Сон № 9 - Митчелл Дэвид

– Это обычная оса, – говорю я. – Там, откуда она взялась, их полным-полно.

Томоми это не устраивает.

– Там, откуда мы взялись, людей тоже полным-полно. По-твоему, это оправдывает убийства?

Довод ужасно глупый, особенно если вспомнить, что Томоми сама визжала как резаная: «Убей ее! Убей!» – поэтому я отворачиваюсь и смотрю, как пиццы ползут сквозь геенну. Когда я снова прислушиваюсь к разговору, Дои с Томоми рассуждают о воронах.

– Говори, что хочешь, – заявляет Томоми, – но вороны – очень милые птицы.

Дои мотает головой:

– Вороны – это фашисты с крыльями, мэн. Привратник в нашем доме как-то отогнал одну метлой. На следующий день эта самая ворона спикировала на него и расклевала в кровь всю макушку, мэн. Прикинь, какая-то ворона – и напала на привратника! Просто жуть. Как будто природу вдруг перемкнуло, мэн!

Томоми точит карандаш для век и открывает карманное зеркальце.

– Слабаки – пища для сильных.

От Уэно до Кита-Сэндзю легко доехать даже в часы пик, потому что в идущих туда подлодках нет никого, кроме тех, кто возвращается с ночной смены, да миллиардеров-эксцентриков. Подлодки, что направляются в сторону Уэно, стонут под грузом людей. Токио – это циклическая модель Большого взрыва, порождающего вселенную. Взрыв происходит в пять вечера, и людскую материю отбрасывает к окраинам, но в пять утра она, подчиняясь силе притяжения, стремится обратно к центру, чтобы успеть к очередному взрыву. Мои поездки не подчиняются токийским законам природы. Я весь какой-то измотанный. Я разуверился в отце, и к этому трудно привыкнуть. Сегодня ко мне в капсулу приедет Аи, сразу после репетиции, часов в пять вечера. Для нее – ужин, для меня – завтрак. К моему облегчению, она вызвалась приготовить еду сама – из-за диабета ей приходится следить за своим питанием. А фраза «ограниченный набор» применительно к моему кулинарному репертуару прозвучала бы неумеренным бахвальством. Я иду от Кита-Сэндзю в «Падающую звезду». На небо наползает странная туча. Велосипедисты, женщины с детскими колясками, таксисты останавливаются поглядеть на нее. Половина неба – чистейшая октябрьская лазурь, другая половина – темная клубящаяся воронка грозовых облаков. Порывы ветра взвихряют и уносят полиэтиленовые пакеты. Бунтаро уже сидит в видеосалоне, подбивает баланс после недельного отсутствия. Он смотрит на меня и принюхивается.

– Знаю, – говорю я. – Знаю, от меня несет сыром.

Бунтаро с невинным видом пожимает плечами и возвращается к калькулятору. Я плетусь к себе. Кошка желает мне доброго утра и выскальзывает в свое кошачье измерение. Я мою ее миску, меняю воду, принимаю душ и ложусь вздремнуть, прежде чем навести порядок к приходу Аи.

Лицо прикипело к подушке. Язык – кусок пемзы. Слюна стекает по нему, как по желобу, прямо на наволочку. У стола стоит Аи, нарезает морковь и яблоки. На миг мне чудится, что мы с Аи поженились и она готовит ужин для наших девятерых детей, – но тут до меня доносится аромат яблок. И мускатного ореха. Кошка вылизывает лапы и наблюдает за мной. Бунтаро пропускает Аи наверх, она стучит, я глубоко сплю и не просыпаюсь, Бунтаро подтверждает, что я дома, Аи заглядывает, видит меня, выходит и покупает продукты для салата. Жизнь может быть сплошным блаженством, когда захочет. Похоже, Аи мне доверяет, если остается со мной наедине, когда я одет – или раздет – в общем, какой уж есть. То, что мне доверяют, делает меня достойным доверия. Морковь прекрасно сочетается с яблоками. Аи измельчает грецкие орехи – до этой минуты я не обращал особого внимания на грецкие орехи, – добавляет изюм и посыпает всем этим латук. На ней старые джинсы и линялая желтая футболка, светлее, чем ее кожа, а волосы подобраны кверху. Вот ее сказочная шея. Аи собирает очистки в мешок для мусора. На ней очки в толстой черной оправе – странно, но они ей идут. Она никогда, никогда не старается произвести впечатление, что меня очень впечатляет. У нее в ухе серебряная пиратская серьга.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Эй, каннибал с острова Кюсю, – говорит Аи; я понимаю, что она знает, что я за ней наблюдаю, и звучащие во мне аккорды меняются со звонкого ля-бемоля на дребезжащий ре минор. – Почему ты хранишь письма в морозилке?

