Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

— Ты когда уволился из Легиона? — спросил Борн.

— А, девять лет назад! Меня вышвырнули из-за лишнего веса еще До того, как я успел записаться на второй срок. Они были правы и, возможно, спасли мне жизнь. Я из Бельгии, капрал.

— А меня уволили месяц назад, раньше, чем истек мой первый срок. Дали знать себя раны, полученные в Анголе, да еще они заподозрили, что на самом деле я старше, чем значилось в бумагах. Даже за лечение не заплатили... — Боже, как легко текут слова, подумал Борн.

— Говоришь, Ангола? Разве мы были там?! О чем же, интересно, Думают на набережной д'Орсэ?

— Не знаю. Я — солдат, выполняю приказы и не спрашиваю о том, чего не могу понять.

— Посиди! У меня мочевой пузырь сейчас лопнет. Скоро вернусь, потолкуем. Может, у нас есть общие друзья... Я ничего не слышал об Анголе...

Джейсон склонился над стойкой бара и заказал пиво, радуясь тому, что бармен был слишком занят, а музыка слишком громка для того, чтобы кто-то смог подслушать. А еще в этот момент он с благодарностью вспомнил заповедь Святого Алекса, которая гласила: «Оказавшись в новом месте, веди себя плохо, чтобы тебя оценили, а уже потом веди себя хорошо». Смысл этой заповеди заключался в том, что переход от вражды к дружбе всегда благоприятнее, чем обратное. Борн с удовольствием отхлебнул пивка: он обзавелся другом в «Сердце солдата». Теперь у него есть зацепка, может, и незначительная, но важная для него, а может, и не такая уж незначительная.

«Коричневая рубашка» вернулся к стойке в обнимку с каким-то парнем. Это был молодой человек лет двадцати, среднего роста, с такой развитой мускулатурой, что смахивал на банковский сейф; он был в американской армейской куртке. Джейсон хотел встать, но его тут же остановили...

— Сиди, сиди! — закричал его новый друг, стараясь перекрыть царившие в кафе гвалт и музыку. — Я привел девственницу.

— Что-что?!

— Парень, у тебя из головы все вылетело. Он решил записаться в Легион...

— Ну да, — засмеялся Борн, пытаясь замять оплошность. — Я-то думаю, в таком месте...

— При чем тут место, — перебил его «коричневая рубашка», — половина этих ребят готова заняться этим делом в любом качестве, лишь бы платили побольше. Но речь не об этом. Думаю, парню надо потолковать с тобой. Он американец, и его французский не ахти какой, но если ты будешь говорить медленно, он поймет что к чему.

— Не нужно, — с легким акцентом по-английски ответил Джейсон. — Я сам из Невшателя, но несколько лет жил в Штатах.

— Это здорово. — Американец говорил как южанин, в его улыбке не было фальши, смотрел он настороженно, но без страха.

— Тогда давай сначала, — с сильным акцентом по-английски произнес бельгиец. — Я... Моррис — имя не хуже других. Моего молодого друга зовут Ральф, по крайней мере, он так говорит. А твое имя, наш раненый герой?

— Франсуа, — ответил Джейсон, вспомнив о Бернардине. — Я вовсе не герой — герои слишком быстро погибают... Закажите выпивку, я плачу. — Они заказали, а Борн заплатил, лихорадочно стараясь припомнить то немногое, что знал о французском Иностранном легионе. — За девять лет многое изменилось, Моррис. — Как же легко текут слова, опять подумал Хамелеон. — Почему ты решил завербоваться, Ральф?

— Думаю, это самое правильное, что я могу сделать, — мне надо исчезнуть, пять лет для меня — минимум.

— Это при условии, что ты сумеешь продержаться первый год, — вмешался бельгиец.

— Моррис прав. Послушай его. Офицеры — битые ребята...

— И все французы! — добавил бельгиец. — По меньшей мере на девяносто процентов. Только один иностранец из трехсот может выдвинуться в офицеры. У тебя не должно быть иллюзий.

— Но я же учился в колледже. Я инженер...

— Ну и будешь строить сортиры в лагерях и выгребные ямы на позициях, — засмеялся Моррис. — Объясни ему, Франсуа, как относятся к образованным.

— Образованным сначала нужно научиться драться, — сказал Джейсон, надеясь, что попадет в точку.

— Прежде всего! — воскликнул бельгиец. — Потому что умники внушают подозрения. Не начнут ли они сомневаться? Не станут ли размышлять, хотя им платят только за то, чтобы они выполняли приказы?.. Нет, дружок, на твоем месте я бы засунул свою ученость в задницу...

— Пусть твоя ученость проявится, когда она будет нужна им, а не тогда, когда ты хочешь ее показать, — добавил Джейсон.

