Дайте место гневу Божию (Грань) - Далия Трускиновская

Я сама не знала, почему мне так важно забрать ее отсюда.

Из глубины двора раздался выстрел, другой, третий…

– Ах, будьте вы неладны! – воскликнул Даниил. – Это – они!

– Кто?

– Не знаю. Я принял сигнал и оказался тут разом с тобой. Но это – они, те, кого прислала проклятая Управа! Это – судьи адовы!

Больше уже не стреляли. Даниил с тихим стоном, переходящим в рычание, мотал головой, и голова эта опусказась все ниже.

Из темноты появился огромный Марчук.

– Уходим, – сказал он хмуро. – Нам не надо было загонять их в тот сарай. Глядишь, кто-то бы и уцелел.

– Все трое? – без голоса спросил Даниил.

– Старший застрелил девочку и младшего, потом – себя. Наверно, крепко у него совесть нечиста…

– Он боялся выдать Управу, – глядя на тело Ольги, объяснил Даниил. – Он не осудил себя и своих, нет, мне это лишь показалось. Просто это был самый надежный способ сохранить тайну. А они – сами его попросили…

– Но, Даниил!.. – я все еще стояла на коленях возле Ольги. – Ведь теперь они тем более в наших руках. Они перешли в иное бытие – и Рагуил немедленно пошлет кого-то, чтобы расспросить их…

– Никого Рагуил не пошлет. Они – самоубийцы. Сами это выбрали! Значит – сразу оказались на ТОЙ стороне. Они и не подозревали, как ловко увернулись от нас…

Как рядом со мной оказался Нартов – я не заметила. Он легонько похлопал меня по плечу.

– Нартов, нужно ее отсюда забрать, – попросила я. – Нужно ее унести.

– Вставай-ка, – приказал он. – И приподними ее за плечи.

– Пошли, – сказал Даниил, видя, что и я уже стою, и Ольга – на руках у Нартова. – Есть у меня одно подходящее местечко.

Из глубины двора поочередно возникли Валевский и Гошка, оба – понурые.

– И вот непременно тебе палить нужно было, – бормотал Валевский, не оборачиваясь к Гошке. – И вот непременно тебе нужно было им под ноги палить…

Гошка молчал.

– За мной, – сказал Даниил и принюхался. – Вон туда.

– Ты что, на Грань собрался? – удивился Марчук.

– Там недалеко от Грани есть одно местечко. Пошли.

– Зачем?

– Оку Божьему зачем-то нужно.

Он пошел вдоль стенки гаража, к забору, следом – Нартов с Ольгой, за ним – я, и замыкала наше немое шествие вторая отдельная загробная бригада. Я учуяла близость прохода, и тут же Даниил ребром ладони обозначил его. Сам он шагнул первым и с той стороны придерживал край справа от разреза. Нартов остановился и позволил мне обогнать себя.

– Ты уже знаешь, что дальше-то с ней делать? – спросил он. – Тебе объяснили?

– Никто мне ничего не объяснял.

С тем я и ушла по ту сторону, чтобы придержать ткань (если кто возился с пыльным и тяжелым занавесом из дешевого черного бархата, тот поймет) слева от разреза. Нартов пронес тело, а следом вошла и бригада.

Пройдя несколько десятков шагов по всем известной тропе, мы свернули в нехоженную траву, она расступилась, и мы оказались в саду, в заброшенном осеннем саду, откуда хозяева убрались, даже не позаботившись собрать урожай. Низкие, с широкими и раскидистыми кронами яблони стояли рядами, а в траве лежали спелые яблоки. На открытом месте мы увидели скамейку, и Нартов понес туда тело женщины.

Усадить ее все равно не удалось бы – и мы ее уложили. Я на всякий случай полностью расстегнула на ней розово-лиловый жакет с вырезом – одежка такого рода, что даже непонятно, куда в ней ходят. Жакет этот, как оказалось, был надет на голое тело, и мы неодобрительно переглянулись – сорокалетней тетке такое вроде уже не к лицу. Хотя и волосы нечеловеческого цвета, и грим, как на тинейджерше, собравшейся изумить ночную дискотеку, тоже хороших мыслей не навевали, а только удивление: надо же, что человек из себя смастерил!

Бригада – кроме Нартова – и Даниил отошли в сторонку и молча смотрели на меня. Я не знала, чего они ждут, однако что-то могло сейчас случиться… или не случиться…

– Интересное дело, – резонно заметил Нартов. – Вот любопытно – стояли эти поросята спереди, а выстрел в нее угодил сзади…

Он был прав – на груди, а открыла я эту грудь чуть ли не по пояс, не было видно ни царапины.

– Послушай, Нартов! А когда ты… То есть, когда тебя… Рана была? – вдруг догадалась спросить я.

– Так я ведь до сих пор не знаю, что со мной было. Помнишь, я ходил и соображал – жив я или мертв. А потом, когда стало ясно, что меня ВЗЯЛИ, все равно не понимал – живым или мертвым. Дырки только на рубашке остались, я себя всего ощупал. Вообще-то я и сейчас не понимаю…

– Наверно все-таки живым. Я ведь точно жива, а мы в связке работаем. Нет, я не про то… Ты терял сознание?

– Что-то такое было. Но я в обморок не грохался. Может быть, всего несколько секунд был в отключке. А может, минуты две. Но я стоял на ногах твердо!

В этом был весь Нартов.

– На то ты и мужик. А она, сам видишь, старая рухлядь. Надо же, в какой цвет покрасилась! Держу пари – под этими патлами у нее самая обыкновенная седина.

Зрение ока Божия позволило бы мне увидеть единственный и тщательно упрятанный седой волосок в вороной шевелюре негра. Я раздвинула руками неприятные на ощупь от краски пряди и показала Нартову отросшие белые корни волос.

– До чего же нелепо… – вдруг сказал он. – Ведь никто не знает, когда Господь призовет. И вот явишься к нему, как шут гороховый… Тут уже не за грехи, а за дурацкий прикид стыдно будет!

– Да ладно тебе проповедовать…

Правильность Нартова тоже могла вывести из терпения. Не так давно, кстати, был правильным атеистом. Теперь, соблюдая закон команды, принял без рассуждений иную систему ценностей. И рассуждать не желает – его вполне устраивает быть в составе бригады и выполнять правильные распоряжения.

– Но ведь зачем-то мы ее сюда притащили? – спросил он.

Мы – это была я, решившая забрать тело, и он, выполнивший просьбу без размышлений. Остальные только позволили нам сделать это.

Насквозь фальшивое «стихийное бедствие» не могло являться в таком облике ТУДА. Нартов был прав – за такое безобразие стыда не оберешься. Возможно, мне просто хотелось привести ее в человеческий вид. Если только не поздно.

Как-то я сцепилась спорить с фантастически тупым культуристом. Наверно, хотела измерить глубину его тупости, других целей и быть не могло – доводы рассудка на него заведомо не действовали. Если бы он хоть честно признался, что наращивание мышечной массы имеет коммерческий характер – призы на чемпионатах, рекламные съемки и тому подобная дребедень, – я бы и слова поперек не сказала. Каждый зарабатывает на жизнь как умеет. Но он и до такого аргумента не додумался.

– Послушай, – проникновенно сказала я. – Все ведь умрем! Вот явишься ты на суд к Господу Богу, он тебя спросит: Вован, что ты хорошего в жизни сделал? А ты ответишь: Господи, я десять сантиметров на бицепсе нарастил, было сорок шесть, стало пятьдесят шесть! Тебе стыдно не будет?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});