Под мраморным небом - Джон Шорс

Какие?

– Когда Дара выступил против Аламгира и наши люди бежали на юг, многие попали в плен к деканцам. – Низам рассеянно почесал шрам, словно никак не мог к нему привыкнуть. – Говорят, будто бы в Биджапуре, самом великом из городов Декана, мечеть строит тот же самый человек, который создал Тадж-Махал. Говорят, что он закован в цепи и что, пока он строит, ему самому и его дочери гарантирована жизнь.

– Его дочери?

– Думаю, моя госпожа, это Иса. Я видел мечеть издалека, и она мне напомнила его.

Мой ум, притупившийся за годы заточения, мгновенно проснулся.

– Значит, они живы?

– Надеюсь, – ответил Низам. – Мечеть я видел год назад, а вот Ису – нет. Некоторые говорят, что он... некоторые считают, что его нет в живых.

Внезапно наша камера мне показалась могилой. Я не могла дышать. Грудь сдавило, лоб покрылся испариной.

– Я должна идти. Должна...

– Беги, – прошептал отец. – Беги и воссоединись с ними.

ОТЕЦ предложил подкупить охранников. Риска было бы меньше, если б Низам вернулся сюда с несколькими воинами и убил бы наших тюремщиков, но мы за годы, проведенные в заточении, прониклись к ним симпатией. При Аурангзебе, конечно, они обращались с нами сурово, но в его отсутствие вели себя вполне достойно.

Как я в очередной раз убедилась, отец хранил много секретов. Посоветовав подкупить стражу, он затем сообщил нам, что в Агре есть места, где скрытно хранится оружие и золото. Если Красный форт падет, что, собственно, уже и произошло, эти запасы будут необходимы, чтобы вернуть трон. Отец с воодушевлением поведал Низаму, в каких из его тайников находятся деньги, а в каких – другие запасы, которые нам понадобятся. Вскоре после этого он заручился поддержкой двух наших охранников из вечерней смены, пообещав каждому большую сумму денег, которых им хватило бы до конца жизни. Они выпустят меня из форта, а потом навсегда исчезнут вместе со своими семьями.

Спустя два дня, когда все было готово к побегу, с наступлением сумерек я попрощалась с отцом. Мне не хотелось покидать его, и я снова и снова спрашивала себя, правильно ли я поступаю. Нарушаю я клятву, данную маме? Будет ли кто-нибудь заботиться о нем в мое отсутствие? У меня не было ответов на эти вопросы, но я помнила, что, когда я последний раз стояла перед подобным выбором, я отказалась бежать вместе с любимым и дочерью. Второй свой шанс я упустить не могла. Да и отец настаивал, чтобы я бежала. Когда он говорил о моем побеге, его лицо сияло. Я знала, что ему, по крайней мере, нравится организовывать мой побег. За все время нашего заточения он никогда еще не выглядел таким окрепшим и радостным, как в течение нескольких последних дней.

Обняв отца и угостив Акбара кусочком сушеной говядины, я стала нетерпеливо ждать, когда сменится охрана. Когда наши сообщники наконец-то прибыли, я надела почти прозрачную сорочку, такой же просвечивающий халат, вульгарные украшения и ярко накрасилась. Потом брызнула на лицо вином и надушилась дешевыми духами. Женщины легкого поведения часто навещали господ и солдат в форте. Мне только нужно было убедить часовых у ворот, что я – одна из ночных визитерш.

Вскоре пришел Низам. На нем был наряд знатного господина: янтарная туника, два жемчужных ожерелья и инкрустированные рубинами меч и ножны. Бороду он сбрил, оставил одни усы. При его появлении наши стражи отперли камеру. Низам расплатился с ними, а я тем временем опять предложила отцу бежать вместе со мной. Он в очередной раз отказался, сказав:

– Я слишком слаб.

– Прошу тебя.

– Я подверг бы тебя опасности. К тому же мой побег повергнет империю в еще больший хаос, что сейчас совсем некстати. – Я хотела возразить, но он поднял руку, веля мне молчать. – Аллах оставил мне мало времени, дитя мое. И это время я уж лучше буду отдыхать, чем скитаться. И потом, мне нравится вид, что открывается отсюда, да и Акбар будет скучать без меня.

Я пытливо посмотрела в его воспаленные глаза:

– Спасибо, отец, спасибо за твою любовь.

– Она нетленна.

– Как и моя. – Я поцеловала его, стиснула его морщинистые руки. Слезы застилали мне глаза. – Если Аллах... заберет тебя, пожалуйста, прошу, обними за меня маму. – Отец кивнул, а я стала молиться о том, чтобы мы, мусульмане, оказались правы, веруя в то, что при вступлении в рай мы воссоединяемся со своими друзьями и возлюбленными. Пожалуйста, пусть это будет так, думала я.

– Прежде чем мы расстанемся, позволь попросить тебя кое о чем, – сказал отец. Я крепче сжала его руки. – Позаботься о том, чтобы меня похоронили там, – он движением головы указал на Тадж-Махал, – рядом с ней.

– Непременно, – пообещала я, обнимая его. – До свидания, отец.

– Прощай, дитя. Ты напоминаешь мне обо всем, что есть благого в этом мире.

Охранники поклонились, пропуская меня. Мне отчаянно хотелось помчаться на поиски Исы и Арджуманд, но расставание с отцом было мукой. Как можно покинуть такого человека, зная, что никогда больше не доведется увидеть его? Внезапно я почувствовала слабость. Казалось, ноги не желают подчиняться моей воле, вынудившей предать отца.

– Можешь понести меня? – робко попросила я Низама.

Он без лишних слов быстро поднял меня на руки. Пока Низам нес меня по лабиринту коридоров и лестниц Красного форта, я молилась Аллаху. Просила его, чтобы он помог нам отыскать моих любимых и затем тайком вернуться в Агру и найти отца живым. Я не могла допустить, чтобы он умер в одиночестве в холодной камере. Ведь он столько мне дал.

Молятся и сильные, и слабые, мысленно говорила я себе, но, когда мои ноги коснутся земли, я должна стать сильной. Я буду молиться и впредь, но тропа, которой я пойду, будет выбрана лично мной, и оглядываться я не стану.

Чем ближе мы подходили к часовым у главных ворот крепости, тем крепче я сжимала кулаки, заставляя себя сосредоточиться. Я не думала ни об отце, ни об Исе – только о том, что мне предстоит сделать. Стражники шагнули навстречу нам. Я притворилась пьяной, обняла Низама. Стала кокетничать с таращившими на меня глаза мужчинами, выгибая спину так, чтобы они видели мои груди. В общем, вела себя как охмелевшая куртизанка – водила языком по губам, гладила лицо Низама. Он старался улыбаться в ответ на мои заигрывания, однако он был воин, а не актер.

Один из стражников стал