Сладкий грех. Разрушение - Лина Мур

это, — шепчет он, выгибая спину.

— Что? Что с тобой? Мне позвать медсестру?

— Энрика, пожалуйста. Дай мне! Энрика! — Его лицо превращается в оскал. Он карябает себя пальцами.

— Шприц… снотворное. Вколи ему в бедро. Он просит его, — сиплым голосом подсказывает Каван. Бросаю на него испуганный взгляд. Он сидит на полу с окровавленным лицом, а Слэйн кричит. Господи. Это страшно. Он, как зверь, рычит. Я хватаю шприц, и моя рука трясётся. Я умею делать уколы. Дедушке делала.

Открываю зубами пластиковый колпачок и резко всаживаю иглу в бедро Слэйна.

— Тише, пожалуйста, Слэйн. Тише. Всё хорошо. — Надавливаю на поршень шприца, наблюдая за тем, как он сжимает кулаки и ударяет ими по кровати.

— Мне больно. Больно. Она моя! — Слэйн поднимает на меня глаза, белки которых красные из-за лопнувших капилляров. Господи… господи.

— Я здесь. Я никуда не ушла. Тише, — молю, сильнее давя на поршень шприца, чтобы он успокоился.

— Ищу… я ищу… ищу… моя жертва. Где она? Она моя… она же моя, — скулит он. Видимо, лекарство начинает действовать. Мне так жалко его. Я не понимаю, что с ним творится. Не понимаю, и мне жутко.

Вытаскиваю шприц и тащу Слэйна к койке. Цепляясь за мои руки, он что-то ищет взглядом.

— Энрика… она была в воде. Она должна быть там. Смерть. Она умрёт. — Пальцами он касается моего лица, и я укладываю его на койку.

— Я жива. Всё хорошо. Тише, Слэйн, тише.

— Обними его. Погладь его по волосам. Сделай это, Энрика. Сделай. Он нуждается в тебе прямо сейчас. Ты его спасение, — подаёт голос Каван.

Да мне плевать, как это всё выглядит. Забираюсь на койку, и Слэйн опускается ниже. Он трётся о меня, словно чёртов тигр в человеческом обличье. Жутко. Так жутко. Я осторожно провожу по его волосам, наблюдая за тем, как он успокаивается. Большой и сильный мужчина становится мальчиком, которого всего лишили. Ласки. Любви. Нежности. Заботы. Если слова Кифа правдивы, то я понятия не имею о том, кто такой Тристан Слэйн Нолан. Я, оказывается, ничего о нём не знала. Я боюсь узнать его. Боюсь, что всё это правда. Его слова и предостережения. Его тайны и прошлое. Его настоящее.

Тихо плачу, прижимая его к себе, и целую в макушку.

— Я не верил, — говорит Каван.

Поднимаю голову и всхлипываю.

— Ты как? Он сильно тебя? — спрашиваю я.

— Нормально. Я привык.

— У тебя кровь, Каван, — шепчу я.

— Ничего, правда, я привык.

— Как часто такое происходит?

— В последнее время ни разу. Он избил меня до полусмерти, когда я пришёл к нему с извинениями за то, что сделала моя сестра. Он ждал этого момента. Я не сопротивлялся. У меня были переломаны все кости. Мои родители отвернулись от меня и бросили, а он пришёл. Пришёл за мной и помог мне встать на ноги. Слэйн многому научил меня. Он дал мне другую жизнь. Тогда был один раз, а сейчас… всё ты. — Каван вытирает нос, размазывая кровь.

— Я не хочу быть виновной. Не хочу. Я больше не могу, — признаюсь с горечью в голосе.

— Ты и не виновата, Энрика. Всё дело в нём, и я не знаю, сможешь ли ты выжить. Я же предупреждал тебя. Я говорил бежать.

— Что? Это был ты? Сообщения и записка были от тебя? — шокировано выдыхаю я.

Каван кивает и тихо смеётся.

— Конечно, я. Кто же ещё. Он называет меня принцем, а себя злодеем. Он думает, что нет у него сердца, но я видел его прямо сейчас. Я видел то, что он отвергает. Насколько сильно ты любишь его? Сможешь ли пройти вместе с ним весь этот ад?

Пожимаю плечами и смотрю на Слэйна. Он такой красивый и спокойный, когда спит. С ним так уютно и хорошо. А теперь ещё и страшно.

