Сокровище - Трейси Вульф

условии, что его концерт будет разрекламирован по всему Норомару.

– И только при условии, что он пройдет вне Адари – то есть, извините, Вегавилля, – чтобы Нияз и жители Адари могли чувствовать себя в безопасности, – добавляю я.

– Согласен, – говорит Нияз и кивает. – Моя подпольная сеть тоже может включиться в это дело. Так что это точно не пройдет мимо нее.

– Отлично, – заключаю я. – Когда мы обратимся к организатору, надо будет выяснить, устроит ли это его.

– Иначе и быть не может, – важно, как и подобает принцу драконов, изрекает Флинт. – Особенно если он действительно так жаждет устроить этот концерт.

– Значит, у нас есть план? – спрашивает Хезер и, как я загибала пальцы, перечисляя поп-звезд, начинает считать по пальцам стоящие перед нами задачи, как будто это так же легко. – Грейс свяжется с этим организатором и сообщит ему требования Хадсона. Нияз использует свою сеть, чтобы распространить информацию о предстоящем концерте. Мы организуем площадку. А Хадсон…

– Да, просвети меня, будь так добра, – говорит Хадсон, и его тон сух, как подгоревший тост. – Чем именно будет заниматься Хадсон, пока все это будет происходить?

К ее чести, Хезер не смущается. Она просто смотрит ему прямо в глаза и улыбается.

– Составлением самого крутого списка песен, чем же еще? Талант тоже должен вносить свой вклад.

Улыбнувшись ей в ответ, Хадсон, пожалуй, слишком явно демонстрирует вампирские клыки. Хотя, с другой стороны, мы и впрямь просим его о многом.

Я говорю ему это в попытке задобрить его, и теперь он демонстрирует свою чересчур клыкастую улыбку мне.

– Ах вот как? Стало быть, вы меня просите? А у меня сложилось впечатление, что вы просто ставите меня перед фактом.

Естественно, такой альфа-самец, как Хадсон, являющийся к тому же принцем вампиров и королем горгулий, не очень-то любит, когда ему говорят, что делать. Ну кто бы мог подумать?

– Это лучший способ заставить ее прийти к нам. Мекай не может долго ждать, ты же это понимаешь?

Он хмурится и нехотя отвечает:

– Да, понимаю.

– И ты выступишь великолепно. Но ты же и сам это знаешь, не так ли?

Он пожимает плечами.

– Возможно.

– Так в чем же проблема? – встревает Джексон. – Не жмись, сделай это для нашей команды, брат.

Хадсон так прищуривает глаза, что они превращаются в щелки.

– Ты называешь нас командой, но все шишки сыплются только на меня. Может, ты соблаговолишь объяснить, почему так получается?

– Чувак, у меня на голове сидел чертов голубь. Но разве ты слышал, чтобы я из-за этого так ныл?

– У тебя на голове сидел голубь, потому что ты говнюк, не умеющий держать язык за зубами, – парирует Хадсон, причем с каждым словом его британский акцент становится все заметнее. – И это не то же самое.

– Ах ты бедненький! – вставляет Хезер, и в ее тоне звучит беззлобная насмешка. – Весь гребаный Мир Теней хочет послушать твой концерт, Хадсон. Они так тебя любят, что воздвигли в твою честь статуи и переименовали целый город. На что ты вообще можешь жаловаться?

– А что, если они не придут? – бормочет Хадсон так тихо, что я уверена, что только я и расслышала его. И все встает на свои места.

– Так вот что тебя беспокоит? – спрашиваю я. – Что никто не придет, чтобы послушать, как ты поешь?

– Я не певец, Грейс. С какой стати людям вообще платить деньги, чтобы услышать, как я пою?

– О, дорогой. – Я сжимаю его ладонь обеими руками. – Они обязательно придут.

– Ты не можешь знать этого наверняка.

– О, я уверена, что так и будет. – Я касаюсь пальцем его подбородка и поворачиваю его голову к окну, чтобы он смог увидеть то, что чуть раньше показала мне Мэйси. Весь тротуар перед гостиницей Нияза заполнен девочками-подростками, прижимающимися к стеклу и одетыми в разномастные футболки и курточки с надписями «Я <3 Хадсона Вегу». Такие же надписи красуются на их вязаных резинках для волос и на их сережках.

– Они повалят на твой концерт валом, – заверяю я его. – Думаю, проблема будет только с тем, как смягчить разочарование тех, кому не достанется билетов.

Джексон фыркает.

– Ну еще бы, они ведь не знают, что будут полтора часа слушать перепев песен винтажной группы British Invasion.

Мое раздражение от его подколок достигает накала, и я поворачиваюсь к нему с таким выражением, что затыкаются все за столом – даже он сам.

– Знаешь что? Думаю, я наконец поняла, какой вклад в это дело можешь внести ты. Ты столько всего наговорил о Хадсоне и об этом концерте, что так и быть – это будет не сольное выступление, а дуэт. Музыкальные группы из братьев имеют бешеный успех.

– Что? – Голос Джексона вдруг стал таким высоким, что сейчас его могут слышать только сверхъестественные существа и собаки. – Ну нет. Ни за что. Я не стану этого делать.

– Станешь как миленький. – Я тычу пальцем ему в лицо. – По-моему, название «Братья Вега» звучит отпадно, разве нет?

– Это бред! Я даже не умею петь…

– Умеешь, и еще как, – поправляет его Флинт. – У тебя прекрасный голос.

Джексон вперяет в него испепеляющий взгляд.

– Давай, Джексон, – не унимаюсь я. – Разве теперь не твоя очередь сделать что-то для нашей команды, брат?

– Я уверен, что сделал достаточно, если учесть, что я последний член Ордена, который все еще в игре, – огрызается он таким презрительным и высокомерным тоном, что Флинт отшатывается, как будто кто-то ударил его.

– Да, ты многое потерял, – говорю я, встав, чтобы подойти к той половине стола, за которой сидит он. – Но оглянись по сторонам. Каждый из сидящих за этим столом что-то потерял, кроме разве что Хезер. Но в этом деле она здесь, с нами, так что просто дай ей время. Флинт потерял ногу. Хадсон потерял девушку, которую любил несколько лет, когда ее у него забрал его брат, и едва не утратил рассудок, когда ему пришлось применить свой дар, защищая замороженный во времени Двор горгулий. Иден потеряла семью. Мэйси потеряла бойфренда и обнаружила, что отец лгал ей почти всю ее жизнь. Мы все потеряли кого-то или что-то, но мы все равно находимся здесь и стоим плечом к плечу. Мы все равно сражаемся, чтобы ты не стал последним членом Ордена. Так что перестань жалеть себя, не изводи своего брата и принимайся за работу. Или катись отсюда на все четыре стороны.

За столом воцаряется молчание, все уставляются на меня с таким видом, будто не верят своим ушам, и, если честно, я и сама не могу поверить,