ДИКИЙ ВОЛК(Сборник НФ) - Георг Смит

Встретив на мгновение разочарованный взгляд Черной Вдовы, он запнулся.

— Машина… Не могу сказать, как она действует, но он использует ее, чтобы держать мой мозг в же-стадии, так он это называет. Этот термин обозначает особый сон, когда человек видит сновидения. Он отличается от обычного сна. Хабер гипнотически усыпляет меня, потом включает машину, и я сразу же начинаю видеть сон. Обычно так не бывает. Так я это понимаю. Машина обязательно заставляет видеть сны. Я думаю, она их усиливает. И затем я вижу во сне то, что он мне внушил.

— Гм. Похоже на несложный метод стандартного психоаналитика, чтобы анализировать сны. Но вместо этого он внушает вам под гипнозом содержание снов? Следовательно, я заключаю, что он по какой-то причине погружает вас в состояние, в котором вы видите сны. Установлено, что под гипнозом человек может сделать почти все, даже если бы в нормальном состоянии сознание ему не позволило бы этого. Это хорошо известно с середины прошлого века и установлено законом после дела Сомервилл против. Яроджавски в восемьдесят восьмом. Есть ли у вас основания считать, что доктор внушает вам что-нибудь опасное, что является для вас морально неприемлемым?

Клиент колебался.

— Опасное, да. Если считать, что сон может быть опасным. Но он ничего не заставляет, только видеть сны.

— Сны, которые он вам внушает, вызывают у вас отвращение?

— Он не злой человек. У него добрые намерения. Я возражаю только против того, что он использует меня как инструмент, как средство, пусть и для достижения хорошей цели. Я не могу судить его — мои собственные сны имели аморальный эффект, поэтому я и пытался подавить их наркотиками и впутался в эту историю. Я хочу выбраться из нее, избавиться от наркотиков, вылечиться. Но он не лечит меня. Он меня побуждает к новым снам.

После паузы мисс Лилач сказала:

— Побуждает к чему?

— Изменять реальность, — упрямо и безнадежно ответил клиент.

Вот он сидит, спокойный, мягкий, но теперь она уже знает, что если на него наступить, он не поддастся. Он удивителен.

Люди, приходящие к адвокату, склонны скорее к обороне, чем к нападению. Все они чего-то добиваются: наследства, собственности, судебного предписания, развода, заключения под стражу. Она не могла понять, что нужно ему, такому беззащитному на первый взгляд В его просьбе не было смысла, но все же он убеждал ее, что в ней есть смысл.

— Хорошо, — осторожно сказала она. — Но по ему плохо, что он заставляет вас видеть сны?

— Я не имею права изменять действительность, а он не имеет права заставлять меня это делать.

Боже, он верит в это. Он явно не в себе.

Все же чем-то он подцепил ее, будто она рыба, теперь болтающаяся на крючке.

— Как менять действительность? Какую действительность? Приведите пример.

Она чувствовала к нему жалость. Такое чувство вызвал бы у нее шизофреник или больной паранойей, видящий иллюзорный мир, Перед ней был еще один «несчастный случай, характерный для наших времен, испытывающих душу человека», как сказал президент Мердль в своем последнем обращении к народу.

Он немного подумал.

— Во время второго моего визита он расспрашивал о моих мечтах, и я рассказал, что иногда мечтаю о домике в дикой местности, как в старых романах, куда можно было бы уйти. Конечно, у меня не было никакой дачи. Но на прошлой неделе он, должно быть, внушил мне увидеть ее во сне, потому что теперь она у меня есть, дача в рассрочку на тридцать три года на правительственном участке в Сумолавском национальном парке возле Несковина. Я нанял летучее такси и в воскресенье летал смотреть ее. Очень хорошая дача, но…

— Почему у вас не может быть дачи? Разве это аморально? Множество людей участвуют в лотерее, чтобы получить эти участки с прошлого года. Вам очень повезло.

— Но у меня ее не было, — ответил он. — И ни у кого ее не было. Леса объявлены заповедником — вернее то, что от них осталось. Туда нельзя было даже заходить. Никаких рассрочек на дачи не было до прошлой пятницы, а когда я увидел во сне, все это появилось.

— Послушайте, мистер Орр. Я знаю…

— Я знаю, что вы знаете, мягко перебил он ее. — Я тоже знаю. Знаю, как в прошлом году решили распределить на участки остатки национального парка. Я участвовал в лотерее и получил выигрышный номер. И так далее. Но я знаю также, что до последней пятницы всего этого не было. И доктор Хабер тоже знает это.