— Где ты был, Каван? Где ты был на самом деле? — сквозь ком в горле спрашиваю его.

— Я не могу сказать. Слэйн знает. Он сам расскажет, точнее, ему придётся это сделать, когда будет уже поздно. Он слишком поздно понял, что дело не в его стратегиях, а в нём самом. Ему больно, Энрика. Больно.

— Почему? Это заболевание или расстройство психики?

— Привычка. Сильная и глубокая привычка. Боль появляется внутри него, когда что-то его меняет или хочет изменить. То есть, когда его внутренняя установка даёт трещину, и он видит что-то новое. Хорошее. Я не могу говорить за него. Я и так уже стал для него врагом. Не хочу терять своего друга из-за тебя, Энрика. Я ему верен. Вспомни, что я тебе сказал, и сделай это. Будет больно, но потом станет легче. Я приведу себя в порядок. Будь с ним. — Каван карабкается по стене и встаёт.

Я не верю в то, что Слэйн слабо его побил. Каван едва идёт, держась за бок. Его лицо всё в крови, и это точно плохо. Всё плохо.

Облокачиваюсь на подушку головой, машинально поглаживая Слэйна по голове. Его размеренное дыхание согревает мою грудь. Он дышит в неё. Но всё вокруг меня пугает. Я хочу больше знать о том, что было в прошлом. И я узнаю об этом.

Не понимаю, как Слэйн проснулся в тот момент, когда Каван сдавливал мне горло. Он же открыл глаза, почувствовав опасность, встал и начал драться. Он инстинктивно защищал меня, даже не осознавая этого. Жутко. Просто жутко. И мне плохо. Меня тошнит от пережитых событий и нервов. Я не ела целый день и практически ничего не пила, кроме чашки чая в кафе. Мне просто плохо.

Перекладываю голову Слэйна на подушку, но его пальцы стискивают мою рубашку. Он злобно шипит во сне, и мне приходится лечь рядом с ним. Я смотрю на него. Если бы могла, забралась бы в его голову, чтобы узнать, что в ней творится.

— Энрика, поезжай домой. — Мне на плечо ложится рука Кавана. Я поворачиваю голову к нему и замечаю, что его нос распух, глаза красные, а губы разбиты. На лице уже зреют будущие синяки.

— Паршиво выглядишь, псих-помощник, — говорю я.

Он тихо прыскает от смеха и, цокнув, окидывает меня взглядом.

— Ты не лучше. Иди домой. Я останусь с ним. Сюда никто не войдёт. Это приказ Ангуса.

— Он хочет его убить, — шепчу я.

— Не волнуйся. Я не дам этого сделать. Обещаю.

— Хорошо, но у меня проблема. — Показываю ему взглядом на пальцы Слэйна, сжимающие мою рубашку.

— Сними её. На ней останется твой запах, и этого будет достаточно.

— Он же не собака.

— Нет, но он считает себя зверем. Его приучили быть им. Это привычка, как я и говорил. Страшная привычка. У него развит нюх. Ему будет достаточно твоей рубашки.

Мои глаза от ужаса распахиваются.

— Ещё раз. Кажется, я неправильно тебя расслышала. Приучили быть животным? Это как?

— Спроси его.

Фыркаю и расстёгиваю рубашку, под ней футболка, так что голой не останусь. Я осторожно вылезаю из одежды, и Слэйн притягивает мою рубашку к своему носу. Он улыбается и прижимает её к лицу.

— Я же говорил.

Злобно смотрю на Кавана.

— Это ненормально, — качаю головой, не зная, как реагировать.

— Добро пожаловать, в мир Тристана Слэйна Нолана. Это лишь верхушка айсберга. Ты сама подписалась под этим, признавшись ему в любви. Ладно сказала, но ты это, правда, испытываешь. Думаешь, теперь он оставит тебя в покое? Никогда. Он одержим.

— Прекрати. Это пугает меня. Он твердит об одержимости, ты тоже твердишь о ней. Меня это раздражает, — яростно шиплю и подхожу к двери.

— Не люблю этого говорить, но я предупреждал.

— Вот насколько нужно не любить говорить это, чтобы всё же сказать, — фыркаю я.

Каван усмехается и пожимает плечами. Выхожу за дверь и иду к уборной, чтобы умыться. Мне нужна минута спокойствия.

Подхожу к раковине и включаю воду, наблюдая за тем, как она течёт в канализацию. Моя жизнь утекает туда же.