Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Майк Эшли

Я вновь обратился к письму:

– “Ситуация здесь в Хэрроугейте сложилась такая, что, чувствую я, требуется другой уровень опыта и знаний, чем те, сказать откровенно, что имею и могу предоставить я, и это несмотря на почти тридцать лет, что я на службе!” На службе? – Я вскинул глаза на Холмса. – Он что, полицейский?

– Читайте, читайте… – Холмс подошел к окну и выглянул на улицу.

Я опять вернулся к письму.

– “Нас терроризирует один негодяй, равного которому я еще не видывал, – читал я, – за ним теперь три убийства, а по какой причине – мы понять не можем. В письме было бы негоже описывать те бесчеловечные зверства, что он творит, но уверен, что они достаточно вас заинтересуют, чтобы вы приехали к нам не откладывая и так быстро, как сможете”.

Письмо заканчивалось уверениями, что в случае принятия этого приглашения нам будут предоставлены комнаты в ближайшем пансионе и платить за них нам не придется.

Подписано послание было Джеральдом Макинсоном, инспектором полиции Северного Йоркшира.

– Что скажете на это, Ватсон? – спросил Холмс. Подобно кошке, он выгибал спину, греясь теперь у огня.

Единственное, что привлекло мое внимание в письме, – это стилистические погрешности, свидетельствовавшие о плохом владении его автора письменным английским, – наблюдение, которым я и не преминул поделиться с Холмсом.

– Кто он вообще такой, этот Макинсон?

– Насколько я помню, меня с ним самолично познакомил не кто иной, как друг наш Лестрейд. Малый этот приезжал в Лондон на семинар по внедрению теории бихевиоризма в практику работы правоохранительных органов. Вел он себя как человек вполне благовоспитанный.

– Видимо, так на него повлиял семинар, – заметил я.

– И это несмотря на полную нелепость этого мероприятия, – сказал Холмс.

Отойдя от огня, он весело потер руки, прежде чем вытащить из жилетного кармана часы и взглянуть на циферблат:

– Почти двадцать пять минут восьмого, Ватсон! – Положив часы в карман, он улыбнулся, потом сосредоточенно прищурился: – Ближайший пригородный поезд отходит от вокзала Кингс-кросс в десять часов четыре минуты. Я собираюсь успеть на него.

Я решил было воспротивиться, в полной мере ощущая всю бесполезность попытки, но Холмс уже повернулся и деловитым шагом направился к двери.

– Могу я попросить вас об одолжении, дружок? – бросил он мне через плечо. – Не возьмете ли вы на себя труд запаковать какую-нибудь подходящую одежду? Только, пожалуйста, не забудьте, что Йоркшир вовсе не принадлежит к числу мест с особо мягким климатом, тем более в это время года!

И с этими словами он, хлопнув дверью, скрылся в своей комнате.

Я взглянул на послание у меня в руках. Я никогда не уставал удивляться тому, какая малость способна была приводить моего друга в состояние крайней степени возбуждения и с какой быстротой достигал он этой степени. Черта столь же завидная, сколь и удручающая, ибо его прекрасное настроение в периоды занятости сменялось глубочайшей депрессией, когда в расследованиях образовывался перерыв. Временами Шерлок Холмс походил не столько на зрелого сыщика, сколько на наивного школьника, – так откровенны и ярки были все его реакции и душевные движения.

Я принялся собирать спальные принадлежности для нас обоих и одежду на несколько дней пребывания вне дома. С появлением Холмса мы тут же, без долгих разговоров, выбрались на холодную вечернюю улицу.

Без пяти десять мы сели в поезд, где немедленно разошлись по спальным купе. В положенное время поезд отошел от вокзала Кингс-кросс и начал свое движение на север, в сторону Йоркшира. Мерное покачивание вагона убаюкивало, меня клонило в сон. Я вглядывался в темноту за окном и видел, что с каждой милей туман зловеще густел.

В Лидс мы прибыли наутро в пятнадцать минут седьмого.

Покачивание вагона действовало на меня умиротворяюще и казалось даже уютным, почему я и выспался прилично. Чего, по-видимому, нельзя было сказать о Холмсе: когда утром я увидел его в коридоре, он выглядел бледным, осунувшимся, а глаза с набрякшими под ними мешками казались тусклыми. Он был уже полностью одет и готов, сойдя с поезда, начать новый этап нашего путешествия.

– Хорошо выспались, дружок? – осведомился он тоном, не столько предполагавшим ответ, сколько выражавшим его неудовольствие тем, что задать мне этот вопрос он смог, по его мнению, слишком поздно.

– Хорошо, – отвечал я, – а вы как спали?

В ответ он чуть поморщился и натянул перчатки.

