Легенда о заячьем паприкаше - Енё Йожи Тершанский

странное впечатление.

Во-первых, он слишком уж элегантный, даже экстравагантный. Лет ему что-нибудь между тридцатью и сорока.

Очень нервный. Ходит да ходит между столиками. Здоровается с новыми посетителями. С некоторыми заговаривает. Несколько раз подходил побеседовать и с моим соседом.

Со мной поздоровался даже дважды. И до и после приветствия на нервном лице его отражается тревога.

Я заметил, что то же самое происходит с ним, когда он приветствует и других незнакомых посетителей. Какая-то неприязнь сквозит тогда в его взгляде. Затем на мгновение лицо его расплывается в загадочной улыбке и вновь становится то ли хмурым, то ли испуганным.

Но настоящая паника охватывает его при виде какого-нибудь непорядка, который он тотчас устремляется исправлять.

Нет, не беспорядок в привычном смысле этого слова тревожит его.

Например, столик может быть заставлен грязной посудой, может упасть на пол кость или кусок хлеба, которые следовало бы подобрать, чтобы не затоптали. Могут что-нибудь опрокинуть на стол, на скатерть.

Это корчмаря не волнует.

Зато если, скажем, с какого-то столика скатерть свисает неравномерно, он тотчас подскочит, подтянет и выровняет. Издали, как художник к картине, примеривается он к уголкам скатерти: на одинаковой ли они высоте от земли?

Столь же стремительно мчится он к столику, если стулья вокруг расставлены не так, как надо. Поправит. Посмотрит. Обойдет кругом. Один стул придвинет на два сантиметра. Другой на три выдвинет.

Потеха!

Если столик занят, он и тогда недовольно косится, что кто-то сидит далеко или сдвинулся на угол.

Точно так же со скатертью. Если сдвинут ее ненароком, подойдет и поправит.

— Пардон, — только и скажет. И дернет ее из-под самых локтей уютно навалившегося на стол посетителя, что мужчины, что женщины — все едино.

Места мало, и стремление использовать его до последней пяди превратилось у корчмаря в настоящую манию. Такой я поначалу сделал вывод.

Тянется время. Приятель мой все не приходит. «Чтоб тебе ни дна ни покрышки!» — со смаком мысленно повторяю я.

Музыканты уже ушли. До сих пор хоть они заглушали мое нетерпение… Милое дело теперь заняться самосозерцанием. Если б только душа, раздраженная ожиданием, могла составить хорошую компанию! Остается глазеть по сторонам. Но все примечательное и интересное, что есть в корчме, я уже приметил и разглядел.

Впрочем, постойте-ка! Что это?

Та половина корчмы, где обслуживает маленькая шатенка, опустела быстрее.

Она уже почти все время стоит без дела. Навела порядок на столиках. Подкрасила губки. Припудрила щечки.

А теперь подошла поболтать с моим рано поседевшим соседом.

Мне все хорошо слышно. Она говорит:

— Да клянусь же тебе, он собирается меня выгнать!

— Н-ну д-да! — с неподражаемым пештским акцентом произносит мужчина и презрительно морщится. — Выдумываешь! Ослеп он, что ли? Эти две курицы тебе в подметки не годятся! За версту видно.

— Стала бы я говорить! Думаешь, подразнить тебя захотела? При всех заявил, что возьмет третьей официанткой посудомойку… И чтоб я радовалась, если ее место достанется мне!

Никого не стесняясь, девушка плачет навзрыд… Утирает глаза носовым платком. Прячет в него свой курносый нос и громко, с трубным звуком, сморкается. Опять дает волю слезам. Снова пудрится, красит губы.

Мужчина тем временем принимает позу индийского йога. Сжав кулаки, он воздевает руки к небу. Он беспредельно сосредоточен, глаза почти провалились в глазницы. Они не блестят. Они пылают.

Это длится не более полутора минут. Вот он уже в нормальной позе и говорит маленькой смуглянке:

— Да погоди, погоди, погоди!.. Не реви! Не устраивай тут демонстрацию…

— Да-а-а! От радости, что ли, прыгать? — не успокаивается девушка.

— Какая она из себя, эта посудомойка? — неожиданно спрашивает мужчина.

— Какая? А какой ей быть? Стерва.

— Блондинка или шатенка?

— Тебя сейчас это волнует?

— Ты ответишь или мне пойти посмотреть?

— Блондинка. Тебе-то зачем?

— Высокая или маленькая? — рычит на нее мужчина. — Выше тебя? Такая же долговязая, как старшая?

— Во-во! — кивает смуглянка. — Вроде нее.

— В таком случае с завтрашнего дня старшей здесь будешь ты! — говорит мужчина. — На что спорим?

— Брось валять дурака, Йенё! Мне сейчас не до того! — отвечает девушка.

— Так на что спорим? — повысив голос, настаивает мужчина.

— Слушаю! — кричит девушка кому-то из посетителей и убегает.

Ухажера даже словом не удостаивает.

Я тоже не нахожу большого смысла в заявлении своего соседа. Мысленно записываю его в сумасброды. Из подвида хвастливых и безответственных лжецов, из подкласса страдающих манией покровительства… Сколько же кругом ненормальных!

Течет время. В корчме все тише.

Теперь происходит вот что.

Сосед жестом подзывает старшую официантку. Даже не взглянув на нее, перечисляет, что заказывал.

Расплачивается пятикроновой.

Получает сдачи два пенгё и мелочь.

Больше процента галантно возвращает девушке — на чай.

Из мелочи только одну двухфиллеровую монету не отдает. А может, она случайно остается на скатерти, рядом с двумя пенгё?.. Да, наверно, просто случайно.

Хватит с нее. Два белых пенгё и черная двухфиллеровая лежат на столе.

Мужчина, вроде как от нечего делать, катает монетки по скатерти.

Взгляд его между тем устремлен в сторону.

Он не отрываясь следит за корчмарем. Я это вижу. Следит, но не подзывает.

В лице моего рано поседевшего соседа, когда он смотрит на корчмаря, появляется что-то вызывающее, насмешливое. Как только их взгляды встречаются, он тотчас отворачивается, будто дразнит. Затем опять сверлит его глазами.

Корчмарь в полном недоумении. В конце концов подходит к соседу.

Сознательно ли мужчина этого добивался, или вышло случайно?.. Судить не берусь. Одно бесспорно: корчмарь стоит перед ним, как обезьяна перед удавом, по известной естественнонаучной схеме. Насмешливым взглядом сосед словно гипнотизирует его. Такой гипноз называют парализующим, вспоминаю я.

Как бы то ни было, а я начинаю уважать своего соседа, хотя совсем еще недавно считал его идиотом и хвастуном.

Какая чушь!.. При таких-то способностях!

Корчмарь нервно переминается с ноги на ногу перед столиком.

А сосед тянет время. Молчит. Корчмаря это еще больше смущает, он не в силах терпеть.

— Такие вот у нас дела на сегодня, — доносится до меня голос корчмаря. Он, видимо, продолжает какой-то прежний их разговор.

Сосед молчит. Но взгляд его становится еще насмешливее, буквально пронизывает корчмаря.

Корчмарь нервно поеживается, глаза у него испуганные.

А сосед все поигрывает монетками на светлой скатерти — двумя белыми пенгё и черной двухфиллеровой. То разбросает, то выстроит в ряд.

Корчмарь следит взглядом за этой игрой.

Он не знает, уйти ему или остаться. Не человек, а скульптурное воплощение нерешительности.

И тут сосед говорит:

— Знаете, что у вас плохо, господин Паличи?.. Что все в этом заведении так радует глаз, и только официантки какие-то