Тьма после рассвета - Александра Маринина

Как дозвонишься и договоришься, дай мне знать, ладно?

— Само собой.

Пора ехать домой. Леонид Петрович вдруг почувствовал тяжелую усталость после нескольких дней огромного напряжения. Третья рюмка была, кажется, совсем лишней. Впрочем, какая там рюмка? Обычный стакан…

***

Знакомый Виктора Гордеева, работающий в Министерстве культуры, пообещал собрать требуемые сведения за пару дней и слово свое сдержал. Уже в среду, на следующей неделе, Леонид Петрович получил ответ, и ответ этот жестоко разочаровал. Гастрольные спектакли в интересующие его периоды времени шли только в трех городах из восьми: в Тюмени выступала труппа Пермского театра оперы и балета, в Минске давал спектакли Московский драматический театр имени Станиславского, в Красноярске жители смотрели представления ленинградского цирка. В остальных пяти городах никаких гастролей в нужные даты не проходило.

— Ну, что? — с любопытством спросил Гордеев, когда Леонид Петрович вскрыл заклеенный конверт и пробежал глазами несколько рукописных строчек. — В цвет? Получилось?

— В молоко, — вздохнул Череменин. — Не попал.

Ни один сыщик не станет расшифровывать свои источники даже перед коллегами-друзьями, это непреложное правило. Поэтому с человеком из Минкульта Гордееву пришлось встречаться самому, чтобы взять конверт с ответом и потом передать Череменину. Конверт он забрал еще утром, но весь день был в бегах и в делах, как, впрочем, и Леонид Петрович, поэтому пересечься им удалось только вечером возле станции метро «Проспект Маркса», на углу улицы Горького, рядом со зданием Госплана.

— Жаль, — огорчился Виктор. — Значит, я подал тебе плохую идею, а ты время потратил.

— Идея замечательная, Витя, просто не сработала в этот раз. Ты же знаешь, как у нас бывает: сто версий проверишь, пока не попадешь в цель. Зато каждая проверенная версия, которая окажется неправильной, уменьшает количество оставшихся и повышает шансы на успех при работе над следующей. Такая наша сыщицкая математика, — усмехнулся Череменин.

Почти десять вечера, а народу мимо них идет много. Москвичи и гости столицы гуляли или шли из театров, ведь рядом и Большой театр, и Малый, и Ленком, и Театр оперетты, и Театр имени Ермоловой. Все на одном пятачке, не говоря уж о Красной площади и храме Василия Блаженного. Москвичи, конечно, вряд ли соберутся смотреть на шедевры архитектуры по вечерней темноте, а вот туристы, особенно иностранные, с удовольствием здесь гуляют в любое время суток. Опять же гостиницы «Интурист», «Метрополь», «Националь», «Москва» — все здесь, только три шага сделай, а «Россия» — совсем недалеко. Именно в эти гостиницы и селят иностранцев.

— Леня, ты в ГУМе давно был? — спросил Гор­деев.

— Не помню, а что?

— А в театре?

— Тоже не помню, — Леонид Петрович задумался. — Когда Аська, дочка, была маленькой, мы ее на «Щелкунчик» водили в Большой. Ей было лет шесть или семь, мы с Надей только недавно поженились… С тех пор, пожалуй, больше и не был нигде. Несколько раз собирались, Надежда где-то доставала билеты на хорошие спектакли, но в последний момент у меня все срывалось. А ты? Часто хо-дишь?

— Примерно как и ты. Один раз удалось с пацанами на детский утренник вырваться в кукольный театр на Спартаковской. И как твоя Надежда реагировала, когда ты не мог пойти с ней в театр?

— Молча. Ходила с Аськой. Аська у нас большая любительница этого дела, ее ночью разбуди — и она побежит. У нее друг детства в театре работает, так она периодически ходит к нему просто посмотреть на репетиции или пошататься по зданию. А твоя Надежда как? Сердится, сцены устраивает?

Гордеев пожал плечами.

