Пеший камикадзе, или Уцелевший - Захарий Калашников

начальником штаба разговор получился коротким, тот сунул мне денег и попросил купить цветов, вернее, постараться найти где — то в городе и купить, чтобы женщин в бригаде поздравить с женским днём. Я успокоился. Сказать, что я обрадовался — не сказать ничего: я в этом хаосе просуществовал с солдатами безвылазно почти сто дней, с утра и до вечера, и кроме мин и фугасов, смертей, раненых и покалеченных товарищей, бесконечно тянущихся за мной войсковых колонн с продовольствием и боеприпасами, отчаянной безнадёжности и какой — то серой беспросветности не видел ничего, и вдруг — предложение найти цветы! Оно прозвучало, как если бы мне предложили: уйти домой сегодня, но пешком! А так как за сто дней мы прошли ногами расстояние суммарно равное расстоянию от Грозного до Москвы, меня это даже нисколечко не смутило!

У Маши зазвонил телефон.

— Твой ужин, наверное? — сказала она, внимательно разглядывая на экране незнакомый номер.

— Возьми деньги, — протянул Егор.

Маша взяла, и выйдя из палаты на стройных ногах, ответила на звонок.

— Что я делаю? — закатил Егор глаза, оставшись в одиночестве. — Что я вообще рассказываю? Чушь какую — то! Зачем я всё это говорю?!

Впервые за долгое время его кто — то слушал и ему хотелось наговориться. А может, всё дело было в том, что его слушала женщина. Чудесная, красивая, строгая. Смелая. Она сразу понравилась Егору, ещё там, у двери смотрового кабинета. А после того, что она для него сделала, он понял, что никого ближе и нет. Она первая прикоснулась к нему за долгое время и эти прикосновения были ему приятны.

Вскоре она вернулась с двумя пакетами еды.

— Пахнет очень вкусно! — сказала она.

— Тогда давай кушать?

— Я, наверное, не буду…

— Что это значит? Мы договорились! Мне это всё не съесть…

— Хорошо, — наконец, согласилась Маша. — Я поем немного… Что было дальше? — спросила она, с интересом наблюдая, как Егор управлялся разными руками с пакетами, ланч — боксами, одноразовыми приборами и соусами.

— Ты знаешь, кажется, это не очень удачная история, — сказал Егор, с удовольствием облизывая палец, испачканный в белом соусе.

Но Маша настояла на продолжении.

— Мне интересно! Честно! — сказала она.

— Ладно, — согласился Егор. — Но сначала поедим. На чём я вообще остановился?

— Поиски цветов…

— Верно. Часам к десяти утра мы провели разведку маршрута и поехали искать цветы, которых нигде не было. Было обычное серое утро, ничем не предвещавшее наступление вообще какого — либо праздника, которого с трепетом и нетерпением ждут все женщины Центральной России: готовятся, укладывают причёски, покупают себе красивые вечерние наряды, золотые украшения. В Грозном с самого утра можно было встретить женщин, идущих на водозабор в длинных чёрных юбках, замызганных до колен жирной грязью, с бидонами на тележках для перевозки грузов или стоящих за пыльными серыми прилавками у обочин дорог. Прокатившись по городу и ничего не найдя, я обратился к знакомому чеченцу по имени Ваха, который нашёл для нас тюльпаны. Часть тюльпанов он привёз сразу, а другую часть надо было забрать позже. Мы не знали, как скоротать время, слонялись по городу — кружили на бронетехнике по злачным городским улицам, выпили по пиву и решили часть цветов подарить местным леди в честь знаменательного события. Ну, должно же было быть хоть какое — то у них отношение ко всему этому? Правда, это превратилось в настоящее испытание, потому что женщин пришлось не просто уговаривать принять цветы, их пришлось буквально преследовать. Ну, знаешь, когда приходится бежать за ними, чтобы догнать. Подкатывали на БТРе, спрыгивали с брони и догоняли. Руками, конечно, никого не хватали. Никакого насилия. Традиции мы знали. Мы катались по городу в поисках сакральных жертв и это было для нас забавой. Местные мужчины смотрели на нас осуждающе. Я ловил их взгляды и ничего не видел, отказывался замечать очевидное, кроме презрения и нескрываемой ненависти. Мой мозг давал мне совсем другие определения, он говорил: они завидуют нашей свободе выражать те чувства, которые мы хотим. Потом появился мужчина. Он появился после того, как мы подарили цветок женщине, которая убежала от нас и бросила его незаметно в грязный снег. Мы тогда не понимали: куда ей было идти с этим цветком, как объяснить мужу и другим этот цветок? Вот, он стоял, один из таких: что ему объяснишь? Я ещё подумал: может быть, он здесь, чтобы покончить с нами. Да, так и было. Покончить с нами. Другого объяснения не было. Мы встретились злыми глазами. Он смотрел осуждающе, я смотрел демонстративно зло. Я уже тогда решил, что этот тип появился для того, чтобы состряпать расписание нашей смерти. А в районе завода «Красный молот» нас подорвали… Я совершенно не помню деталей, как и что произошло, но мне почти всё известно, чем это закончилось, но вот в чём особенность — всё это время в моей голове живут события, где я довёз цветы до бригады. Почему — то я отчётливо помню это, что и зачем происходило потом, помню лица каждой из девяти женщин, для которых назначались привезённые мною цветы. Я пил сырую воду из бака за столом оперативного дежурного, там, где их собрали вечером для торжественного вручения памятных подарков, скромных пожеланий и тёплых объятий. Они были из разных подразделений: из медроты, РМТО и разведки, удобнее было собрать их в одном месте, поэтому пригласили в штаб. Помню накрытый наспех стол и принесённые ими котлеты и какие — то салаты. Помню вкус оливье, потому что кроме салата мне ничего не досталось. Помню, как командир и офицеры штаба пили с женщинами какой — то коньячный спирт, — комбриг ещё запретил мне наливать, — они весело и пьяно смеялись, и я запомнил эту маленькую радость в их глазах, я улыбался и чувствовал гордость. Гордость за то, что в такие минуты смог доставить кому — то маленькое счастье прямо в самое сердце ада…

Маша беззвучно плакала, утирая глаза ватным тампоном, вдруг обнаруженным в кармане халата.

— Этого не было? — догадалась она. — Правда? Твой мозг допустил, что такое могло случиться? Он придумал это, блокируя, что произошло на самом деле? — тихо всхлипывала она.

— Вероятно, да.

— И женщины… Они остались без цветов… и скорее даже не думали о них, а думали о тех, кто пострадал при подрыве… — всхлипывала она.

— В моей памяти так всё сложилось! Альтернативной версии тех событий в моей памяти нет! А то, что с нами приключилось на самом деле — будто совершенно иная история!

Маша немного