Мой театр. По страницам дневника. Книга II - Николай Максимович Цискаридзе

достояние. О том, как они это достояние уничтожали и уничтожают всеми способами, никто не хотел ни говорить, ни знать. Мне еще до начала процесса объявили, что я ни за что его не выиграю.

Суд был назначен на раннее утро. Интересы ГАБТа представляли две довольно молодые женщины. Одна была явно из приличной семьи, все время молчала. Наверное, понимала, что участвует в жутком фарсе, и ей было стыдно. А вторая – наглая, абсолютно бесстыдная. Я, когда ее увидел, чуть со стула от смеха не сполз.

Эта, прости господи, адвокатесса появилась на утреннем заседании суда в вечернем платье, в очень дорогих гигантских жемчугах на шее и в ушах. На голове – шляпка, на плечах – манто! Май месяц на улице. Увидев ее в таком «убранстве», я подумал – она понимает, что ее по телевизору по всем каналам сегодня будут показывать, и подготовилась согласно своим представлениям о прекрасном. Она против Николая Цискаридзе! Наблюдая судебное заседание, мне так и хотелось себя ущипнуть, было ощущение, что все происходящее мне снится.

В результате этого разбирательства один из двух выговоров с меня сняли. Но я не обольщался. Буквально через пару дней Галина Степаненко, в отсутствие Филина назначенная на должность и. о. художественного руководителя балета ГАБТа, нашла какой-то повод, чтобы влепить мне новый выговор.

После «кислотного» скандала любая новость с фамилией Цискаридзе и лейблом ГАБТа привлекала внимание СМИ, им был нужен рейтинг. Про назначение Г. Степаненко тут же написали в прессе. Но поскольку Галя была артисткой «широко известной в узких кругах», а в тот момент уже начались какие-то публичные трения между популярными эстрадным артистам Евгением Петросяном и его супругой Еленой Степаненко, вышел большой конфуз. Благодаря путанице в СМИ многие уверовали, что жена Петросяна стала руководителем балета ГАБТа.

55

Незадолго до суда я получил приглашение станцевать на балетном фестивале имени Р. Нуреева в Казани. Подумал, наверное, это будет моя последняя «Жизель», и я станцую ее с Воронцовой.

Параллельно с творившимся кошмаром я еще с Линой «Жизель» готовил. Все свое обожание этого балета, опыт, который накопил, все, что я помнил, наблюдая Уланову, мне хотелось передать своей ученице.

С танцами было легко. Лина понимала меня с полуслова, она находилась в хорошей форме. Но сцена сумасшествия Жизели… Здесь требовалась женская рука, какие-то особенные слова. Я позвонил своей первой партнерше – Наташе Архиповой, которая к этому моменту уже не преподавала во МГАХ. Очень жаль, она была одним из самых толковых специалистов, кто там работал в последние годы. Лина же у нее выпускалась. «Наташенька, можешь прийти? Нужен твой женский глаз. Я выйду из зала, чтобы ты как женщина с ней поговорила, потому что Лина меня как-то стесняется…»

Наташа пришла и неделю с Воронцовой работала. Она посмотрела наши общие сцены – Жизели и Альберта, высказала свои пожелания. Я слушал Наташу с большим интересом, это был взгляд со стороны настоящего профессионала.

Отрепетировали. Приехали в Казань. Я там много раз выступал, но никогда не принимал участия в фестивале Нуреева…

…В 1997 году, когда я готовил «Жизель» в Большом театре, мне позвонила глава этого фестиваля, в прошлом танцовщица ГАБТа, балетный критик – Н. М. Садовская, но тогда я об этом не знал. «Николай, я вас хочу пригласить станцевать „Сильфиду“ на фестивале Нуреева», – тоном, не терпящем возражений, сказала Наталья Михайловна. Назвала дату выступления. А у меня «Жизель» на носу. «Спасибо большое, я был бы очень рад, но у меня через день после вашей даты премьера „Жизели“ в Большом театре». На что услышал: «Ой, ну какая проблема?! Приедете, станцуете, потом поедете, станцуете на следующий день вашу „Жизель“!» – «Но это мой первый спектакль…» – «Господи, тоже мне дела! Вышел по диагонали, положил цветы, два раза cabriole – и вся ваша „Жизель“!» – фыркнула с раздражением Садовская. «Я готовлю партию с Улановой! Как я ей сообщу, что за пару дней до своей премьеры поеду куда-то?» – «Господи! – воскликнула Наталья Михайловна. – Да она старая, уже ничего не помнит!» – «Простите, я не могу так. Тогда я вынужден отказаться от вашего предложения. Извините ради бога…» Слышу в ответ: «Вашей ноги на этом фестивале никогда не будет!» В трубке раздались прерывистые гудки.

И каждый раз, когда Наталью Михайловну спрашивали: «Почему вы не приглашаете на Нуреевский фестиваль Цискаридзе?» – она гордо отвечала, что не приглашает плохих и капризных артистов.

В 2013 году меня все-таки уговорили там выступить, не Садовская, другой человек. Очень хотелось, чтобы Лина станцевала со мной этот балет, другого случая могло не представиться. Согласился, но предупредил: «Танцевать буду только с Воронцовой».

На вокзале нас встречала Садовская, на лице – страдальческая гримаса. И на каждом шагу, оказываясь рядом со мной, Наталья Михайловна начинала громко причитать по поводу несчастья, случившегося с Сереженькой Филиным, действительно потрясающим танцовщиком, не то что некоторые…

Приехав в Казань, я знал, что мой контракт как артиста ГАБТа истекает 30 июня 2013 года, я ухожу. Становлюсь ректором АРБ им. А. Я. Вагановой. Единственное, чего я не знал, когда о том будет сделано соответствующее заявление. Меня попросили по этому поводу нигде не распространяться.

Я смотрел на фыркающую Садовскую, не упускавшую случая уколоть, поддеть меня, и думал: «Господи, какая же озлобленная дама! Казань – прекрасный город, хорошая погода, все цветет, порадуйтесь жизни, получите удовольствие!»

Нас с Линой принимали так, как будто в тот вечер перед казанской публикой выступал сам Рудольф Нуреев с Марго Фонтейн. Наталья Михайловна, сцепив зубы, как личную трагедию переживала наш успех. Количество цветов, которые в тот вечер вынесли на сцену, и счесть было нельзя…

56

В день нашего выступления в Казани, то есть 16 мая, в ГАБТе состоялась премьера балета М. Эка «Квартира». Его поставили вместо другого спектакля Матса – «Дом Бернады Альбы», в котором я так мечтал станцевать…

Впервые в театре, а не на записи, я увидел «Жизель» Эка в Парижской опере в ноябре 2001 года, когда приехал туда готовить «Баядерку». Мы параллельно в залах репетировали: я – Солора, а жена Эка, Ана Лагуна, – «Жизель» с артистами Оперá. Эк, в отличие от большинства хореографов с мировым именем, не имел штата ассистентов. Когда наступал момент постановки, сначала приезжала Лагуна, проделывала всю основную, черновую работу, а сам Матс появлялся уже ближе к премьере.

Меня интересовало, как он репетирует. Если выпадало свободное время, я подходил к залу, где Эк работал, через окошко