На рыдване по галактикам (СИ) - "BangBang"

Принимающая сторона в лице, должно быть, всех жителей деревни, выстроившаяся полукругом перед здоровенным кострищем, в которое мы чутка не доехали, закручивается в поклонах, с опаской косясь на жужжащие в вышине зонды, и вжаривает туш на странноватого вида инструментах. Дирижирует этой самодеятельностью невероятной колоритности персонаж, разубранный рогами и костями еще пышнее вождя. Те, что не исполняют музыки, нестройно, но очень громко и старательно орут марш десантников. Вот и ребятишки — кто на руках у взрослых, кто за травяные юбки попрятался, но ни одной особи, смахивающей на женщину, с характерными, так сказать, вторичными признаками, я что-то не вижу. Нельзя им, что ли, на глаза чужакам показываться? Ох уж эти варварские культуры…

— Это, походу, надолго, — фыркает Варг. — Поторопи-ка этих певцов ртом, что-то их гостеприимство меня уже утомило.

— Если что, точнее, что бы ни случилось — нам, богам, можно вкушать только свое небесное гару-гару! — встревает Нюк, косясь на скворчащую над костром нямку. — Я местные яства под страхом смерти жрать не стану.

— А Кларочка вон с каким аппетитом точит нюкийских блохокузнечиков, — подначиваю я. — Может, и тебе бы понравились… не мармеладные, конечно, но вполне себе… ксеноморфики.

— После ксенолога — так и быть, попробую, — бурчит бортинженер. — Через пару суток. Когда точно будет понятно, что ты выживешь.

— Божественное время дорого, звездные владыки довольны приемом, а теперь жаждут поделиться небесной мудростью со старейшинами! — пытаясь переорать разошедшийся клистирный оркестр, гаркаю я. Надеюсь, акцент и всякие там нюансы диалекта не слишком помешают взаимопониманию, зародившемуся с подачи Тасиного гару-гару.

В этот момент, тяжело сопя и отдуваясь, к костру прибегают подотставшие участники процессии.

— Ой-ей, повозка кердык! — огорчается посол. — Клара, на место! Пошел, жирный обжора!

И трескает скотину ладонью по ляжке. Вождь в свою очередь тут же трескает его древком копья по хребту, чтоб не встревал поперек старших, и церемонным жестом приглашает нас сойти на расстеленные у костра листья.

— После богов простым смертным червям пользоваться колесницей не подобает, — авторитетно заявляю я, одновременно размышляя на тему, почему Клара — он. — Табу! — веско добавляю для верности. Адский оркестр жарит марш.

— Ти-ши-на! — рявкает Варг, и его луженая глотка, усиленная микрофоном внешнего переговорного устройства, перекрывает даже эту бурную сельскую самодеятельность. Вождь машет руками, призывая дирижера свернуть программу. Несколько секунд они буквально пикируются взглядами, но последний все-таки уступает, и над полянкой воцаряется относительная тишина, нарушаемая лишь треском сучьев в костре, почесываниями аборигенов да хрустом фуража у невозмутимой Клары на зубах.

Варг решает, что самое время поддать жару в плане эффектов, и выбирается из останков кареты на антиграве. Мы следуем его примеру. Даже Рори левитирует, на всякий случай ощерив полную пасть острых зубов. Кажется, его сенсоры подсказывают, что в деревне полно потенциальных мармеладных воришек. Сраженные зрелищем парящих божеств со странной металлической кожей и круглыми головами, бедолаги валятся ниц. Пара ребятишек помельче принимаются реветь. Один дирижер местной самодеятельности не торопится выразить восхищение, продолжая бросать злобные взгляды на вождя. Так-так, легонькое двоевластие намечается? Интересно, сможем ли мы извлечь из этого какую-то выгоду, или это все только осложнит…

— Прием роскошный, музыка охренительная, старейшины где? — сурово спрашивает Вегус. И пихает локтем Стратитайлера:

— Переводи давай, что-то акцент Соколовой вносит элемент недопонимания в наши отношения.

Нюк смиренно надиктовывает вопрос переводчику.

— А как гару-гару? Сначала знакомься, кушай-пей, веселись, стихи читай, потом старейшина говори. Вот! — тычет вождь в сторону костра, над которым что-то булькает, шипит и трещит в огромном котле и на вертеле. — Мы хотеть, чтоб боги были довольный.

