесла бумаги, что мои контракты как артиста и педагога-репетитора в Большом театре не будут продлены. Я ей сказал без каких-либо эмоций: «Подписывать ничего не буду».

Не зря же в свой первый день работы в ГАБТе 1 сентября 1992 году я купил книгу Б. А. Покровского «Когда выгоняют из Большого театра». Мне уже тогда кое-кто сверху показал, чем дело закончится…

Но я знал, что ухожу из театра с гордо поднятой головой – с повышением и на значительный пост. Однако те, кто субсидировал и осуществлял кампанию «против Цискаридзе», оказались не в курсе этих планов. Руководители ГАБТа пребывали в уверенности, что, узнав о непродлении своих контрактов, я начну отстаивать свои права и скандалить.

Буквально на следующий день на пресс-конференции, устроенной по поводу премьеры оперы «Князь Игорь» в провальной режиссуре Ю. П. Любимова, они первым делом поторопилось объявить, что Большой театр расторгает договоры с Н. Цискаридзе.

Все мировые СМИ, по-моему, дали о том информацию. Я к своим, раскалившимся от трезвона, телефонам просто не подходил. Журналисты вновь осаждали меня с новой силой, вытворяя невесть что…

60

Алла Шполянская, пресс-секретарь МХТ им. Чехова, одна из немногих поддержавших меня во время «кислотного» скандала, сказала: «Коль, ты не можешь не прокомментировать это безобразие, ты обязан прокомментировать».

Из-за угрозы очередного выговора, с марта 2013 года я не давал интервью. Либеральная общественность, поборники свободы слова очередной раз делали вид, что ничего противозаконного не происходит.

В последних числах июня, когда мои контракты с Большим театром уже были закрыты, я дал согласие на интервью известному журналисту Андрею Ванденко, обозревателю журнала «Итоги», тогда изданию с солидной репутацией.

Наш разговор начался нетривиально: «Николай, вы такой спокойный, как будто что-то важное знаете». – «Ну, я действительно спокоен, мне нечего бояться, у меня всё очень хорошо». – «Как? – удивился он. – Вы с 1 июля 2013 года – безработный!» Я пожал плечами: «Почему вы так считаете?»

Тут на меня полился поток упреков. Ванденко пытался меня пристыдить: «Вы – черствый человек, не выражаете никакого сочувствия Филину. Я был в Ахене у него в больнице, он ничего не видит, он полностью ослеп». О том, что немецкая сторона (видимо, знавшая истинное положение дел) не дала разрешения на пресс-конференцию по поводу Филина на своей территории, ее были вынуждены перенести в Голландию, журналист не упомянул.

Настала моя очередь: «Поверьте, я хорошо знаю Филина. Все это не более чем рекламный трюк. В конце июля – начале августа будут гастроли Большого театра в Лондоне. И Филин, волшебно излечившийся в Германии и прозревший, выйдет на сцену кланяться. А я по плану тех, кто этот скандал затеял, в то время уже должен сидеть в тюрьме». – «Николай, этого не может быть! Филину прописан полный покой, о каком Лондоне вы говорите?!» – «Давайте поспорим, – и я протянул ему руку для пари, –