Демидовы: Столетие побед - Игорь Юркин

Опровержения по некоторым пунктам вызывают интерес не столько убедительностью, сколько ходом мысли. Вот Игнатьев пишет об обещанных Демидову в городах дворовых местах для выгрузки припасов. Комиссия выясняет, что тот ничего не получил, разбирать, следовательно, нечего. Мнение, однако, высказывает: «Да хотя б ему, Демидову, оные дворовые места, тако ж и заводы… и подлинно были отданы, и о том доносить было на него нимало не пристойно, ибо он получил бы оное по указам, а не собою». Особенно хороша последняя фраза: «А наипаче без резонов и не в ползу казенную, никогда такой отдачи было ему не учинено»[558]. Совсем в духе Гегеля: все действительное — разумно.

В очередном пункте Игнатьев раскрывал уловку, к которой Демидов прибегал в интересах родственников — зятя Ф. Володимерова и шурина С. Пальцова. Акинфий отдавал им железо для торговли через Петербургский и Рижский порты, разрешая продавать его дороже назначенной им цены и забирать разницу себе. Игнатьев усмотрел в этом неявную покупку и перепродажу железа — покупку скрытую, поэтому не обложенную пошлиной. Акинфий возражал: «…чтоб оные Палцов и Володимеров свое собственное железо где продавали и с каким уменьшением пошлины платили, того он, доноситель, ничем не доказал». Комиссия согласилась: «…того от него, Акинфия, в продажу, а им, Палцову и Володимерову, от него в покупку якобы безпошлинную… ни по чему причесть невозможно». Утайки пошлины нет, поскольку Демидов своих свойственников «тем награждает, а не продает, и то награждение состоит в его воли»[559].

Если бы Пальцов и Володимеров продавали свое железо под видом продукции привилегированного родственника, в этом не было бы ничего для Демидовых необычного. Когда-то к этому приему прибегал комиссар Демидов, лишивший младших сыновей доли в наследственной недвижимости, но по временам делившийся своими льготами, чтобы поддержать их «по мелочи». Помогал, например, приобретая на свое имя землю, на которой дети строили заводы. Но в использовании этого приема можно было усмотреть нарушение, причем серьезное — уход от налогов. Не случайно Демидов и Комиссия доказывают не малозначительность события, а отсутствие самого этого факта. Внутрисемейной продажи не было, следовательно, вопрос снят.

Обвинения Игнатьева в адрес представителей демидовского клана этим не исчерпывались. Не ограничившись частностями, он заявил, что если указом опечатать домовые конторы Пальцова, Володимерова, Переславцова, Струговщикова и Кишкина, «сверх вышеявленных писем и счетов… явится обличение, и разнь паче ис того ясно покажется». Домашние бумаги перечисленных лиц опечатали, но ничего «кроме партикулярных их купеческих писем и векселей и крепостей, никаких заводских о продаже железа и меди, и о платеже пошлин писем, и записок, и заводских щетов» обнаружено не было. Сколько их ни читали, ни на кого «подозрения никакова не явилось»[560]. Бумаги вернули владельцам.

Разобравшись с конкретными обвинениями, Комиссия высказала и общее мнение по поводу Игнатьева — о его «откровениях» и поведении. Припомнили всё. Что в бытность в Туле Васильева он уже жаловался ему на Акинфия, «токмо словесно» и «не собою, но чрез тульского подьячего Якова Самсонова». Что после того, как ему было указано подать Васильеву доношение «письменно за рукою», он, «не подав онаго, более в Туле не явился». Что потом объявился в Петербурге, в Комиссии, где подал доношение, повлекшее следствие. Что, как только оно началось, он «знатно ведая свою неправду и что по тому своему неоснователному и ложному доношению ничего подлинно доказать не может, в кратком времяни… скрылся». Что его искали в столицах и Туле, а он «поныне нигде не сыскан и не является». Сославшись на подходящие места Уложения и инструкции фискалам, Комиссия рассудила: «Доносителю Алексею Игнатьеву за оное ево ложное доношение, которым он не токмо ему, Акинфию Демидову, напрасное наводил подозрение, но и другим многим посторонним купецким людем по тому ево доношению отбиранием и печатанием писем в домах их учинена немалая турбация, и за оной неосновательной ево донос, когда оной сыскан будет, надлежит ему учинить наказанье такое, какову подлежали те, на кого он доносил, ежели бы оныя от него были обличены»[561].

Выводы по Игнатьеву чем ближе к концу разбирательства, тем в большей степени были предрешены. Человек, обрекший чиновников на большую и, как оказалось, напрасную работу, возбуждал у них острую неприязнь. Итог расследования обвинений других доносителей — сотрудничавших со следствием Горбунова, Самсонова, Пономарева — мог оказаться другим.

Возвращение алтайских заводов

Буря успокаивалась. Расчеты по недоимкам завершались, страшилки Игнатьева посчитали мыльным пузырем. Но оставалась болевая точка, для Акинфия Демидова очень чувствительная, — Алтай. К концу 1735 года операция по «пленению» казной построенного им Колывано-Воскресенского завода закончилась. Теперь здесь базировалось Томское и Кузнецкое горное начальство. Предприятие финансировалось государством, которое выплавленным металлом распоряжалось как собственным[562].

7 февраля 1736 года горное начальство сообщило Кабинету министров, что завод «взят на ваше величество». Взятие обосновало тремя причинами. Первая: здешние руды — «лучшие и богатейшие во всей Сибири». Чем это мешает их разработке частным лицом — не объяснено. Вторая: руд много, лесов «скудно», заводы надо строить «по разным местам», а это партикулярному человеку «никак не удобно». Чем будет удобнее при казенной разработке — не ясно. Третья: «Оные заводы стали на границе калмыцкой в великой небезопасности, для которого Демидову надлежащих людей для обороны содержать невозможно…»[563] Из дальнейшего убедимся, что Демидов знал решение этой задачи.

Акинфию, правдами и неправдами боровшемуся со свалившимися на него напастями, удалось освободить заводы только в конце года. В своем прошении в Кабинет министров, говоря о Томских (то есть алтайских) предприятиях, он жаловался, что «ныне действительной статской советник Татищев теми ево заводами командует и прикащикам ево писать к нему запретил». Он просил освободить его от команды Татищева «и те заводы и взятые инструменты ему отдать». 12 ноября последовала резолюция императрицы: «Понеже он, Демидов, те заводы построил по данному по привилегии позволению, того ради те от него построенные заводы ему по-прежнему возвратить». Далее следует обоснование, что любопытно, опирающееся на информацию Татищева: «Понеже и кроме заводов Демидова в тех местах (как Татищев доносит) к строению как казенных, так и партикулярных заводов удобных мест довольно»[564].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});