ДИКИЙ ВОЛК(Сборник НФ) - Георг Смит

В старых городах больше цинги, тифа, гепатита, в новых — больше сражений банд, больше преступлений и убийств. В одних правят крысы, в других — мафия.

Джордж Орр оставался в Портленде потому, что всегда жил там и потому, что не верил в то, что в другом месте будет лучше.

Мисс Корч, незаинтересованно улыбнувшись, жестом велела ему войти. Орр считал, что кабинеты психиатров, как кроличьи норы, всегда имеют два выхода. Этот не имел, но вряд ли у пациентов есть шанс столкнуться друг с другом. В медицинской школе сказали, что у доктора Хабера маленькая практика, он преимущественно исследователь. Поэтому Орр счел его преуспевающим специалистом, а покровительственные манеры доктора подтвердили это. Однако сегодня, меньше нервничая, Орр заметил еще кое-что.

Кабинет не имел пластиково-кожаной уверенности в финансовом успехе, не чувствовалось в нем и научной заинтересованности в роскоши. Кресла и кушетки виниловые, стол пластиковый, лишь по краям отделанный деревом.

Доктор Хабер, белозубый, с гнедой гривой, большой, прогудел:

— Добрый день!

Его искренность не была ложной, только чуть преувеличенной. Тепло его было реально, но покрыто пластиком профессиональных манер, Орр чувствовал в нем желание нравиться и быть полезным. «Доктор, в сущности, не уверен, — подумал он, — что существуют другие и пытается доказать это, помогая им. Он так громко гудит «добрый день», потому что никогда не уверен, что услышит ответ».

Орр хотел сказать что-нибудь дружеское, но ничто личное не подходило, и он сказал:

— Похоже, Афганистан втянет нас в войну.

— Ну, с конца августа это на всех картах.

Он должен был понять, что доктор лучше его осведомлен в мировых делах. Сам Орр три недели как отключился от информации.

— Не думаю, что это поссорит союзников, — продолжал Хабер. — Разве что привлечет Пакистан на сторону Ирана. Тогда Индия окажет большую поддержку соседям.

— Я думаю, что речь Гунты в Дели свидетельствует, что он готов к такой возможности.

— Она расширяется, — сказал Орр.

Он чувствовал себя подавленным и несовременным.

— Война, я хочу сказать.

— Это вас беспокоит?

— А вас разве нет?

— Это к делу не относится, — сказал доктор.

Он улыбнулся своей широкой, волосатой медвежьей улыбкой, как большой медвежий 6of. Но после вчерашнего он все время был настороже.

— Да, меня это беспокоит.

Но Хабер не заслужил этого ответа. Спрашивающий не может абстрагироваться от вопроса, не может быть объективным, если отвечающий — объект исследований.

Впрочем Орр не высказал этой мысли.

Он в руках доктора, который, конечно, знает, что делать.

Орр предпочитал считать, что люди знают, что делают, может быть потому, что сам этого не знал,

— Хорошо спали? — спросил Хабер.

Он сел под левым задним копытом лошади.

— Спасибо, хорошо.

— Хотите еще раз во Дворец Снов?

Он внимательно следил за пациентом.

— Конечно, ведь я здесь для этого.

Он видел, как Хабер встал, подошел к столу, видел, как большая рука приближается к его шее — и затем ничего не случилось.

— Джордж…

Его имя. Кто звал? Голос незнакомый.

Сухая земля, сухой воздух, скрип незнакомого голоса в ушах. Дневной свет, но никакого направления. Нет пути назад.

Он проснулся.

Полузнакомая комната, полузнакомый человек в просторном халате, с белозубой улыбкой, с непрозрачными темными глазами.

— Судя по ЗЭГ сон очень короткий, но яркий, — сказал густой голос. — Посмотрим. Чем быстрее воспоминание, тем оно полнее.

Орр сел, чувствуя, как у него слегка кружится голова. Он на кушетке. Как он сюда попал?

— Не очень много. Снова лошадь. Вы велели мне снова видеть во сне лошадь, когда загипнотизировали меня?

Хабер покачал головой, не говоря ни да, ни нет, и продолжал слушать.

— Ну, на этот раз стойло. Эта комната, солома, ясли, в углу вилы и так далее. В стойле лошадь. Она…

Выжидательное молчание Хабера не позволило уклониться.

— Она произвела огромную кучу навоза, коричневого, дымящегося. Лошадиный навоз. Она была похожа на Маунт-Худ с этим небольшим пригорком на северном склоне, и вообще… Она заняла весь ковер и надвигалась на меня, поэтому я сказал: «Это только картина горы». И проснулся.

Орр поднял голову, глядя мимо Хабера на стену, где висела фотография Маунт-Худ.

Безмятежная картина в мягких размытых тонах: серое небо, красновато-коричневая гора с белыми точками ближе к вершине, туманный фон.

Доктор не смотрел на картину. Он пристально наблюдал за Орром. Когда Орр закончил, он рассмеялся, не долго, не громко, а просто немного возбужденно.

