Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Майк Эшли

– Господи боже, – пробормотал я. Бросив взгляд на Макинсона, я понял, что и его одолевают сомнения. – Но зачем ему понадобились эти… эти отметины? Что он делал с этими кусками кожи?

Тут Холмс повернулся ко мне:

– Может быть, вы, Ватсон, будете так любезны и объясните нам происхождение так называемых родимых пятен.

– Ну, – заколебался я, – откуда они берутся и что их вызывает, никто толком не знает. Они довольно часты у новорожденных и получили даже название “аистов клюв”, потому что отметины часто располагаются на лбу между бровями и на затылке, словно этот след оставляет аист, когда приносит ребенка в клюве. У новорожденных пятна эти бывают нестойкими и со временем, по мере роста ребенка, исчезают. Согласно популярной, хоть и неверной теории, пятна эти образует плодная оболочка в тех местах, где врастает в собственную кожу находящегося в утробе младенца. Такие родимые пятна еще называют “печатями Длани Господней”, и есть поверье, что они приносят счастье.

– Не большое счастье, по-моему, – фыркнул Макинсон, – жить всю жизнь с красным пятном на роже!

– Как я уже сказал, инспектор, у детей такие пятна с возрастом проходят. Те же, что остаются, называются “винными” или “клубничными” пятнами – в зависимости от цвета. В медицине это зовется кожной гемангиомой, образуемой ненормальным разрастанием поверхностных сосудов, так сказать, их переизбытком в кожном покрове. Чаще всего они поражают кожу лица – случай Кросби в этом смысле типичен, – но бывает, они встречаются и где угодно на теле.

“Винные” пятна остаются у человека на всю жизнь, хотя со временем некоторые из них могут бледнеть, “клубничные” же менее стойки.

Холмс кивнул:

– Представим себе теперь, что наш убийца уверовал в старую сказку о том, что пятна предвещают удачу в жизни, счастливую судьбу. Тогда у него вполне могла родиться мысль, что, заимев большее количество подобных родинок, можно изменить свою жизнь к лучшему. Возможно, он был несчастлив, считал, что ему не везет.

– Вы сказали “большее количество”, – подал я голос.

– Да, сказал. Я думаю, что убийца тоже имел подобную отметину и слышал, возможно от матери, что это означает, будто его отметил своей дланью сам Господь. Но собственная его жизнь, как ему казалось, никак не подтверждала счастливого предзнаменования, и он решил, что изменить ее ему помогут новые родинки.

Я покосился на Макинсона – лицо его выражало недоверие.

– Может быть, и так, мистер Холмс, – сказал он, – но как находил убийца свои жертвы? Не считая учительницы и банкира, родинки остальных не были видны, и никто из них никогда их не показывал.

– Ну, может быть, слово “никогда” тут не подходит, – сказал Холмс с широкой улыбкой. – Скажите мне, есть у вас в городе общественный бассейн?

Макинсон покачал головой:

– Нет. Ближайший такой бассейн в Лидсе.

Холмс вновь улыбнулся, на этот раз с видимым удовлетворением.

– Ватсон, – сказал он, даже не пытаясь скрыть возбуждение, – чем славится Хэрроугейт?

– Славится? Хэрроугейт? – Я судорожно пытался сообразить, к чему клонит мой друг. – Ничего, кроме холодных ветров, мне в голову не приходит, – подумав, отвечал я.

– Водой, Ватсон!

– Водой? – Я по-прежнему ничего не понимал.

– Хэрроугейт – курортный городок, и славится он, как говорят, лечебными и оздоровительными свойствами своей родниковой воды.

– Ну да, так и есть, мистер Холмс, – подтвердил инспектор.

– А ванны, где можно погружаться в эту воду, у вас имеются?

– Турецкая баня и прочее в этом роде – да, – сказал Макинсон. – Сам я, конечно, там не бывал, но некоторые очень этим увлекаются. – Помолчав, инспектор добавил: – Хозяином там один чудной парень.

Холмс так и подскочил:

– Чудной, говорите? А родинка у него есть?

Макинсон покачал головой:

– Нет, родинки, по крайней мере видимой, я у него не замечал.

Холмс сразу же скис – возбуждение, разом вспыхнув, мгновенно же и угасло.

– В таком случае что в нем чудного?

– Он, знаете ли… – Макинсон словно бы затруднялся с подбором слов для описания внешности парня, и я уже собирался прийти к нему на помощь, когда наконец он выговорил: – Немножко кривой: одна сторона тела кажется крупнее, чем другая.

– Все правильно, Холмс! – вскричал я. – Вы имеете в виду явную асимметрию тела, инспектор? Вы об этом говорите?

– Да. Голова у него неправильной формы, одна рука короче другой и нога тоже. Поэтому ногу он подволакивает. – Инспектор покачал головой, видно представив себе эту картину. – Странный парень, что и говорить!

