Забытые пьесы 1920-1930-х годов - Татьяна Майская

ПЕТР. Плохо у меня, Вася. Гнилое все. Ржавчина поела.

ВАСИЛИЙ. Встряхнуться надо. На мир иначе поглядеть. Тебя мразь окружила. Ноют, воют. Слизью текут. А ты только на них и смотрел. Да ты посмотри кругом, как жизнь шагает! Каких мы делов большущих наделали! А ты на брюхе ползаешь, и, конечно, тебе, кроме грязных подошв, ничего не видать. Ты ведь по Терехину о партии судишь. В пивных новый быт ищешь. Ячейку забросил. Эх ты! Если бы не Нинка здесь, я бы тебе еще сказал.

ПЕТР. Так все навалилось… Сил и не хватило. Знаешь, Васька, учеба мне впрок не пошла. Понимаешь ты, вот когда почти ничего не знаешь, тогда все хорошо. Во все веришь, бодро идешь. Когда много знаешь, тоже хорошо, наверное, тогда все осознать можно. А вот когда посерединке: кое-чего ухватил, кое-чего понял, — тогда плохо. Сомнения забирают. Вот оппозиционные теории… Не смог я их знанием опровергнуть. А тут еще обстановка эта вся. Так соединилось вместе, и действительно кажется — конец всему.

ВАСИЛИЙ. Эх, Петька, Петька! Опозорил ты себя.

ПЕТР. Знаю. Уйду из вуза. Пойду на завод, к станку опять.

ВАСИЛИЙ. Ну вот. Опять бежать, опять прятаться. Нет, Петька, не будет этого: до конца пойдем. Выпрямись. Возьми-ка Петра Лямина в собственные руки. Всю эту сволочь брось. Университет кончи. Или уж ты совсем не человеком стал?

ПЕТР. Не знаю… Попробую… Только вот…

ВАСИЛИЙ. Что?

ПЕТР (голос его дрожит). Не бросайте меня, ребята, первое время… Трудно мне и… стыдно. (Всхлипывает.)

Занавес.

Эпизод седьмой

«КОРОЛЕВА ИЗВОЛИЛА ОТБЫТЬ»

Комната первого эпизода. Занимаются: ВОЗНЕСЕНСКИЙ, ЛЮТИКОВ, ПЕТРОСЯН, АНДРЕЙ, БЕЗБОРОДОВ, БЕСЕДА.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ (заглядывая в книгу к Лютикову). Много осталось?

ЛЮТИКОВ. Хватит еще.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Скоро думаешь кончить?

ПЕТРОСЯН. Ты тише не можешь?

Пауза.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Дай карандаш. А Лёнов после истории с Петром не появляется.

ЛЮТИКОВ. А ежели и появится, я первый его отсюда налажу.

ПЕТРОСЯН. Да прекратите, ну вас к черту!

Пауза. Раскрывается дверь, появляются КРУГЛИКОВ, ФЕНЯ, МАНЯ и ПРЫЩ.

КРУГЛИКОВ (неожиданно громко). Здорово!

Все вздрагивают. Возгласы: «Ой, вот черт!» БЕЗБОРОДОВ, дремавший над книгой, вскакивает.

ЛЮТИКОВ. Вы что, с ума сошли?

АНДРЕЙ. Вид у них как будто только с зачета. Обалделый вид.

БЕСЕДА. Убирайтесь к черту! Не мешайте работать. Надо же когда-нибудь дело делать.

ПРЫЩ. Товарищи, тише. Я узнал только что, что эти граждане о вас же заботятся.

ПЕТРОСЯН. Пускай потом заботятся. А пока очистите помещение.

КРУГЛИКОВ. Дорогие товарищи, в связи с некоторыми обстоятельствами я прошу вас повременить с занятиями и организовать здесь небольшую вечериночку…

ПРЫЩ. Со спиртными напиточками.

АНДРЕЙ. Вот это дело! А деньги где?

ЛЮТИКОВ. С чего это вдруг?

БЕСЕДА. Заниматься надо.

АНДРЕЙ. Брось ты, Беседа. Какие тут занятия! Тут о деле говорят, а ты — заниматься.

ПЕТРОСЯН. Вы дадите работать или нет?

ФЕНЯ. Какая там работа, мы уже все принесли.

ПЕТРОСЯН. Принесли?

Начинает убирать книги со стола.

Это все-таки безобразие. Приходят и не дают работать. Ну, что у вас там, давайте!

БЕСЕДА. А я все-таки уйду. Работать буду.

АНДРЕЙ. Послушай, сделай мне одолжение.

БЕСЕДА. Ну?

АНДРЕЙ. Не будь дураком.

БЕСЕДА поворачивается и уходит.

КРУГЛИКОВ. Ну-ка, Феня, давай кулек.

ФЕНЯ вносит пакет. Ребята вынимают оттуда водку и закуски.

ЛЮТИКОВ. Так все-таки по какому поводу?

ПРЫЩ. По случаю торжественного сочетания Артемия Семеновича Кругликова и Фени… как твоя фамилия?

ФЕНЯ. Ладно, без фамилии сойдет.

