Охотник на ведьм - Пауль Локамп

Кто-то из древних сказал, что «осень прекрасна потому, что природа хочет донести до людей простую истину: смерть – лишь продолжение бытия». Да, ведь без осени не будет следующей весны – новой жизни.

Чуть дальше, по боковой аллее, чтобы не мешать гуляющим людям, носился молодой кобелек немецкой овчарки. Довольно крупный для своего возраста, с широкой грудной клеткой и крепкими ногами. С довольным выражением на морде он бегал по небольшой поляне, радуясь, как ребенок, этим шелестящим игрушкам – то зарывался в них носом, то падал на спину, разбрасывал листья по сторонам, не забывая краем глаза наблюдать за хозяином, стоящим неподалеку.

Да, этот охламон, устраивающий забеги по поляне – Бакс. Он подрос и превратился в неутомимого красавца. Это уже не тот пушистый комок, который помещался у меня на руках. Друг и Хранитель. Я поморщился – все-таки после последней «работы» нога болела. Чуть выше – и все, порвали бы мне живот, как Тузик грелку. Если бы… К сожалению, история не терпит сослагательных наклонений. Рана почти зажила, но хромал прилично. Не один раз я вспомнил добрым словом ирландцев, подаривших трость, на которую сейчас опирался. Надо передохнуть, иначе опять ночью придется болеутоляющие глотать. Я выбрал небольшой, нагретый солнцем пригорок, и присел на землю, привалившись спиной к дереву. Сейчас, посижу немного – и дальше пойдем. Медленно набил табаком трубку и с наслаждением закурил, наблюдая, как носится пес, оставляя за собой летящий шлейф из листьев, поднятых в воздух неукротимой энергией здорового тела.

Ароматный дым поднимался к небу, создавая глупые аналогии с храмом. Хотя почему глупые? Природа и есть храм, самый настоящий, без лживых богов и лишних слов, придуманных людьми для оправдания жестокости. Если бы люди вместо религиозного лицедейства искренне обращались к Богу – мир был бы намного лучше. В такие моменты мне трудно поверить, что все, окружающее нас – не более, чем Чистилище. Особенно сейчас, осенью. Наверное, золотая осень – это дар Богов за все людские беды и страдания. Кажется, закрой глаза, прислушайся к шелесту листьев – и природа отзовется торжественным хоралом, уносящим душу вверх, освобождающим ее от грехов, проклятий и тяжести потерь.

Вчера был разговор с Авгуром. Он неожиданно позвонил сам и попросил встретиться. После того, как мы вместе с погибшим Казимерасом устроили небольшой локальный конфликт, пытаясь добраться до Некроманта, виделись мы всего несколько раз, да и то мельком. Ну, раз позвонил – разве мне трудно? Разговор был тяжелым, причем больше для него, чем для меня. Он будто пытался вывести меня из себя, обвиняя в каких-то непонятных грехах. Смешной он, ей-Богу. Я слушал претензии, машинально кивая в ответ, а сам наблюдал за нескончаемым потоком людей, наводнивших городские улицы, словно актеры на сцене, играющие бессловесные роли.

– Саша, поверь, я желаю тебе только добра.

Петр выглядел немного странно. Хотя, нет, скорее встревоженно, но что мне до его тревог? Vanitas vanitum…

– Верю, Петр Васильевич, – я равнодушно кивнул в ответ, – охотно вам верю.

– Понимаю, что эти полгода были не самым лучшими в твоей жизни, но такова судьба, здесь уже ничего не поделаешь. Проблемы надо обсуждать, а не замыкаться в себе!

– Конечно. Я понимаю, – соглашаюсь с ним и аккуратно ставлю чашку на столик, – да и проблем у меня нет. Так, по мелочи, не более того. Вам показалось, право слово. На дворе осень, прекрасная пора. Покой души и тела.

– Убедительно, Саша! – он попытался съязвить, но, наверное, решил, что этого делать не стоит. – Очень убедительно! Если бы я прожил на этом свете немного меньше, то поверил бы тебе на слово. Но я стар и мудр, – он ткнул пальцем куда-то в небо и закончил, – и видеть такое выражение глаз мне приходилось не раз!

– Какое выражение? Вы сейчас о чем? – я отвлекся от женщины, которая со звонким стуком каблучков красиво продефилировала мимо нас. – Чьих глаз?

– Твоих глаз, Саша, твоих. Мне тяжело это говорить, но в них пустота, бездна. Даже людское безразличие таит в себе больше эмоций! Безразличие все же имеет окрас эмоций, это обычная слабость души. Но ты, черт побери! Когда я встретил тебя первый раз, в них была жизнь! Сейчас там нет ничего, даже шальной искры сумасбродства! Понимаю, что ремесло накладывает отпечаток, но ты стал таким…

– Каким?

– Равнодушным, черт меня возьми! – Авгур хлопнул ладонью по столу.

– Зря вы так шумите, Петр Васильевич. Люди начинают обращать на нас внимание, – я кивнул в сторону посетителей бара. – Зачем заставлять их прислушиваться к разговору? А вы, можно сказать, провоцируете на это. Вам оно надо?

– Такое ощущение, что ты смирился.

– С чем именно? – поинтересовался я.

– С судьбой.

– Стать смирным, покорным, смиренным. Нет, это скушно. Да и судьбы – они ведь разные бывают, – пожал плечами я, разглядывая прохожих на Лайсвес аллее. – Извините, но я правда не понимаю вашего возмущения. О чем вы говорите и что пытаетесь объяснить? У вас претензии ко мне как к Охотнику?

– Не к охотнику, а к человеку! – казалось, что еще немного – и Авгур начнет кричать, размахивать руками и проклинать все на свете. Столько в нем сейчас экспрессии, а к чему?

– Саша, я понимаю, ты потерял друга, – он помолчал несколько секунд, – это больно, но это жизнь… Казимерас ушел достойно; жаль, что он не из вашего рода, был бы прекрасный Охотник.

– Жаль? – я все же не выдержал и хрипло засмеялся. – Это скорее счастье, что он оказался обычным человеком. Он с честью прошел свой жизненный путь. Что же ты за Нежить такая, Петр Васильевич, что всех людей пытаешься загнать в рамки проклятия? Тебе не бывает страшно?

– Понимаю причину твоего взрыва, поэтому не обижаюсь, – покачал головой он, – потом сам же будешь извиняться.

– Надо будет – извинюсь, хребет не переломится. Ладно, к черту лирику, есть что-нибудь новое по работе, или вы меня сюда пригласили так, кофе попить?

– Про какую работу ты говоришь, Саша? В твоем состоянии и думать забудь!

– Неужели? Значит, займусь свободной охотой. Благо, Нежити на свете много, на мой век хватит, пожалуй, еще и останется. Как вы там говорили – «простой мусорщик, который убирает отходы, не более того». А раз так, отпуска нам не положены.

– Черт тебя возьми, ты что, совсем отморозком стал! – он чуть не схватил меня за руку, но, видно, раздумал. Правильно – не люблю, когда меня трогают.

– Успокойтесь, Петр Васильевич! Зря вы горячитесь, ей-Богу! И черта поминать не надо, не к добру это. Если все, то я, пожалуй, пойду.

– Раньше ты называл меня Авгуром, – покачал головой он.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});