— Значит ваш сон в прошлую пятницу ретроспективно изменил всю реальность в штате Орегон, воздействовал на решение в Вашингтоне, принятое в прошлом году, и стер воспоминание об этом из памяти всех, кроме вас и доктора? — насмешливо сказала она. — Один сон! И вы его помните?

— Да, — печально, но твердо ответил он. — Сон о даче и о ручье перед ней. Я не жду, что вы мне поверите, мисс Лилач. Я даже не думаю, что доктор Хабер по-настоящему поверил в это. Если бы было так, он был бы более осторожен. Видите ли, вот как это действует. Если он предложит мне под гипнозом увидеть розовую собаку, я ее увижу. Но в реальности такой собаки быть не может. Что же произойдет? Либо в комнате окажется большой пудель, почему-то выкрашенный в розовый цвет, либо, если доктор будет настаивать, что должна быть подлинно розовая собака, мой сон так изменит реальность, что она будет включать розовых собак. Повсюду. Окажется, что собаки всегда были черные, белые, коричневые и розовые. И одна из этих розовых собак часто бывает в кабинете. Допустим, это любимая колли доктора. Ничего чудесного, ничего неестественного. Каждый сон полностью скрывает все следы изменения. Когда я полностью проснусь, в кабинете будет самая обычная розовая собака, с вполне естественной причиной быть именно здесь. И никто не будет знать о двух реальностях, кроме меня и его. Я помню обе реальности, доктор Хабер тоже. Он был здесь в момент изменения и помнит содержание сна. Он не признается, что знает, но я знаю, что он знает. Для всех остальных розовые псы существовали всегда. Для меня и для него они были — и их не было.

— Двойной ход времени, альтернативные вселенные, — сказала мисс Лилач. — Вы часто смотрите фантастические фильмы?

— Нет, — сухо ответил клиент. — Я не прошу вас поверить мне. Конечно, вы не поверите мне без доказательств.

— Да! И слава Богу!

Он улыбается. У него доброе лицо. Она ему, как будто, нравится.

— Но послушайте, мистер Орр, как я могу получить доказательства? Если вы всякий раз сами уничтожаете все доказательства изменения и так далее?

— Можете ли вы, действуя как мой адвокат, добиться разрешения присутствовать на одном из сеансов? — с внезапной надеждой спросил он.

— Гм. Возможно. Можно добиться, если найти весомую причину. Но если вы в качестве свидетеля пригласите адвоката, тем самым вы абсолютно разрушите отношения между врачом и пациентом. Ведь вы должны доверять ему, а он — вам. Вы зовете к нему адвоката, потому что хотите выбросить его из головы. Что он делает? Вероятно, пытается помочь вам.

— Да. Но он использует меня в экспериментальных…

Орр не закончил. Лилач застыла: паук наконец увидел добычу.

— В экспериментальных целях? Да? Машина, о которой вы говорили экспериментальная? Подписали ли вы согласие на что-либо, кроме общей формы ДТЛ? Ничего? Похоже, мы нашли повод для жалобы, мистер Орр.

— Вы сможете присутствовать на сеансе?

— Возможно, Мы будем говорить о гражданских правах.

— Вы понимаете, что я не хочу причинять доктору Ха-беру неприятностей? — беспокойно сказал он, — Я знаю, что он желает мне добра. Просто я хочу, чтобы меня лечили, а не использовали.

— Если его мотивы благородны, но он использовал на человеке экспериментальное оборудование, особых неприятностей у него не будет. Я дважды занималась такими делами по поручению медицинского департамента. Первый случай — испытания индуктора гипноза в Медицинской школе. Он не работал. Второй — демонстрация того, как по внушению развивается агрофобия, и люди чувствуют себя счастливыми в толпе. Это устройство действовало, но не получило одобрения. Мы решили, что оно попадает под действие закона о промывке мозгов. Вероятно, я смогу получить в медицинском департаменте ордер на проверку этого… как бишь его? Что использует ваш доктор? Так вы не будете затронуты. Я вовсе не буду вашим адвокатом. В сущности, я даже не буду с вами знакома. Я — официальный представитель департамента. Если я ничего не добьюсь, у вас с доктором сохранятся прежние отношения. Остается только добиться доступа именно на ваш сеанс.

— Он мне сам говорил, что я единственный пациент, на котором он испытывает Усилитель. Он сказал, что совершенствует его.

— Значит, он действительно экспериментальный, что бы доктор с вами не делал. Хорошо. Теперь я знаю, что нужно делать. Мне потребуется неделя для формальностей.

Он выглядел обескураженным.