Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира - Константин Александрович Образцов

король,

Как богатыршу с маху на ложе бросил он

И так прижал, что вырвался у ней протяжный стон».

Сцена из спектакля «Кольцо нибелунгов» Германа Шютца. Художник: по Юлиусу Шнорру фон Карольсфельду, 1853–1869 гг.

Зигфрид оставляет распростертую на кровати, тяжело дышащую, смирившуюся Брюнхильду в распоряжении подбирающегося к ней, ликующего короля. Уходя, он забирает ее пояс и перстень — поступок странный с рациональной точки зрения, но объяснимый в контексте сакральной символики, где пояс означает девственность, а перстень — принадлежность к определенной касте или семье, в данном случае, к могучему и славному семейству дев-валькирий. Зигфрид отобрал и девственность Брюнхильды, и ее силу.

История могла бы на этом закончиться так, как всегда кончаются сказки — свадьбами, но, на свою беду, Зигфрид обо всем рассказал Кримхильде: и про соревнования на северных островах, и про брачную ночь короля, да еще и отдал жене пояс и перстень Брюнхильды. Через года его откровенность отзовется трагедией.

Прошло десять лет. Зигфрид с Кримхильдой счастливо живут в Ксантене. Однажды Гунтер приглашает их к себе в Вормс, и по случаю прибытия дорогих гостей устраивается, как водится, пышный праздник с турнирами, развлечениями и обильным застольем. В один из дней Зигфрид выходит во двор, чтобы поразмяться в состязаниях силы и ловкости, а Кримхильда, как и десять лет тому назад, смотрит на него из окна, и взгляд ее все так же полон любви и восторга.

Но теперь рядом с ней сидит и тоже смотрит на состязания Брюнхильда:

Сидели королевы бок о бок у окна,

И вдруг о двух героях пришла им мысль одна.

Промолвила Кримхильда: «Супруг мой так силен,

Что мог бы подчинить себе и вашу землю он».

Разумеется, Брюнхильда не смолчала; сначала спор о том, кто кому вассал и чей муж благороднее, шел относительно сдержанно:

«Тебя я не хотела, Кримхильда, оскорбить,

Но с Гунтером не может супруг твой ровней быть.

Об этом я узнала от них самих в те дни,

Когда искать моей руки приехали они.

Тогда твой брат отвагой любовь мою стяжал,

И Зигфрид мне признался, что он — простой вассал».

Но уже через пять строф «королев объяли злость и спесь»: в ход идут советы укоротить язык, унять свой чванный нрав, и Кримхильда обещает Брюнхильде сегодня же войти в храм перед ней первой, чтобы все увидели, кто и чего на этом свете стоит.

Королевы бросаются в свои покои, разодеваются как можно наряднее и пышнее, после чего порознь спешат к дверям храма. Граждане Вормса, чувствуя какую-то тревожную суету, тоже собираются у ступеней, чтобы поглядеть, что будет дальше.

Свиты двух королев сталкиваются у входа. Брюнхильда надменно приказывает людям Кримхильды, чтобы жена вассала уступила дорогу своей госпоже. И в этот момент Кримхильда перестает сдерживаться:

Разгневанно Кримхильда воскликнула в ответ:

«Молчи! Твое злоречье тебе самой во вред.

Как саном королевским кичиться может та,

Кто подданным своим была в наложницы взята?».

Всё замирает. В оглушительной тишине слышится только ошеломленный шепот Брюнхильды и торжествующий голос ее противницы:

«Кого же ты, Кримхильда, наложницей зовешь?»

«Тебя, и ты не смеешь сказать, что это ложь.

Впервые насладился твоею красотой

Не Гунтер, твой законный муж, а милый Зигфрид мой.

Ужель тебе рассудок в ту ночь не подсказал,

Что, к хитрости прибегнув, возлег с тобой вассал?».

Кримхильда гордо проходит в храм первой мимо растерянной, заливающейся слезами соперницы.

Брюнхильда в смятении стоит на службе, кусает губы и решает потребовать у Кримхильды доказательств.

Из церкви божьей выйдя, подумала она:

«Бранчливая гордячка мне объяснить должна,

За что меня дерзнула наложницей назвать.

Коль Зигфрид впрямь расхвастался, ему несдобровать!».

Обратим внимание, на это «расхвастался»: речь идет о нескромности, а не о лжи, и это снова дает основания полагать, что Брюнхильда прекрасно знала, кто к ней пожаловал под покровом тьмы той памятной ночью. Но гнев и обида затмевают ей разум; она преграждает путь Кримхильде и требует обоснований.

Кримхильда ей: «Дорогу! Ответ на ваш вопрос

Дает вот этот перстень, что Зигфрид мне принес

В ту ночь, когда на ложе вы с ним взошли вдвоем».

Да, для Брюнхильды этот день стал самым черным днем.

Она в ответ сказала: «Не спорю, перстень — мой,

Но у меня украден он чьей-то злой рукой,

И кем он был похищен, теперь я вижу ясно».

Тут обуял обеих гнев, безмерный и ужасный.

Воскликнула Кримхильда: «Нет, не воровка я.

Умолкни, иль навеки погибла честь твоя.

Да, ты принадлежала супругу моему,

И пояс, что на мне надет, — порукою тому».

Кримхильда величаво удаляется, а дважды униженная прилюдно, рыдающая Брюнхильда зовет Гунтера. Что еще остается ей делать?

В ссору вмешиваются мужья: подоспевший Гунтер в присутствии заливающейся слезами супруги призывает к ответу Зигфрида; тот громко, прилюдно клянется, что ничего подобного своей жене не говорил, на Брюнхильду не клеветал, а Кримхильде непременно задаст за ее длинный язык. Все разошлись, храмовая площадь наконец опустела, но конфликт этим не исчерпался — он продолжал тлеть, чтобы очень скоро вспыхнуть убийственным пламенем.

Оскорбление, нанесенное по вине Зигфрида королеве бургундов, было публичным и страшным, и простые извинения его не покрывали и покрыть не могли. Кроме того, оскорбление королевы было равносильно оскорблению самого короля, тем более что он в контексте того, что наговорила в сердцах Кримхильда, выглядел весьма сомнительно, если не сказать больше. Затронута была очень чувствительная тема мужской сексуальной силы вождя, которая, как известно, в архаической патриархальной культуре требует постоянного подтверждения и напрямую связана с сакральной природой власти: Крон свергает Урана, оскопляя его серпом; импотенция раненого копьем Увечного Короля из артуровского цикла легенд приводит к бесплодию в его стране. Половая несостоятельность короля могла поставить под сомнение легитимность самой его власти. Унижение правителя одновременно распространялось и на вассалов — и вот уже Хаген и Гернот убеждают короля, что Зигфрида нужно убить. Гунтер сначала слабо сопротивляется, но в итоге позволяет Хагену себя