— Музыка играй, — вкрадчиво и недобро напоминает дирижер. А культура тут, смотрю, в почете. Ну, кроме культуры гигиены. Даже два кружка по интересам вон есть, поэтов и музыкантов.

Любопытно, а вот это вот, что на вертеле крутится и брызжет жиром, вкусно? Машинально втягиваю носом воздух, но сфера не дает оценить реальный аромат местного барбекю. Должно быть, под пагубным влиянием урезанного пайка туземное кушанье кажется мне все симпатичней и аппетитней. Хотя в нем наверняка полно микробов и может даже, зародышей самых жутких ксеноморфных внутренних паразитов.

— Кушай-пей только свое гару-гару можно, небесное! — поспешно встревает Нюк. И для наглядности стучит себя кулаком по сфере. — Ваша еда сюда не пройдет.

А вот зря он так сразу… Надо бы прихватить что-нибудь из этого пира горой на анализ Шухеру и его недостойному порождению. Может, оно вполне даже и ничего. Кушанье в смысле, а не порождение. Порождение, увы, безнадежно. Просто небесным гару-гару я, признаться, уже сыта по горло и не прочь навернуть чего-нибудь этакого… сугубо белкового.

Разочарование на чумазом мурле вождя, кажется, нельзя передать ни на одном известном мне языке.

— Алешка, негодяй, твоя гневить боги, они отвергать наш гару-гару! — восклицает дирижер и безо всякого объявления войны швыряет свой дирижерский посох в главу племени. Тот на удивление ловко уклоняется, в два прыжка сокращает расстояние до обидчика и вцепляется тому в бороду, рыча, что виноват вовсе не он, а отвратительные звуки, похожие на отрыжку ишачьей малиновки, которые издавал оркестр. Это они лишили племя божьей милости. Ой-ей, как неловко-то! Кажется, мы только что стали причиной локальной гражданской войны. Ну, или не мы все, а конкретно Нюк со своей неуместной привередливостью… Если что, его имя войдет в анналы планетарной истории как разжигателя смертной распри внутри этого племени Мамуконенавистников.

— Ух ты, драка! Клево, — немедля веселеет разжигатель. — Знал бы — попкорна бы у Таськи выклянчил.

====== Глава 39. Нюк. Загадка демона Мамуки ======

— Одна фраза — и мастер дипломатии виртуозно разжигает локальный конфликт, — усмехается Цилли, наблюдая за катающимися в пыли соперниками. Остальные аборигены моментально делятся на два лагеря и принимаются активно болеть за своих кандидатов. Солома, чешуя и лепестки пополам с клочьями волос летят в воздух так, словно целая стайка ригийских лемуров сцепилась.

— Да у них, поди, все выборы так проходят, — парирую я. — Божья воля должна быть непреклонной. Сожрем гару-гару — и один космос ведает, что еще они вынудят нас делать.

— Наконец-то усек, Стратитайлер. Повторяй эту фразу почаще, когда будешь драить толчок, — комментирует Варг и морщится: — Дерутся, как не поделившие чаевые официанты затрапезной рыгаловки на задворках галактики.

Спланировав к драчунам, кэп метко хватает металлической перчаткой за шкирку одного, другого, и без усилий вздергивает обоих в воздух. Только тощие чумазые ноги сучат. Скажите спасибо, что не за уши.

— СТОП! Замочите друг друга, когда я разрешу! Или брошу обоих в костер к зирковой матери и назначу вождем вон того заморыша с кактусом!

Ярость быстренько гаснет в сверкающих из-под разлохмаченных косм и сбитых набок праздничных уборов глазах, когда переводчик сообщает местным лидерам господню волю. А посол аж расцветает от мелькнувшей перед чумазым курносым носом перспективы.

— Да… вот теперь вы, парни, реально встряли… то есть прогневили богов, — комментирует Соколова, стряхивая приставший к скафандру пучок выдранных волос. — А еще приверженцы искусства…

— Наша больше не будет драться, — поспешно заверяет вождь, показывая кулак сначала дирижеру, потом новому богоизбранному претенденту.

— Моя не дралась, — угрюмо отзывается противник, выплевывая застрявший после схватки в зубах гербарий — недостойный жрец Эвтерпы во время схватки не гнушался укусов. — Моя восстанавливала справедливость.