– Осторожней, – говорит Аи. – По-моему, в этих костях может быть рыба.

– На вкус чудесно.

– Ты живешь на одной моментальной лапше?

– Мою диету разнообразит пицца – благодаря «Нерону». Ты не против, если я доем салат?

– Давай, а не то умрешь от цинги. Ты никогда не говорил, что из твоего окна такой вид.

– Разве это вид? Вот на Якусиме – это да.

– Он намного лучше того, что у нас с Сатико. Из нашего окна была видна спортивная площадка тюрьмы общего режима. Забавное зрелище. Я распахивала окно и играла вальсы Шопена, один за другим. Но однажды утром я ушла на занятия, а за время моего отсутствия перед окном выросла многоэтажная кольцевая автостоянка. Теперь в шести дюймах от нашего окна – бетонная стена. Мы бы переехали, но придется платить задаток, и мы останемся без гроша. Даже честные агенты по недвижимости, если только это не оксюморон, оберут нас до нитки. К тому же приятно сознавать, что, если случится пожар, мы легко выберемся из окна и спустимся по веревке в безопасное место, сопя себе потихоньку.

Трезззззззззвонит телефон. Беру трубку:

– Алло?

– Миякэ!

– Суга? Ты где?

– Внизу. Господин Огисо говорит, что у тебя гости, но ты не против, если я зайду?

Честно говоря, я против.

– Конечно нет.

Суга входит в капсулу, и я не верю своим глазам. Он сделал себе пересадку тела. Экзема исчезла. Модельная стрижка стоит не меньше десяти тысяч иен. На нем костюм миланского похитителя бриллиантов и стильные прямоугольные очки исполнителя в стиле электрик-фолк.

– Ты собираешься на интервью? – спрашиваю я.

Суга, не обращая на меня внимания, застенчиво кланяется Аи.

– Привет, я Масанобу Суга. Вы, наверное, подружка Миякэ из Кореи?

Аи вгрызается в стебель сельдерея и вопросительно смотрит на меня.

– Нет, – сквозь зубы цежу я. – Суга, это госпожа Имадзё.

Аи жует сельдерей.

– Суга, который храпит?

Теперь недоумевает Суга:

– Я… э-э… Миякэ…

– При случае я тебе все объясню.

– Другого случая долго не будет – я пришел попрощаться.

– Уезжаешь из Токио? – Я бросаю ему на пол подушку. – Близко или далеко?

Суга скидывает сандалии и садится:

– В Саратогу.

– В какой это префектуре?

Аи знает, где это.

– Саратога, западный Техас?

– Самое сердце пустыни.

– Там красиво. – Аи продолжает жевать. – Но дико.

Я отыскиваю более-менее чистую чашку.

– А зачем ты едешь в пустыню?

– Мне нельзя об этом рассказывать.

Я наливаю ему чай.

– Почему?

– Об этом мне тоже нельзя рассказывать.

– Это как-то связано с твоим Священным граалем?

– Неделю назад, выйдя отсюда, я отправился к себе в лабораторию и поднапряг мозги. Все оказалось до обидного просто. Пишешь программу поиска, вводишь в файловое поле, и пусть она там сканирует все девять миллиардов файлов, проверяя, не спрятан ли среди них настоящий сайт Священного грааля, вот. Ну, первая попытка с треском провалилась. В терминах мегабайтов, это все равно что попытаться втиснуть Китай в русло реки Сумида. Защитная система Пентагона тут же распознаёт мою программу как инородное тело, уничтожает ее и начинает меня отслеживать. Еле успел соскочить.

– Тот самый Пентагон? – спрашивает Аи.

Суга крутит большими пальцами, застенчиво и хвастливо одновременно.

– Ну, пару дней я все это обдумываю, а потом меня осеняет гениальная мысль. Утренний порыв вдохновения. Я взламываю защитную систему Пентагона, подключаюсь к его операционной системе, надеваю на нее намордник и заставляю разыскивать те самые файлы, которые она должна охранять! Так переучивают розыскных собак противника, чтобы те привели к хозяйскому логову. В общем, на словах это просто, но мне сперва пришлось проложить маршрут полета через шесть разных зомби и шесть сетей сотовой связи. Потом…