Я повернулся к Холмсу.

– Это гемигипертрофия, – сказал я. – Вызывается находящейся под “винным” пятном мозговой гемангиомой. Переизбыток крови в кровеносных сосудах пятна приводит к диспропорциям развития одной стороны тела. Это тот, кого мы ищем! Ставлю всю свою военную пенсию на то, что это он!

– Как звать этого парня? – спросил инспектора Холмс.

– Насколько мне помнится, Гарнет, Фрэнк Гарнет. Курортные ванны работают до десяти часов вечера, – сказал инспектор. Из жилетного кармана он вытащил часы и щелкнул крышкой: – Без двадцати пяти девять.

Холмс ринулся к двери, на ходу хватая в охапку шляпу, шарф и пальто.

– Едем, Ватсон, инспектор… у нас мало времени!

Через несколько минут мы уже были в экипаже, которым правил неулыбчивый сержант Хьюитт, и мчались в продуваемую ветром безлунную тьму.

Хэрроугейтские залы для приема минеральной воды располагались на Парламент-стрит, слева от Вэлли-гарденс, живописного сквера, в погожие летние деньки бывшего излюбленным местом прогулок влюбленных парочек и нянюшек с детьми. Едва мы прибыли на место, как Холмс стремительно выпрыгнул из экипажа и ворвался в заведение.

Почтенного вида матрона в пенсне, сидевшая за конторкой у входа, вскочила, прижимая руку к горлу.

– Прошу извинить мое внезапное вторжение, мадам, – начал Холмс. – Но я здесь с инспектором Макинсоном и сержантом Хьюиттом из отделения полиции. Мы с моим коллегой Ватсоном прибыли сюда по делу чрезвычайной важности. Не скажете ли вы, – продолжал он, – нельзя ли нам повидать вашего коллегу мистера Фрэнка Гарнета?

– Фрэнк сейчас в душевой, – сказала женщина. – Зачем он-то вам понадобился?

– Сейчас не время это объяснять, – вмешался инспектор. – Где у вас душевая?

Женщина указала на двойные двери в правой части вестибюля.

– Вы по поводу несчастного случая?

– Несчастного случая? – переспросил я.

– Он сильно поранился. Весь забинтован.

При этих словах Макинсон, нахмурившись, первым направился к дверям душевой.

За дверьми оказался длинный коридор, с другого конца которого неслись явственно различимые звуки плещущейся воды.

– Повремените немного, мистер Холмс и вы, Ватсон, – повелительно распорядился Макинсон. – Ты, Джим, пойдешь со мной. А теперь – тихо! – добавил он. – Мы же не хотим, чтобы он улизнул!

Холмс нехотя посторонился, пропуская вперед Хьюитта с инспектором. Дойдя до конца коридора, мы остановились перед дверью с табличкой “Душевая”. Прижав ухо к двери, Макинсон прислушался. Вместе с шумом льющейся воды до нас донеслось негромкое насвистывание.

Макинсон тронул дверную ручку.

– Да, Джимми?

Хьюитт кивнул.

– Да, джентльмены?

Теперь кивнул Холмс.

Инспектор повернул ручку, после чего ворвался в комнату.

Ярдах в пятидесяти от нас стоял мужчина. Довольно высокая его фигура боком была обращена к нам. В руках он держал щетку, которой гонял воду по полу, моя его и небольшой бассейн рядом. Заслышав звук открываемой двери, он повернулся к нам лицом, и я сразу же обратил внимание на то, что одна сторона его тела была значительно менее развита, нежели другая. Правая кисть его была забинтована, а лицо свое он прятал за куском марли, крепившейся клейкой лентой. Шея тоже была обмотана бинтом наподобие шарфа.

– Нам необходимо побеседовать с вами, мистер Гарнет, – сказал инспектор Макинсон.

Гарнет вскинул щетку и метнул ее в нашу сторону. Одну секунду он обозревал стену, словно что-то обдумывая, а затем быстро направился к двери в глубине комнаты. Двигался он неловко и, сделав два-три шага, стал крениться на бок, как корабль, качающийся на волнах в бурном море, после чего неожиданно головой вперед нырнул в пустой бассейн. Раздался сдавленный крик, затем грохот падения.

Мы кинулись к бассейну и свесились за его борт.

Гарнет лежал прямо под нами на дне бассейна, на семь-восемь футов ниже, чем находились мы, лежал на спине, подогнув под себя одну ногу и раскинув руки, как спящий на постели. Из-под головы его растекалась лужа крови.

Недолго думая, я сел на бортик и, осторожно спрыгнув вниз, очутился рядом с Гарнетом. Подняв руку, он стягивал с нее бинт. Я с ужасом увидел, как на дно бассейна с бинта упал сморщенный кусочек плоти. С горящими глазами Гарнет расстегивал теперь рубашку, под которой виднелся другой бинт.