Прекрасные дьяволы - Ева Эшвуд

боку, все еще прижимая телефон к уху.

Я даже не помню, в какой именно момент ко мне подкрадывается сон, но это все-таки случается.

34. Виктор

Свет от компьютеров заливает комнату мягким светом. Я сижу в своем кресле и слушаю, как Уиллоу ровно дышит на другом конце провода.

Это тихий, ритмичный звук, и я ловлю себя на том, что подсознательно подстраиваюсь под него, вдыхая и выдыхая вместе с ней. Она спит. Я могу сказать это по тому, как она дышит. Судя по камерам в ее спальне, на кровати ее нет, так как она заснула на диване.

Я улыбаюсь, представляя ее в своем воображении: ее нежное тело, свернувшееся калачиком на подушках, одеяло, небрежно подоткнутое вокруг нее, длинные ресницы, касающиеся щек.

– Спокойной ночи, мотылек, – тихо бормочу я и завершаю звонок.

В моей комнате становится слишком тихо без звука ее голоса или дыхания, но я заставляю себя вернуться к работе, снова просматривая видеозапись с места сдачи, чтобы посмотреть, есть ли там вообще что-нибудь полезное.

Пока работаю, в нижнем углу экрана появляется уведомление о новом зашифрованном сообщении.

Черт. Мне даже не нужно проверять, наверняка оно от Икса.

Я взламываю шифровку и быстро просматриваю сообщение, скривив губы в недовольной гримасе. Очередное задание. Мы должны выполнить его в течение следующих десяти дней, и на этот раз это шантаж, – нужно собрать на кого-то компромат и передать его Иксу, как обычно.

Я перечитываю сообщение несколько раз, запоминая детали, прежде чем встать и спуститься вниз.

Мэлис на кухне, сидит за столом со своим тату-пистолетом, добавляя что-то к постоянно растущему количеству татуировок, над которыми он уже некоторое время работает. Он сгорбился над своей рукой, в комнате тихо, если не считать жужжания машинки и его тихого дыхания.

Когда я вхожу, он поднимает бровь.

– У нас новая работа, – говорю я ему.

Брат закатывает глаза.

– Охренеть. Что на этот раз?

– Шантаж. И он потребует возвращения к месту сдачи, так что у нас появится еще один шанс установить камеру там, где мы сможем получить какую-то информацию, которая приведет нас к личности Икса.

Мэлис кивает.

– Ну, это уже кое-что.

– Может, мне разбудить Рэнсома и ввести его в курс дела?

– Нет, просто скажи ему утром. Хоть кому-то из нас нужно нормально спать.

Мы обмениваемся взглядами, и я понимаю: Мэлис чувствует то же, что и я. Рэнсом вертится с нами в этом дерьме большую часть своего времени, но он не такой закаленный, как Мэлис, и не такой отстраненный, как я. Мы хотим, чтобы так и оставалось.

– Так странно, – говорю я, наблюдая, как игла тату-пистолета движется быстрее, чем может уследить мой глаз, снова и снова втыкаясь в кожу Мэлиса.

– Ты о чем?

– Странно размышлять о том, что будет, если нам удастся избавиться от Икса.

– Ага, – хмыкает Мэлис. – Станем заниматься той работой, которой хотим, и получим хоть какой-то гребаный контроль над собственными жизнями. Прикинь?

Я фыркаю.

– Звучит как рай.

– У меня есть кое-какие планы. Я хочу расширить бизнес, сделать так, чтобы мы могли продолжать получать деньги, не имея дела с говнюками. Думаю, могло бы получиться.

Я киваю. Это нетрудно представить. Рэнсом обладает харизмой, заставляющей людей постоянно возвращаться к нему, и компенсирует вспышки гнева Мэлиса, когда таковые случаются. Но в целом, мы все хороши в своем деле.

Но есть одна вещь, которая меня все же беспокоит.

– Я все думаю об Уиллоу, – признаюсь я. – И о будущем. У нее теперь совершенно новая жизнь. Она больше не та испуганная девочка, которую мы встретили в борделе. По сравнению с тем, что ее бабушка уже дала ей и продолжит давать, что мы-то ей сможем предложить? Да, мы отвоевали себе маленькую территорию, кусочек Детройта, но мы явно не на верхушке пищевой цепи. Даже не близко. Что мы способны ей дать?

Мэлис останавливает тату-пистолет и смотрит на меня.

– Верность. Свободу. Место, где она может быть самой собой. Похоже, ей этого не хватало в жизни, так что, думаю, начало неплохое.

Я думаю о том, что она рассказала мне о своей приемной матери, и о том, как Мисти всегда лгала и манипулировала ею. Возможно, в словах моего близнеца есть смысл.

Уиллоу не из тех, кто ставит материальные ценности выше человеческих.

Прежде чем я успеваю заговорить, входит Рэнсом, зевая и потирая один глаз.

– Ты забыл упомянуть об умопомрачительных оргазмах, – говорит он, ухмыляясь и присоединяясь к нашему разговору.

Мэлис издает смешок, приподнимая одно плечо.

– Думаю, это читалось между строк.

Рэнсом ухмыляется и, схватив бутылку виски, плюхается за стол.

– Не могу поверить, что вы устроили совещание без меня. Что это за хрень?

– Это не совещание, – парирует Мэлис. – Мы просто разговариваем.

Я наблюдаю за их взаимодействием, и на моих губах появляется улыбка. Но в то же время в глубине души я все еще чувствую себя неполноценным. Рэнсом и Мэлис так легко шутят о том, как они доставляют Уиллоу удовольствие, а я никогда не давал ей того же. Даже не прикасался к ней.

Как бы мне этого ни хотелось, я все равно чувствую, будто половину времени нахожусь в клетке собственного разума. Вырваться на свободу нелегко, и иногда я не знаю, получится ли у меня это хоть когда-нибудь.

А если получится, если я полностью потеряю контроль… Я не уверен, что может произойти.

– Кстати, у нас новая работа, – говорит Мэлис, отвлекая меня от мыслей, и вводит Рэнсома в курс дела.

Рэнсом стонет, на секунду опуская голову на стол.

– Чтоб его черти драли, – стонет он. – Хотя, наверное, в долгосрочной перспективе это неплохо. Это даст нам еще один шанс попытаться выяснить, кто такой Икс. – Затем он усмехается, но выглядит совсем не веселым. – Ну, знаете, до того, как он нас вальнет.

35. Уиллоу

Вокруг меня прыгают и трещат языки пламени, жар обжигает кожу. Я чувствую, будто меня опаляют изнутри, и от страха, смешанного с клубящимся вокруг дымом, становится трудно дышать.

Я знаю, что должна бежать. Каждый бешеный удар сердца напоминает мне об этом, и я бросаюсь вперед, стараясь не потерять равновесие и не упасть, но вдруг старое, прогнившее дерево быстро вспыхивает пламенем.

Я слышу, как за мной идет Илья, слышу топот его ног по полу, но даже не осмеливаюсь оглянуться. Смотрю прямо перед собой, боясь