Дайте место гневу Божию (Грань) - Далия Трускиновская

– Если это женщина – может, того? Переспал?

– А ОНИ на это способны?

– Понятия не имею.

– Ну и переспал, что с того? На то он и бес, чтобы вводить в соблазн… – тут забрезжило что-то вроде светлого пятнышка в густом мраке. – Соблазн справедливости?..

– Я тебя умоляю! – немедленно вмешался Валевский. – Мы уже столько теоретизировали про НАШУ справедливость и ИХ справедливость, что уши завяли! Ты мне информацию сообщай.

– Нет у меня никакой информации – все на уровне ощущений. Он чего-то натворил и мучается… хотя осознает, что мучаться из-за этого ему не положено… вот и выдумывает какого-то врага, чтобы перед самим собой оправдаться…

– Нет, врага он не выдумывает, – убежденно произнес Валевский. – Враг у него есть. Он же понимает, что если мы вдруг пойдем ему навстречу – этого врага придется предъявлять. Он, наверно, подменяет одну ситуацию, недозволенную, другой, более дозволенной, что ли, чтобы иметь возможность выразить свое дурное настроение. Ты это имела в виду?

– Мне жаль его. Честно! Если бы мне запретили любить и привязываться к людям, я бы повесилась.

– Ты бы повесилась. А кто-то другой преспокойно предал бы все свои привязанности… – начал было Валевский.

– Леша! Да вот же ты сам сказал!

– Что сказал?

– Он совершил предательство!

– Ну, для него это – не грех.

– Ты знаешь, если он сам считает это грехом, то… то…

А что «то» – я не знала. И потому, махнув рукой – мол, дай подумать спокойно, – я пошла от Валевского прочь весьма решительно и далеко бы ушла, выстраивая свою неожиданную версию, но, к счастью, влетела прямо в колючие кусты.

Это меня привело в чувство, и я, развернувшись, поспешила к бригаде.

А бригада меж тем резко сменила направление беседы.

– Над Гранью-то и висят те самые два меча, знать бы только, где, – Нартов крепко почесал в затылке.

– Ну, будешь ты знать, где они! Встанешь на цыпочки и снимешь с полки? – одернул его Марчук. – Да ты ими и пользоваться не умеешь.

– А чего уметь? Я в школе целый год на фехтование ходил.

– Так то – на рапирах!

– А ты что – никогда во дворе на деревянных мечах не дрался?

– А у ТЕХ, там, тоже мечи есть? – спросил Гошка. – Если у НАС, значит, и у НИХ, что ли?

– У Рагуила спроси. Или у Михаила, – сказал, чтобы отвязаться, Марчук. Очень ему не хотелось выглядеть в Гошкиных глазах некомпетентным.

– Но ведь для кого-то они там висят? – не унимался Гошка.

– Не для кого-то, а для чего-то, – поправил Нартов. – Вроде символа, Яружный, есть такое слово – символ.

– Да нет же, для кого-то, они же настоящие! Там и лезвия, и рукояти, я разглядел! Разок бы хоть подержаться! – в Гошкином голосе было совершенно запредельное отчаяние. Мечи-то – вселенского значения, к ним только архангелы прикасаться могут, а тут – простой летеха размечтался…

– Отец Иоанн говорил: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам», – напомнил Валевский.

– А как просить-то? – Гошка был в растерянности. – Так прямо встать и сказать: Господи, дай нам эти два меча?

– Да ладно вам. Вот если бы мечи, да если бы еще базуки! – Марчук уже начал злиться. – Вторая отдельная загробная бригада, гипотезы – отставить.

– Витька, а ты когда-нибудь в церкви был? – спросил Нартов, – Не в той, у отца Иоанна, а вообще… тогда?..

– Был, – сразу вспомнил Марчук. – Супругу сопровождал на крестины. Да что ты, в самом деле, как старая бабка? И ты, Лешка, туда же! Ну, нет у нас мечей – так что же теперь, помереть и не жить?

– Для нас это определение особенно актуально, – уныло напомнил Валевский.

Мужчины еще недолго препирались – Нартов (Нартов!) упрекал бригаду, что ни одно рыло не удосужилось вызубрить хотя бы «Отче наш», Валевский призывал положиться на вдохновение, а Марчук в азарте противоречия договорился уже и до атеизма. Как оно обычно с мужчинами случается, они от спора сразу и решительно перешли к анекдотам…

Я стояла под березой, ожидая, пока им это занятие надоест. Гошка подошел сзади.

– Ведь где-то там они есть, – сказал парень, поднимая голову к небу. – Висят себе и сигнала ждут, ну, не сигнала, ну, молитвы… А зачем они там висят, если не для кого-то?

– Это не у меня, это у Даниилов или у отца Иоанна спрашивать надо.

– Господи! – воскликнул вдруг Гошка, кинулся вперед и замер у края обрыва. – Ну, Господи! Тебе-то они зачем?! Ты же ими махаться не станешь! А нам для дела нужны, Господи, для дела же нужны!..

Он стоял там, где стоять было уже невозможно, тоненький, кудлатый, мальчишка – и только, а трое заматеревших мужиков повернулись недовольно, и Марчук приказал не галдеть и не блажить в таком странном месте.

Гошка мотнул головой и огрызнулся в том смысле, что это место и не для травли анекдотов предназначается. Поэтому он не видел самого интересного. А я видела.

Сперва показалось – два глаза на меня с неба уставились, два бело-голубых и приближающихся глаза. Потом осенило – не человеческие! Кошачьи! С вертикальными зрачками. Тут и Гошка, повернувшись, увидел это чудо.

– Господи Иисусе! – воскликнул он, и тут оба меча аккуратно вошли остриями в землю у его ног и застыли, словно два металлических растения.

Гладиус с его тяжелым, толстым и широким клинком углубился всего на ладонь, зато второй меч, с изгибом, полотно клинка имел тонкое и даже с отломанным кончиком въехал в почву по крайней мере на две ладони. Обе рукояти оказались почти вровень.

– Вы-мо-лил?!. – севшим голосом спросил Валевский.

– Я не знаю! – принялся оправдываться Гошка. – Они сами! Сами – оттуда!

– И что же мы с ними теперь делать будем? – строго осведомился Марчук. – Вот так прямо возьмем и пойдем рубить? А ты вообще подумал – имеешь ты право эти мечи просить, или сперва должен обратиться к старшему в бригаде?

Нартов, который, как всегда, просто обязан быть самым умным и самым решительным, первый подошел к мечам поближе и, присев на корточки, тронул пальцем рукоять гладиуса.

– Ничего, холодная…

– Ну и что дальше? Выпросили на свою голову! – Марчук уставился на евангельские мечи более чем недоброжелательно. – Раз нам их дали – значит, нужно идти воевать, что ли?! С нечистью, что ли?! Рубить в капусту?!

– Сам не блажи! – одернул его Валевский. – Раз дали – значит, будет какое-то распоряжение…

– Ребята, а вы хоть поняли, что этот молельщик натворил? Наша вторая отдельная загробная кому подчиняется? Она подчиняется Рагуилу. А он через голову Рагуила и даже через голову Михаила к кому обратился?!. – Марчук, осознав нарушение субординации, был близок к панике; впрочем, к панике умеренной, не выходящей из разумных пределов, потому что и в земной жизни у него наверняка похожие ситуации случались.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});