Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Майк Эшли

Недолго думая, я сел на бортик и, осторожно спрыгнув вниз, очутился рядом с Гарнетом. Подняв руку, он стягивал с нее бинт. Я с ужасом увидел, как на дно бассейна с бинта упал сморщенный кусочек плоти. С горящими глазами Гарнет расстегивал теперь рубашку, под которой виднелся другой бинт.

Наклонившись к нему, я взял его за руку и пощупал пульс. Пульс был слабым и аритмичным. Губы Гарнета уже начали синеть.

Выдернув у меня свою руку, он одним движением сорвал марлю с лица. Одну секунду щеку его прикрывало родимое пятно Кросби, и тут же оно скользнуло вниз к губам Гарнета.

– Как он там, доктор Ватсон? – тихонько спросил Макинсон.

Я покачал головой, не сводя глаз с Гарнета, отнявшего теперь от лица жуткий свой трофей и крепко сжимавшего его в руках. Потом он стал лихорадочно теребить его, приговаривая хриплым голосом:

– Помоги мне, помоги, исцели меня!

– Вызвать карету скорой помощи? – спросил сержант Хьюитт.

Я поднял на него глаза и покачал головой.

Макинсон тоже спрыгнул в бассейн и присоединился к нам. Я размотал бинты, стягивающие грудь Гарнета. Сомнений в том, что я увижу под ними, как и в том, что окажется под бинтами на шее, у меня не было.

– Зачем вы это сделали, Фрэнк? – мягко спросил Макинсон, наклонившись к самому лицу Гарнета.

Тот что-то пробормотал, как будто желая ответить.

Я обнажил грудь Гарнета и, как и ожидал, обнаружил на ней лоскут кожи, удаленный с тела Теренса Уэзеролла. Но под этим пятном я увидел и нечто другое – пятно винного цвета такой величины и яркости, что, вопреки содеянному им преступлению, сердце мое переполнилось жалостью к этому человеку. Собственное родимое пятно Гарнета было сплошь изъязвлено нарывами, зловонными и гноящимися.

Макинсон теперь почти приник к Гарнету, приблизив ухо к его рту.

– Я не слышу, что вы говорите, Фрэнк.

Гарнет прошептал что-то опять, а потом вытянулся и затих.

Инспектор чуть вздрогнул и шепотом спросил: “Кто?” – но ответа не последовало. Инспектор распрямился и встал:

– Умер бедолага.

– Что он сказал? – спросил я.

– Сказал, что она научила его, как все исправить… сказала, что он отмечен Всевышним и что жаловаться поэтому ему не на что. – Макинсон покачал головой: – Но он сказал, что ничего не помогло и лучше ему не стало – только хуже. Он попросил у меня прощения. Вот и все. Больше он ничего не сказал.

– А кто эта “она”? – спросил сержант Хьюитт.

Макинсон пожал плечами:

– Этого он не сказал. Кто-то, кто любит его, надо думать.

Когда я выбрался из бассейна, Холмс стоял у стены, держа в руках трость с резным набалдашником в форме человеческой головы.

– Вот, наверное, о чем он думал в ту секунду, когда колебался, – заметил сержант Хьюитт.

– Трость нужна была ему для ходьбы, – сказал Холмс. Передавая палку полицейскому, он ощупал своими гибкими пальцами изящную резьбу тяжелого набалдашника. – Но думаю, сержант, что использовал он ее и для других целей, – добавил Холмс, после чего повернулся и направился в вестибюль.

Выйдя на улицу, я застал Холмса на крыльце. Он стоял в задумчивости, подставляя голову ветру.

– Он думал, что Господь отметил его своей дланью, – сказал Холмс, когда я приблизился. – Но истина состоит в том, что Господь отвернулся от него. Да, именно так: Господь от него отвернулся.

Я не знал, что сказать.

Посмотрев на меня, Холмс мне улыбнулся, но в улыбке его не было и тени веселья.

– По-моему, в наше время Господь стал делать это все чаще, – произнес он.

И, сунув руки в карманы пальто, Холмс в одиночестве направился к ожидавшему нас кэбу.

Бэзил Коппер Страхи живописца

Ватсон пишет, что в 1895 году Холмс находился “в расцвете духовных и физических сил” [51] . “Три студента” – самое раннее из дел этого года, которые он занес на бумагу; действие происходит в конце марта. Однако в начале того же месяца Холмс и Ватсон оказались в Дорсете, расследуя дело “Страхи живописца”. Не исключено, что Ватсон записал эту историю, но затем она потерялась среди других его бумаг. Однако, по счастью, потомки жителей близлежащей деревни сумели припомнить подробности этого случая. Я чрезвычайно признателен великолепному специалисту по Шерлоку Холмсу (и по его последователю Солару Понсу) мистеру Бэзилу Копперу, который изучил это дело и сумел воссоздать его в полной мере, чего никому не удавалось сделать более ста лет.

