Тьма после рассвета - Александра Маринина

смирилась и положилась на судьбу: Настя будет жить отдельно и поневоле всему научится. Пока рядом с ней Алеша Чистяков, за дочь можно не беспокоиться. Но что будет, если они расстанутся? Если Настя не выйдет замуж за Алексея, то не выйдет уже ни за кого и никогда, потому что ни один вменяемый молодой человек не захочет жениться на девушке, которая не умеет готовить, гладить мужу сорочки и вести дом. Даже если такой камикадзе и отыщется, то у него же будет матушка, которая нерадивой снохе жизни не даст, и брак очень быстро распадется.

В этом году день рождения Надежды Ростиславовны пришелся на вторник, и она решила отпраздновать его в узком кругу, с мужем, Настей и Алексеем. Просто скромный семейный ужин. А уж гостей она пригласит на субботу, когда можно будет собраться пораньше и никуда не спешить, сидеть допоздна.

Леонид Петрович радовался, что смог вернуться домой, как и обещал, не сильно задерживаясь на службе. Настя с Алешей уже приехали и сидели за накрытым столом, с нетерпением поглядывая на разноцветные салаты.

— Папуля, давай быстрее, — закричала Настя. — Мы умираем от голода.

Разлили вино, поздравили именинницу и набросились на угощение.

— Дорогие родители, сегодня вы сидите за одним столом с государственным преступником, — торжественно объявила дочь и захихикала. — Нашего Лешку загребли в милицию. Потом, правда, отпустили, но грозились направить бумагу в институт.

Оказалось, что Чистяков попался, когда стригся в парикмахерской.

— Я хотел прилично выглядеть, все-таки день рождения, — рассказывал он, — пошел свои вихры обкорнать. И тут откуда ни возьмись милиция нагрянула, начали всех проверять: почему в рабочее время по парикмахерским рассиживаются. Я прямо ошалел, если честно. Нет, я газеты-то читаю, про выступление Андропова насчет дисциплины труда в курсе, но не думал, что все будет так серьезно. Уверен был, что это просто очередной лозунг, как всегда. Объявить — объявят, а воплощать в жизнь никто не будет. Но не тут-то было! До меня очередь дошла — а у меня аспирантского удостоверения с собой нет, я же без документов из дома выскочил, только в парикмахерскую. Никак мне было не доказать, что я работу не прогуливаю и имею полное право не находиться ни на каком рабочем месте.

Череменин только головой качал, слушая повествование о злоключениях Алексея, которому грозили всеми карами небесными, не позволили сбегать домой за удостоверением, а вместо этого доставили в отделение и оттуда звонили в ректорат и выясняли, учится ли в их аспирантуре гражданин Чистяков Алексей Михайлович и не обязан ли он был в указанное время пребывать в стенах института. Только убедившись, что задержанный не является злостным прогульщиком, его отпустили. Через десять дней после вступления в должность Генерального секретаря ЦК КПСС Андропов, выступая перед членами ЦК, заявил, что дисциплина труда повсеместно нуждается в укреплении и что по Москве, к примеру, в рабочее время слоняются тысячи бездельников, и чаще всего это работники органов управления и сотрудники всяких НИИ. Ну и сразу же началась очередная кампания, как всегда. Милиция с энтузиазмом принялась устраивать облавы в кинотеатрах, магазинах, парикмахерских, да и просто на улицах. Понятно, что как только Алешка упомянул про институт, так сразу попал в поле особо пристального внимания тех, кто явился проверять посетителей парикмахерской.

— Испугался? — сочувственно спросил Леонид Петрович.

— Если честно — да, — признался Алексей. — Не столько самой милиции, сколько того, что они в институт позвонили.

— Папуля, ты просто не в курсе, — перебила Настя. — Лешка в списке тех, кто поедет на Школу молодых ученых. Мало ли как ректорат отреагирует на такой звонок из милиции. Может, первому отделу не понравится, и его исключат из списка. Поэтому он нервничает.