– Как вам известно, – сказал он, – я не терплю периодов вынужденного безделья, когда не вижу вокруг ничего, что было бы достойно моего внимания. – Он похлопал рукой об руку, и лицо его под дорожным прикрывающим уши кепи внезапно прояснилось. – Так или иначе, до пункта назначения остается только пятнадцать миль! Поезд туда будет через полчаса. – С этими словами он поднял свою сумку и пошел по коридору к выходу.

Хэрроугейт – прелестный городок, где оживленные улицы пересекаются благоустроенным шоссе и окаймляются зеленой полосой возделанных полей, называемой “Двести акров” или же попросту “Глушь”. Пейзажи ее и проступали из утреннего тумана, когда мы приближались к станции.

Далее последовала бодрящая пешая прогулка по городу, после чего мы очутились в отделении местной полиции как раз в тот момент, когда часы пробили десять. Нас приветствовал высокий кряжистый полицейский в форме сержанта, чье румяное лицо, равно как и глаза, выражало живейшее любопытство.

– Так зачем мы вам понадобились, джентльмены, в столь прекрасное утро?

Я объяснил ему, что мой друг накануне телеграфировал инспектору Джеральду Джону Макинсону о нашем скором прибытии.

– Так вы, значит, мистер Шерлок Холмс? – сказал полисмен.

Мой друг поставил сумку на ступеньку лестницы и, сняв с правой руки перчатку, протянул сержанту руку.

– Он самый, – подтвердил Холмс.

Тот улыбнулся улыбкой, как мне показалось, несколько принужденной и пожал протянутую ему руку.

– А вы, должно быть, мистер Ватсон, – сказал он, поворачиваясь ко мне.

– Вообще-то я доктор Ватсон, – сказал я, пожимая его руку.

Пожатие его было таким же неуклюжим, как и его манеры.

– А я сержант Хьюитт. Пойдемте в комнаты! – Он разом поднял обе наши сумки со спальными принадлежностями. – Чай у нас свежий, а я вам быстренько сейчас тосты приготовлю. Инспектор Макинсон скоро будет. Подождите его, пожалуйста, будьте любезны!

Он проводил нас в небольшую комнату с круглым столом, окруженным стульями. Поставив на один из них наши сумки, он помог нам раздеться – принял наши пальто и головные уборы и повесил все это на вешалку возле горящего камина.

– Чай сейчас будет. Тостов хотите?

– С большим удовольствием, – отвечал Холмс.

– Ну, тогда тосты…

Речь его была прервана хлопком входной двери, и он отвернулся, прислушиваясь:

– А-а, это инспектор Макинсон приехал! – Он вновь повернулся к нам: – Я сейчас вернусь!

Хьюитт отступил, пропуская в дверь коротенького господина, чьи жесткие усы топорщились самым необыкновенным образом. Сняв котелок, господин сделал знак сержанту, и тот попятился к двери, которую, выйдя, бесшумно прикрыл за собой.

– Доброе утро, джентльмены, – сказал господин, протягивая для рукопожатия руку без перчатки, оказавшуюся совершенно ледяной на ощупь. – Джеральд Макинсон!

Мы представились, после чего расположились возле огня.

– Я крайне рад вновь встретиться с вами, мистер Холмс, сэр, – заговорил Макинсон, энергично потирая руки перед пламенем камина, – пусть обстоятельства нашей встречи не слишком-то радостны.

– Хоть “терпение”, а по-французски “пасьянс”, стало наименованием карточной игры, подарившей мне немало приятных часов, – с тонкой улыбкой заметил Холмс, – боюсь, к числу моих добродетелей оно не принадлежит, почему я и попрошу вас хотя бы намеком объяснить мне суть дела. Если я не ошибаюсь, с момента нашего выезда из Лондона события получили продолжение.

– Именно, именно! Дело, джентльмены, в общем обстоит так. Без малого две недели назад, второго ноября, если говорить точно, был найден труп Теренса Уэзеролла, человека весьма известного в городе, домовладельца. Труп обнаружил один из его жильцов. Уэзеролла убили.

Последнее слово инспектор сопроводил жестом столь нелепым в своей театральности, что я с трудом сдержал улыбку, чего, слава богу, никто не заметил.

– Каким способом было совершено убийство? – осведомился Холмс.

– Его задушили. Орудие преступления не найдено, но характерные следы на шее дают основание предполагать веревку или же бечеву. В ране найдены грубые нити и волоконца. Но самое ужасное, что у трупа удалено сердце.

– Господи боже! – не выдержал я.

– Да, доктор Ватсон. Грудная клетка была вскрыта, и сердце несчастного вырвано. Причем, скажу я вам, проделано все крайне грубо, зверски. Наш полицейский медик исследовал рану и пришел к заключению, что о какой бы то ни было хирургической операции в данном случае говорить не приходится. Судя по всему, сердце просто рвали руками. Грудная клетка выглядит так, будто ее терзала стая собак.