1

Сумрачным вечером в начале марта я возвращался в нашу привычную квартиру на Бейкер-стрит. Я промок до костей, так как недавно лил дождь и я не мог найти кэб, а темные тучи и угрюмые небеса сулили и продолжение ненастья. Открыв дверь в нашу уютную гостиную, погруженную в полумрак, я услышал знакомый голос:

– Входите, дорогой Ватсон. Миссис Хадсон вот-вот принесет горячее, ибо я вас уже заметил из окна, бедный мой друг.

– Очень мило с вашей стороны, – промямлил я. – Я только переоденусь в сухое и тут же к вам присоединюсь.

– На Хакнейской дороге, видимо, очень мокро, – изрек мой компаньон с негромким смешком.

– Откуда вы это знаете, Холмс? – не без удивления спросил я.

Он разразился хохотом:

– Потому что вы забыли вон там, на столике, ваш блокнот с записями о назначенных визитах к пациентам.

Когда я вернулся в гостиную, все лампы ярко горели и квартира преобразилась: миссис Хадсон, наша по-матерински заботливая хозяйка, хлопотливо накрывала на стол. Из-под крышек доносился чудесный аромат.

– О, пастуший пирог! – провозгласил Холмс, потирая свои тощие ладони и придвигая свое кресло. – Сегодня вечером вы превзошли себя, миссис Хадсон.

– Как любезно с вашей стороны, сэр.

Она помедлила в дверях, на лице у нее появилось тревожное выражение.

– А ваш посетитель не приходил снова, мистер Холмс?

– Посетитель, миссис Хадсон?

– Да, сэр. Я как раз уходила, и он сказал, что не хочет вас сейчас беспокоить. Сказал, что вернется между половиной седьмого и половиной восьмого, если это удобно. Надеюсь, я поступила правильно.

– Разумеется, миссис Хадсон.

Холмс сверился с часами, висевшими над камином.

– Пока всего только шесть, и у нас хватит времени, чтобы воздать должное вашим превосходным кушаньям. Как бы вы описали этого визитера?

– Джентльмен заграничного вида, мистер Холмс. Лет сорока, с огромной бородой. Клетчатый плащ, шляпа с широкими полями, в руке большая потертая сумка.

Я замер, не донеся до рта кусок пирога.

– А ведь из вас тоже получился бы замечательный детектив, миссис Хадсон.

Наша славная хозяйка зарделась:

– Спасибо на добром слове, сэр. Провести его наверх, как только он появится, мистер Холмс?

– Да, сделайте одолжение.

Холмс молчал, пока мы с ним уничтожали великолепные блюда. Ровно в семь он извлек трубку и кисет, после чего откинулся в своем кресле, стоявшем у камина.

– Иностранный джентльмен с бородой и потрепанной сумкой, Холмс, – наконец произнес я, когда мы расправились с остатками яств и комната приобрела свой обычный вид.

– Не исключено, Ватсон. А может быть, он англичанин с весьма обыденным делом. Имея слишком мало фактов, едва ли разумно строить умозаключения.

– Что ж, вам виднее, Холмс, – отозвался я. И, усевшись напротив, погрузился в свежий номер “Ланцета”.

Пробило полвосьмого. Мы сидели с закрытыми шторами, поскольку в стекла уже хлестал ливень. В эту самую минуту в дверь гостиной неуверенно постучали. Вошедший действительно являл собою необычное зрелище, к которому отнюдь не подготовило меня будничное описание, данное нашему гостю миссис Хадсон.

Это был человек огромного роста, и его темная борода, слегка поседевшая по краям, поблескивала от дождя и неопрятно свешивалась на клетчатый плащ. Глубоко посаженные ярко-синие глаза сверкали из-под черных как смоль бровей, весьма отличавшихся по цвету от бороды, но лишь усиливавших впечатление от пронизывающего взгляда, которым он одарил нас с Холмсом. У меня не оставалось времени заметить что-либо еще: я вскочил, чтобы как следует поприветствовать гостя. Он стоял, сделав лишь шаг внутрь, и вода стекала с его одежды на ковер. Посетитель непонимающе переводил взгляд с меня на Холмса, который также поднялся с кресла.

– Мистер Холмс? Доктор Ватсон? – неуверенно произнес он глубоким басом.

– Вот мистер Холмс, – объявил я.

Он смущенно посмотрел на нас.

– Должен извиниться за вторжение, господа. Аристид Смедхерст, к вашим услугам. Художник и писатель, увы и ах. Я не стал бы беспокоить вас, мистер Холмс, но я попал в беду, в ужасную беду.

– Единственная цель нашего агентства – приносить помощь, – заверил Холмс, протягивая руку нашему странному гостю. – Ватсон, будьте так добры… Мне кажется, при сложившихся обстоятельствах глоток крепкого виски не повредит.

– Конечно, Холмс. – И я устремился к буфету.

– Вы чрезвычайно великодушны, господа, – вымолвил Смедхерст, позволяя провести себя к удобному креслу у очага.