— Да нет, нормально. Я все удивляюсь, откуда в кино берутся все эти глупости про милицейских жен, которые скандалят, когда муж работает в выходные или не может поехать с семьей в отпуск. Про театры и походы в гости тоже такая дребедень… Вот откуда режиссеры и сценаристы это взяли, если в жизни все не так?

— Во-первых, это кино, там свои правила. Им же нужно, чтобы в кадре был драматизм, напряжение, конфликт. А во-вторых, Витек, нам с тобой просто повезло. Вот ты, например, сколько времени ухаживал за своей Надей, прежде чем вы поженились?

— Года четыре, наверное… Да, три года и десять месяцев, точно.

— Вместе жили? Или только встречались?

— Встречались. Где нам было жить-то, пока не расписаны? У нее родители и сестра с мужем и ребенком, у меня родители и двое младших, брат и сестренка. Даже если место нашлось бы, то понимания точно не дождались бы.

— Ты, наверное, постоянно опаздывал на свидания или вообще не приходил? — с сочувствием в голосе спросил Череменин.

— Поначалу так и было. Мы ж себе не хозяева, сам знаешь. Договоришься, назначишь, только соберешься — а тебя перехватили и припахали к чему-нибудь срочному. И ведь не предупредишь никак, она уже в дороге или вообще стоит и ждет. Потом мы как-то приладились, в колею вошли, перестали встречи назначать. Если я смог освободиться в нормальное время, то звонил ей, и, если Надя была дома, — заезжал и уводил, куда получится. В кино, просто погулять, а когда совсем уж везло — к кому-нибудь на хату. Самое главное — успеть отбежать подальше от своего кабинета и служебного телефона и доскакать до выхода, чтобы начальник не дернул или тебя не поймали прямо у КПП. А у тебя как было?

— Да точно так же в первое время. Мы с моей Надеждой поженились, когда были знакомы пять с лишним лет. Правда, у нас с жилищными условиями было полегче, у Нади после развода с первым мужем осталась квартира, так что мы сперва встречались, потом пожили вместе три года, а уж потом расписались. И Аська ко мне привыкла, считала родным отцом. Потом-то мы, конечно, сказали ей, что родной папа у нее совсем другой, но она, знаешь, даже не расстроилась. Как называла меня папой, так и продолжает. Это я все к чему веду-то: наши с тобой Надежды за несколько лет привыкли, что мы не вольны распоряжаться своим временем и своей жизнью, приспособились. У них было достаточно времени понять, могут они с этим мириться или нет. И замуж за нас они шли с открытыми глазами. Хорошо представляли себе, что их ждет и как это все будет. А вот у тех, кто женится впопыхах или слишком рано, как раз и происходит примерно так, как в кино показывают. Выйдет девушка замуж за студента-сокурсника, любовь-морковь и тра-ля-ля, вместе на лекции, вместе занимаются, вместе экзамены сдают. Каникулы тоже одновременно. Идиллия! А как только начнется служба — так все и посыплется.

— Выходит, мы с тобой, Ленька, умные, — сделал вывод Гордеев. — Ну хоть в чем-то. С театрами не получилось, зато жен выбрали правильно. Ну что, по домам?

Да, надо бы. Но так хорошо, так спокойно было просто стоять на углу, никуда не спешить, смотреть на оживленные лица проходящих мимо людей, видеть улыбки и выражение радости на их лицах, улавливать слухом обрывки непонятных фраз, произносимых на разных незнакомых языках. Течет обычная жизнь крупного столичного города, вечерняя, нарядная, приятно-возбужденная, такая далекая от убитых мальчиков и от всей грязи и гадости, с которыми постоянно имеют дело те, кто борется с преступностью…

— Давай пройдемся пешочком до памятника Пушкину, воздухом подышим, а там нырнем в метро, — предложил Череменин.

— Ты тоже на метро? — удивился Виктор. — Я думал, ты на колесах. Даже надеялся, что ты меня подбросишь. Устал я сегодня, набегался.

— Забарахлили мои колеса,