— Стоп, стоп, — замахал руками Череменин. — Давайте все с начала и по порядку. Какая такая Школа? И при чем тут первый отдел?

Он быстро уловил суть и дальше слушал объяснения дочери вполуха, потому что жизнь молодых ученых-математиков его мало интересовала. Но в какой-то момент Череменин вдруг поймал взгляд Насти, сосредоточенный, пристальный, напряженный, словно говорящий: «Услышь же меня!» Что она хочет сказать?

— …проводится по многим научным специальностям в разных городах по всему Союзу… В этом году математики собираются в Ташкенте, а в прошлом, например, Школу проводили в Омске…

Так, понятно. Ребенок Настя снова пытается сунуть нос в чужую дверь. Надо пресечь ее сыщицкие потуги на корню.

Когда Настя вытащила сигареты и сказала, что пойдет на лестницу покурить, Череменин вышел следом.

— Ребенок, я ценю твой цепкий ум и хорошую память, но мне кажется, что ты переборщила. Я тебя предупреждал: не лезь не в свое дело, — строго произнес он, поплотнее прикрыв дверь квартиры.

— Я? — Она сделала невинные глаза. — Я никуда не лезу, я просто рассказала про Школу молодых ученых. Вот ты, например, знал, что такие Школы существуют и регулярно проводятся?

— Не знал, и что? Насколько я понимаю, туда выезжают каждый раз разные люди, даже если речь идет об одной и той же специальности. А уж если научные специальности разные, тогда вообще говорить не о чем. Настя, ты…

— Папуля, а первые отделы?

— Что — первые отделы?

— У них ведь штат небольшой, человека два-три, и с молодыми учеными, которые направлены от конкретного вуза или института, наверняка ездят одни и те же сотрудники. Ну, или по очереди, через раз.

— Ты обалдела? — изумленно спросил Череменин. — Ты хочешь сказать, что речь идет о сотруднике… — он запнулся, подыскивая наиболее подходящую формулировку, — о сотруднике органов?

— Пап, они такие же люди, как и все остальные. Мы с тобой говорили об этом.

— Мы говорили о милиции. Там, — он выразительно посмотрел вверх, — проверки куда более серьезные. Я готов допустить, что в милицейских рядах может оказаться тяжелый психопат, но там? Нет, исключено.

— Ну почему исключено-то? — не сдавалась дочь. — Ты даже не обдумал ничего, сразу вывод сделал.

— А ты, выходит, обдумала?

— Я думала целых три недели, между прочим. Ладно, давай не будем спорить, у нас сегодня праздник. Я сказала, что хотела, но тебе не интересно. И вообще, я к тебе не лезла, ты сам первый спросил, — обиженно сказала она и вернулась в квар­тиру.

Конечно, она не лезла. Просто завела разговор так, что пришлось обсуждать то, что ей нужно. От горшка два вершка — и столько хитрости. Правда, пока совсем еще детской, неловкой, неуклюжей, но ведь девочка повзрослеет, наберется ума и опыта, и тогда не позавидуешь тому, кто с ней свяжется. Ох, бедный Алешка! Может, стоит пожалеть парня и не желать ему «долгой счастливой жизни» с этой мелкой ловкачкой?

После десерта молодежь ушла домой, решили допоздна не сидеть, завтра все-таки рабочий день. Леонид Петрович помогал жене наводить порядок и мыть посуду, с досадой понимая, что не может отделаться от мыслей, навеянных разговором с Настей.

— Надюша, а ваши аспиранты и научные сотрудники ездят на эти Школы?

— Какие школы? — рассеянно переспросила Надежда Ростиславовна, оттирая днище чугунной сковороды.

— Молодых ученых.

— Конечно. Каждый год. А что? Дались вам эти Школы! Сначала Настасья мне целую неделю голову морочила, теперь ты. Что с ними не так-то?

— Тебя Настя спрашивала о Школах? — удивился Череменин. — Ты мне не рассказывала.

Надежда Ростиславовна удовлетворенно