— Bien! — заорал Моррис. — Он знает, о чем говорит. Настоящий легионер!

— Ты умеешь драться? — спросил Джейсон. — Можешь кинуться на человека... Убить его?

— Я убил невесту, ее братьев и кузена — ножом и вот этими руками. Она трахалась с одним банкиром из Нашвилла, а они покрывали ее, потому что этот тип платил им... Да, я могу убить, мистер Франсуа.

«Охота за безумным убийцей в Нашвилле». «Подающий надежды молодой инженер избежал ловушки». Борн вспомнил броские газетные заголовки, которые он видел несколько недель назад.

— Валяй, записывайся, — сказал он молодому американцу.

— Если станут очень прижимать, могу я упомянуть вас, мистер Франсуа?

— Это тебе не поможет, парень, скорее навредит. Если станут прижимать, говори правду. Это лучше всяких рекомендаций.

— Вот здорово! Сразу видно, он порядки... знает. Конечно, они не берут всяких маньяков, но они — как же это сказать, Франсуа?

— Смотрят на это сквозь пальцы, наверное.

— Да, смотрят сквозь пальцы, когда есть — encore[89], Франсуа?

— Когда есть смягчающие вину обстоятельства.

— Видишь?! У моего друга Франсуа есть мозги — удивительно, как он выжил.

— Потому что не показывал их, Моррис. Официант в засаленном фартуке похлопал бельгийца по плечу:

— Votre table, Rene[90].

— Да, вот так! — пожал плечами «коричневая рубашка». — Подумаешь, еще один псевдоним... Quelle difference?[91] Пойдем поедим И, если повезет, может, не отравимся.

Два часа спустя, когда Моррис и Ральф прикончили четыре бутылки vin ordinaire[92], а также расправились с рыбой подозрительного вида, «Сердце солдата» погрузилось в привычную вечернюю атмосферу. Время от времени затевались драки, но они быстро пресекались мускулистыми официантами. Звуки медных труб вызывали воспоминания о выигранных и проигранных битвах, вспыхивали споры между старыми солдатами, которые входили в прошлом в состав штурмовых групп, были пушечным мясом. Они испытывали чувство жгучей обиды и в то же время были переполнены гордостью, потому что им действительно пришлось пережить ужасы, о которых их увешанные золотыми побрякушками начальники не имели понятия. Это был обычный коллективный рев протеста пехоты, который можно было слышать еще со времен фараонов, и который сменился ворчливым брюзжанием ветеранов Кореи и Вьетнама. Одетые с иголочки офицеры отдавали приказы из далекого тыла, а пехота шла на гибель, чтобы поддержать веру в мудрость своих начальников. Борн вспомнил Сайгон и не нашел в душе ничего против настроения, царившего в «Сердце солдата».

Бармен — огромный лысый мужчина в очках в металлической оправе — вынул из-под стойки бара телефон и поднес трубку к уху. Джейсон наблюдал за ним сквозь мелькающие перед ним фигуры людей. Глаза бармена скользнули по заполненному посетителями залу — то, что он услышал, вероятно, было важно; то, что он видел, особой роли не играло. Он что-то коротко ответил в трубку и, опустив руку под стойку, по-видимому, набрал какой-то номер; опять что-то быстро сказал и убрал телефон. Это была та самая процедура, которую описал Борну старик Фонтен на острове Спокойствия: информация получена, информация передана. А в конце передающей линии — Шакал!

Это было то, что Борн хотел увидеть. Теперь ему надо пораскинуть мозгами: может быть, ему придется нанять помощников. Эти люди были разменной монетой, ничего не значащей для него: их можно было подкупить, шантажом или угрозами заставить делать то, что ему было нужно, ничего не объясняя...

— Я только что видел парня, с которым должен был встретиться здесь, — сказал Борн Моррису и Ральфу, уже едва способным соображать. — Он сделал знак, чтобы я вышел...

— Ты нас покидаешь?! — загудел бельгиец.

— Эй, парень, ты не должен так поступать, — поддержал его американец.

— Только на сегодня. — Борн наклонился над столом. — Я в паре с одним легионером собираюсь провернуть маленькое дельце, которое принесет кучу денег. Мне кажется, вы честные ребята. — Борн вытащил скатанные трубочкой купюры и отсчитал каждому по пятьсот франков. — Возьмите и спрячьте, только быстро!!!

— Де-ерь-мо-о!!!

— Merde!

— Возможно, вы мне понадобитесь. Сидите тихо, а минут через десять — пятнадцать выйдите наружу... И хватит выпивать. Вы мне нужны трезвыми... Когда открывается заведение, Моррис?

— Я не уверен, что оно вообще закрывается. Я бывал здесь даже в восемь часов утра. Правда, народу тогда поменьше...

— Завтра приходите около полудня. И трезвыми, понятно?