Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира - Константин Александрович Образцов

был лишь я,

То и тогда б любого, кто оскорбил бы вас,

От рук моих дружинников никто уже не спас».

Она, услышав это, утешилась вполне

И молвила маркграфу: «Тогда клянитесь мне,

Что за меня отмстите любым моим врагам».

И ей ответил Рюдегер: «Такой обет я дам».

Провожаемая облегченными вздохами братьев и полным ненависти и страха Хагеном, Кримхильда покидает Вормс в сопровождении Рюдегера и его воинов. В земли бургундов она не вернется более никогда.

Минуло почти 13 лет. Кримхильда счастливо жила в браке с Этцелем и даже родила ему сына, которого при крещении назвали Ортлибом. Но есть вещи, над которыми не властно ни время, ни горе, ни даже счастье, и если месть — это блюдо, которое подается холодным, то Кримхильда как следует выдержала его в леднике.

Однажды она просит мужа пригласить в гости братьев-королей: и в самом деле, пора бы. И обязательно, настаивает Кримхильда, чтобы приехал еще и Хаген. Без Хагена пусть хоть вообще не едут.

Гунтер, Гернот, Гизельхер, Фолькер, Данкварт и Хаген, который до последнего противился поездке, в сопровождении тысячи дружинников и изрядного количества слуг отправляются в дорогу. Интересно, что теперь в тексте они именуются как бургундами, так и нибелунгами, а несколько раньше так же иногда называли и воинов Зигфрида — вполне обычных, рослых бойцов, а не карликов-гномов. Это некий троп, перенос, связанный с обладанием заколдованными сокровищами; раньше им владели мифические нибелунги, потом — Зигфрид, а ныне тень проклятия рокового клада упала на трех королей.

Их путь сопровождают дурные знамения, неприятные стычки и смерти, но самое важное происходит в Бехларене, земле Рюдегера, который некогда был посланником в сватовстве Этцеля. Он радушно принимает бургундов у себя как друзей, не подозревая еще, что королева Кримхильда призвала братьев на последний губительный пир. Братья-короли хорошо и весело проводят время в гостях у Рюдегера, обмениваются подарками, а младший Гизельхер даже обручился с его дочерью. К Этцелю они отправляются все вместе, практически родственниками, надавав взаимных клятв в вечной дружбе.

Плакат для оперы Рихарда Вагнера «Валькирия». Художник: Эжен Грассе, 1893 г.

Уже у ворот столицы гуннов их встречает Дитрих Бернский, один из вассалов повелителя гуннов. Это еще один персонаж, довольно определенно опознаваемый исторически как вождь остготов Теодорих Великий — между прочим, лично заколовший небезызвестного Одоакра, который, сам не зная того, поставил точку в истории целой эпохи. Но в контексте «Песни о Нибелунгах» интересно другое: Дитрих хорошо знаком с Хагеном и приятельски предупреждает и его, и бургундских королей:

«Привет вам, Гунтер, Гернот и Гизельхер младой,

Вам, Хаген, шпильман Фолькер и Данкварт удалой!

Но помните, что Зигфрид Кримхильдой не забыт.

О нибелунге доблестном досель она скорбит».

Прибытие бургундов ко двору ознаменовывается скандалом. Кримхильда здоровается только с младшим братом, демонстративно пренебрегая Гунтером и Гернотом, а с Хагеном вступает во взаимную пикировку, напоминая про отнятый у нее клад нибелунгов:

«Тут речь не о подарке — прошу я своего.

Что с кладом нибелунгов? Где скрыли вы его?

По праву им владела я в прошлые года.

Его-то и велел сам бог вам привезти сюда».

«Пусть черт вам клады возит, — сказал владетель Тронье.

Уже и без того я нагружен крепкой бронью,

Щитом, мечом и шлемом, хоть из родной страны

Мной не в подарок вам они сюда привезены».

Кримхильда требует сдать доспех и оружие, а когда Хаген отвечает отказом, то догадывается, что кто-то предупредил бургундов о возможной ловушке. Она в ярости грозит неизвестному доброхоту смертью, но тут вспыхивает уже Дитрих:

Побагровев от гнева, ответил Дитрих ей:

«И Хагена лихого, и знатных королей

Предостерег по дружбе я и никто иной.

Попробуй, ведьма злобная, расправиться со мной».

Хотя он и приходится вассалом ее мужу, вступать в перепалку с военным вождем, контролирующим всю Италию и лично зарезавшим своего предшественника, Кримхильда побаивается. Ссора на время стихает, но предчувствие скорой беды висит в воздухе. Этцель наблюдает эту свару издалека, не подозревая о содержании с виду учтивой беседы, и, глядя на Хагена, делает неожиданное замечание: «высокий ум и душу всё обличает в нём». В сочетании с определением «ведьма злобная», данным Кримхильде благородным воителем Дитрихом, это обозначает очень важное изменение оценок персонажей в контексте поэмы. Даже откровенная грубость Хагена, который не только не встает со скамьи в присутствии Кримхильды, но еще и демонстративно кладет себе на колени меч убитого Зигфрида, подается в большей степени как признак отваги, а не как предосудительное нарушение этикета.

События несутся к развязке. Все еще ничего не знающий о замыслах коварной супруги Этцель приглашает братьев-королей на большой пир, где по традиции вместе с вождями собираются их дружины. Рядовые ратники и слуги бургундов вместе с Данквартом, младшим братом Хагена, пируют в отдельном зале для челяди, и Кримхильда направляет туда большой отряд верных ей гуннов во главе со своим деверем Блёделем.

Начиная с этого момента на протяжении восьми больших авентюр все действие превращается в непрерывающуюся кровавую резню:

«Кто был не при оружье, тот в ход пустил скамью.

Столы, кувшины, стулья — сгодилось все в бою.

У смельчаков и слуги бывают смельчаками.

На гуннах челядь шишаки дробила рундуками.

Без шлемов и доспехов дрались бургунды так,

Что выбит был из зала вооружённый враг.

Пятьсот иль больше гуннов та схватка унесла.

Ручьями с победителей кровь недругов текла».

Воинская поэзия «Песни о Нибелунгах» совершенна; я не представляю мальчишки любого возраста, от 13 и хоть до 100 лет, которого не тронули бы до самого сердца, до слез и мурашек полные суровой героики предыдущие строфы, или строки о том, как единственный выживший в неравном бою Данкварт пробивается к брату, чтобы предупредить о вероломном нападении:

«Сын Альдриана молвил: „С дороги, гунны, — прочь!

Здесь духота такая, что мне дышать невмочь.

Хочу за дверь я выйти и воздуха глотнуть“.

И прорубил герой мечом себе из зала путь <…>

Дымились лужи крови на всем пути его.

Никто не мог бы лучше