Демидовы: Столетие побед - Игорь Юркин

Енисейского полка, по-видимому, возвращавшегося из столицы. Ему выдали деньги, вручили указ для передачи в Сибирскую губернскую канцелярию[573].

Этим заканчивается история человека, вынесшего из демидовской избы частицу тщательно скрываемого в ней от постороннего взгляда сора. 12 рублей 54 копейки — вот сумма, которую он, жаждавший признания и награждения, получил на совместную с конвойным отнюдь не развлекательную поездку. С этого момента Горбунов исчезает из списка действующих лиц нашего повествования навсегда. Азартный игрок, он проиграл и сошел с круга.

Другие приговоры

Не избежали наказания и Самсонов с Копыловым, втянутые в историю с доносом о взятке. Приговор им определила упомянутая высочайшая апробация от 27 октября[574]. Поскольку ничего определенного добиться от них не удалось («в том сомнительном деле ни малого следа не сыскано»), более того, об этом «и по розыску (то есть с применением пыток. — И. Ю.) доискатца трудно, а люди перепорчены будут», было решено «тот розыск оставить, а за ложные их первые ответы канцеляриста Самсонова записать в салдаты, а с кузнеца Копылова взять в штраф двести рублев в оружейную сумму»[575]. Гуманность аргумента, обосновывающего отмену розыска — доискаться трудно, а люди «перепорчены будут», — на фоне жестокостей следственной практики той поры поразительная. Какие усилия и кому понадобилось предпринять, чтобы добиться такой снисходительности, остается только догадываться.

О своем решении Сенат 24 ноября 1737 года сообщил указом в Оружейную канцелярию, та на следующий день — в Тульскую свою контору, которой и предстояло взыскивать с Копылова[576]. Параллельно соответствующий указ был послан из Сената и в провинциальную канцелярию.

Исполнение решений затянулось. 19 июня следующего года Оружейная канцелярия напомнила Тульской конторе о поручении по поводу Копылова. В указе за подписью Геннина, ссылаясь на необходимость отчитаться Сенату, она требовала взыскать штраф «в самой крайней скорости без всякого послабления и упущения под опасением… штрафа и взыскания с тех денег процентов». Копылов заявил на это в Оружейной конторе, что «платить ему ныне за неимением оного числа денег нечем, а ежели дан будет срок впредь на месец, то оные деньги платить будет ис пожитков своих». Если не заплатит — готов на их продажу Оружейной конторой. Контора рапортовала об этом в канцелярию, прибавив, что Копылов, если денег от продажи не хватит, будет определен на оружейные заводы «в работу»[577].

Прошло два месяца. Оружейная канцелярия заволновалась снова. «Знатно то невзыскание чинитца от нерадения и упущением той канторы, за что оная подлежит за неисполнение по указом штрафа» — делался вывод в очередном ее указе, тоже за подписью Геннина, отправленном в Тулу 24 августа 1738 года. Работа идет, успокоила контора, пожитки, «которые с публичного торгу и продаваны быть имеют», уже опечатаны. Не хватит вырученного — пойдет на заводы «к сверленью стволов или к другому оружейному делу, х какому способен будет»[578].

Наконец 11 сентября Оружейная контора приказала взысканные с Копылова 200 рублей записать в приход в оружейную сумму и отрапортовать об этом. В тот же день распоряжение исполнили. Дело было сделано. Два года спустя о нем еще вспомнит провинциальная канцелярия[579], но это будет уже недоразумение, гримаса канцелярского быта.

Итак, наказанными оказались чрезмерно разговорчивые «стрелочники». Но наказание настигало их с неотвратимостью весьма избирательной. Горбунова за то, что «не разведав, в дело вступил», отправляют в Сибирь, Самсонова за запирательство — записывают в солдаты, Копылова за то же прегрешение — только штрафуют, причем неспешно. Обратим внимание на медлительность с исполнением приговора: с момента поступления в Тулу указа и до его исполнения проходит девять месяцев. Чем в это время Копылов занимался? Оружейная контора в рапорте, поданном в июне 1738 года, сообщила, что он содержится под караулом, но долго ли это продолжалось — неясно.

Затяжку с исполнением приговора Копылов и Оружейная контора объясняли величиной взыскиваемой суммы. Но так ли она была для Копылова велика? Родственник богатого человека, он еще и служил у него на ответственном посту[580]. Несомненно, Копылов принадлежал к числу доверенных его лиц — иначе не узнал бы деликатную информацию о «займе» Шафирова. Известно, что Никита Никитич хлопотал о его освобождении. Похоже, кто-то повлиял на приговор Копылову, а после обеспечил «льготный» режим его исполнения. Заказчик угадывается, имен исполнителей не узнаем никогда.

За решением дела по доносам Горбунова и Игнатьева 7 ноября 1737 года последовала резолюция кабинетминистров по делу Пономарева, обвинявшего Никиту Демидова в убийстве дочери.

Основным фигурантам приговоры вынесли такие. Бывшего тульского воеводу полковника Шишкова за то, что «Демидову ко оправданию способствовал и в противность указов поступал, унизить рангом» и взять 200 рублей штрафа. Со сменившего его на воеводском посту бригадира Тургенева и асессора Жедринского, которые «то дело не разсмотря, доносителю учинили наказание кнутом», взять штраф с каждого по 50 рублей, «дабы впредь в делах осмотрительно поступали». Секретарю Семенову, составившему подложную промеморию и способствовавшему Демидову, учинить наказание плетьми, записать в копиисты и «доправить» 100 рублей в штраф. За ту же провинность канцеляриста Никитина и подканцеляриста Викулина наказать плетьми, записать в копиисты, взять с каждого по 50 рублей. Канцелярист Гостеев, хотя, по мнению министров, «и подлежал такому-ж штрафу», с учетом сотрудничества со следствием («чрез его повинную о подложной промемории сыскалось») от штрафа был освобожден, наказан же тем, что переведен в копиисты[581].

Об архимандрите Дионисии и протопопе Михаиле Никитине, «приличившихся» по делу о подложной промемории, было решено сообщить в Синод. Его определением от 10 октября 1738 года оба были лишены чинов и священства. Дионисия отослали в серпуховский Высоцкий монастырь. О послушании протопопа приказали решить епархиальному архиерею. Священник Петр Петров (третий, рассматривавший донос Пономарева) был отстранен отдел и наказан плетьми. Отстранили от службы и священников Николо-Зарецкой церкви. Повторный их допрос новых обстоятельств по делу не выявил, и в 1739 году их от запрещения разрешили. В том же году по доношению тульских жителей были возвращены чины и священство архимандриту Дионисию и протопопу Михаилу с определением их на прежние места[582].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});