ПРЫЩ. Нет, как же, без фамилии нельзя. И Фени, по фамилии… Ладно. Музыка, туш! Как сказано у поэта:

Пою в помпезной эпиталаме.О, злато-лира, воспламеней!{218}Пою безумство твое и пламя,Бог новобрачных, бог Гименей.

ПЕТРОСЯН. Тьфу! И откуда он выкапывает?

ЛЮТИКОВ. Все-таки в общежитии неудобно, друзья.

КРУГЛИКОВ. Дело, видишь ли, в том, что я от вас переезжаю в отдельную комнату.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Вот чудеса, нашел-таки!

АНДРЕЙ. Да тебя нужно за деньги показывать. Во всяком случае — поздравляем. И вас поздравляем, и себя поздравляем.

КРУГЛИКОВ. Так вот, выходит, еще одно торжество прибавляется. Решили мы справить новоселье, а так как комната моя в Малаховке, а вас туда не затащишь, значит, свое новоселье у вас справим. Ну, новоселье мое, значит, ничего, что в общежитии… Ну вот… сейчас вернусь.

ЛЮТИКОВ. Объяснил! Да постой ты.

КРУГЛИКОВ. Я за пивом. Не смог забрать сразу… В два счета. Вы пока тут устраивайтесь.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ (глядя на Маню). А это кто?

ФЕНЯ. А это с Покровского рабфака{219}, Маня, подруга моя.

Здороваются.

ПРЫЩ. Я побегу за ребятами. Лизу надо позвать, Терехина с Ниной, Федора.

ЛЮТИКОВ. Ну, если Терехин с Федором встретятся, хорошего ничего не будет.

ПРЫЩ. Ничего, как-нибудь. Ну, я побежал.

Убегает.

Идет уборка стола. Через минуту входит ЛИЗА.

ЛИЗА. Здорово, ребята! (Подходит к Фене.) Значит, Феня, правда? Всерьез обкрутилась? И надолго?

ФЕНЯ. То есть как это — «надолго»? Совсем.

ЛИЗА. Не завидую.

ФЕНЯ. Чему это не завидуешь?

ЛИЗА. Ни тебе не завидую, ни Кругликову. Обоим вам. Связываетесь зря.

ФЕНЯ. Ну!

ЛИЗА. Не по-нашему это. Нужно свободно жить, а не опутывать себя. Это, по-моему…

ФЕНЯ. Не стесняйся, говори.

ЛИЗА. Да я никогда не стесняюсь. Мещанство это.

ФЕНЯ. Так! Ну, валяй сперва ты, а потом я скажу.

ЛИЗА. Что же тебе сказать?

ФЕНЯ. Что скажу, а вот что: мерзость все то, что ты болтаешь. Слушать противно.

ЛИЗА. Ну, знаешь, вам всем правду слушать противно. А ты мне вот что скажи. Ты сейчас своего хахаля любишь?

БЕЗБОРОДОВ громко зевает. Все вздрагивают.

МАНЯ. Что это с вами?

БЕЗБОРОДОВ. Это у меня нервное.

ЛИЗА. Любишь ты его?

ФЕНЯ. Конечно, люблю. Не любила бы — не сошлась. Можешь быть спокойна. Темка прекрасный товарищ: заживем с ним очень хорошо.

ЛИЗА. А если завтра ты его разлюбишь?

МАНЯ. Разлюбит, так уйдет.

ФЕНЯ. Верно.

ЛИЗА. А если не уйдешь, не вздумается? Так, значит, и будешь с ним целый век жить?

ФЕНЯ. Буду.

ЛИЗА. Вот это и есть мещанство. Рамки себе создаешь. Закабаляешься. Рабская психология женщины-самки.

ЛЮТИКОВ. Ну, это ты, милая, все у Кости переняла. Мещанство да мещанство. Терехинская работа.

ЛИЗА. При чем тут Терехин? А если у нас одни взгляды на это, тем лучше. Что важно? Удовлетворить половую потребность, а вы цепляетесь за мужчину, как за вещь: «Ах, муженек! Ах, любимый! Ах, бесценный!» Пошлость! От этого и сцены, и драмы, гадость вообще.

ФЕНЯ. Это правильно. Пошлость! Вот то, что ты проповедуешь, — пошлость. Смотрю я на тебя: где ты всего этого набралась?

ЛИЗА. Погоди, Феня, ты не ругайся. Ну, подумай! Месяц ты живешь с одним фраером, ну два, а дальше? Ведь нельзя же все время пить из одного стакана{220}. Приедается.

ФЕНЯ. «Из одного стакана! А ты чем же хочешь быть, со своим крылатым Эросом{221}», который с кровати на кровать перелетает, кружкой для всех?

ЛЮТИКОВ. Здорово сказано!

ФЕНЯ. Ведь когда ты этак расфуфыришься, а за тобой целый хвост — и Терехин, и Лёнов, и Прыщ, и Абрамов, и Данильский, и еще десяток, как их там, — знаешь, что это мне напоминает?

ЛИЗА. Ну что?

ФЕНЯ. Собачью свадьбу, вот что.

МАНЯ. Бросьте, ребята, что вы, право.