— Мы к чему-то приближаемся, Джордж!

— К чему?

Орр чувствовал себя смятым и одураченным, и голова его еще чуть кружилась от сна. Он лежал здесь спящий, может раскрыл рот от сна и храпел, а Хабер подсматривал за его мозгом и подсказывал ему, что видеть во сне.

Он чувствовал себя выжатым. И где конец?

Очевидно, доктор не помнит о фотографии лошади, не помнит разговор об этой фотографии. Он уже в новой реальности и с ней связаны все его воспоминания. Доктор расхаживал взад и вперед по комнате, говоря громче обычного:

— Итак, а) вы видите сны по приказу и поддаетесь гипновнушению, б) вы великолепно отвечаете усилителю. Поэтому мы сможем работать вместе быстро и эффективно без гипноза. Я предпочитаю работать без гипноза. То, что мозг делает сам по себе, бесконечно интереснее и сложнее, чем любой его ответ на химическое стимулирование. Поэтому я и разработал усилитель, чтобы дать мозгу возможность самостимуляции. Созидательные и терапевтические ресурсы мозга, бодрствующего или спящего, практически бесконечны. Если бы вы смогли подобрать ключи ко всем замкам. Власть одних только сновидений огромна!

Он рассмеялся своим жизнерадостным смехом.

Орр неловко улыбнулся: слишком близко к истине.

— Я уверен, что ваше лечение теперь именно в этом направлении. Нужно использовать ваши сны, чтобы победить их. Встретить ваш страх и с моей помощью покончить с ним. Вы боитесь собственного мозга, Джордж. С таким страхом не может жить ни один человек. А вы и не должны. Вы не знали, как использовать собственный мозг, как обратиться к нему за помощью, воспользоваться им для созидания. Главное для вас — не скрывать от себя свою умственную мощь, не подавлять ее, а высвободить. Мы сделаем это вместе. Разве я не прав?

— Не знаю, — ответил Орр.

Когда доктор говорил о его умственной мощи, Орр на мгновение подумал, что Хабер имеет в виду его способность изменять реальность. Но если он имел в виду это, разве он не сказал бы ясно? Зная, что Орр отчаянно нуждается в подтверждении, он не отказал бы ему.

Сердце Орра упало. Наркотики выбили его из эмоционального равновесия, он это знал и поэтому пытался контролировать свои чувства. Но разочарование было сильнее контроля. Теперь он понял, что позволил себе слабую надежду. Вчера он был уверен, что доктор знает об изменении горы на лошадь. Пока Хабер попытался скрыть свою осведомленность. Несомненно, он был не способен признаться в этом даже самому себе.

Орр сам долго не мог поверить в то, что совершает невозможное. Однако, он надеялся, что Хабер, зная содержание сна, присутствуя при нем, в самом центре, может заметить изменения, может помнить его и подтвердить.

Плохо. Выхода нет. Орр оставался там, где был уже много месяцев — в одиночестве — зная, что он безумен, и что он не безумен одновременно. Вполне достаточно, чтобы сойти с ума.

— А может вы дадите мне постгипнотическое внушение не видеть эффективных снов? Поскольку вы предположили, что я могу… так я избавился бы от наркотиков, по крайней мере, на время.

Хабер сел за стол, сгорбившись, как медведь.

— Сомневаюсь, чтобы подействовало, даже на одну ночь, — сказал он совсем просто.

И вдруг он загремел снова:

— Разве это не то же бесплодное направление, в котором вы уже двигались, Джордж? Наркотики или гипноз — все это подавление. Вы не сможете убежать от собственного мозга. Вы видите это, но не хотите согласиться. Все по порядку. Подумайте. Вы дважды вот на этой кушетке видели сны. Плохо было? Кому-то принесло вред?

Орр покачал головой, слишком расстроенный, чтобы отвечать.

Хабер продолжал говорить, и Орр старался его слушать. Доктор говорил теперь о мечтах, о полуторачасовых циклах сновидений, об их использовании и ценности. Он спросил, какой тип мечтания ближе Орру.

— Например, — сказал он, — я часто мечтаю о героизме. Я герой. Я спасаю девушку или товарища-астронавта, или осажденный город или целую обреченную планету. Мечты о добрых целях. Хабер спасает мир! Они очень забавны, пока я держу их там, где им положено быть. Всем нам надо немного прихвастнуть, пусть в мечтах, но когда мы начинаем ориентироваться на них, тогда параметры реальности становятся для нас системами. Затем есть тип мечтания — «остров Южного моря». Им предаются многие люди средних лет. И тип благородного мученика и различные романтические фантазии юности, и садомазохистские, и так далее. Большинство людей отдают дань сразу нескольким типам. Мы почти все хоть один раз смотрели на арене в глаза льва или бросали бомбу в своих врагов, или спасали девственницу с тонущего судна, или писали за Бетховена его Десятую симфонию. Так какой стиль вы предпочитаете?