Первая Пуническая война - Михаил Борисович Елисеев

больше всего наглость и корыстолюбие каждого начальника. Все это имело место в то время в массе наемных солдат, а наибольшее – в среде начальников» (I, 81). Именно с действий командиров среднего звена и началось разложение наемной армии Карфагена. А довершили этот процесс новые военачальники, избранные мятежниками.

На следующий день после зверской казни пленников Спендий и Автарит постановили, что всех взятых в плен пунийцев следует предавать мучительной казни, а их союзникам отрубать руки (Polyb. I, 81). В Карфагене очень быстро узнали о страшной трагедии, жуткая участь Гескона и его товарищей потрясла членов совета. Но в данный момент они ничего сделать не могли, за исключением того, что отправили гонцов к Гамилькару и Ганнону с просьбой отомстить за замученных соотечественников. Также посланцы карфагенского правительства прибыли в лагерь мятежников и стали просить выдать тела замученных карфагенян. Но Спендий ответил отказом и заявил, что пусть пунийцы не шлют больше к ним послов, иначе их постигнет участь Гескона. На чем разговор и закончился.

Случилось то, чего и добивались руководители мятежа. Осознав, что война вышла на новый виток, Гамилькар резко изменил свое отношение к восставшим. Командующий объявил по армии, что отныне пленных брать не следует, а если к нему иногда приводили захваченных мятежников, то Барка приказывал бросать их на растерзание диким зверям. Полибий очень точно подметил суть этой непримиримой войны: «Какого свойства бывает война, обыкновенно именуемая войною на жизнь и на смерть, и каков бывает ход ее, лучше всего можно понять из тогдашних событий; равным образом из тогдашнего положения карфагенян яснее всего можно видеть, чего должны ждать и заблаговременно остерегаться те государства, которые пользуются наемными войсками, в чем состоит и как велика разница между народами смешанными и варварскими, с одной стороны, и народами, воспитанными в законном порядке и государственных учреждениях, – с другой» (I, 65). Полибий, рассказав о том, как мятежники решили любого попавшего к ним в руки карфагенянина предавать смерти, отметил: «Постановление свое они исполняли неукоснительно» (I, 65). Борьба продолжалась, но ее накал стал совершенно иным.

* * *

Гамилькар на правах главнокомандующего вызвал Ганнона и объявил о своем решении объединить войска. Казалось, что в войне наступил перелом и после побед Гамилькара над мятежниками восстание вот-вот будет подавлено. Но этим надеждам не суждено было сбыться, все рухнуло в один миг.

Все началось с того, что после объединения армий Гамилькар и Ганнон насмерть переругались. О причинах конфликта Полибий ничего не говорит, хотя его последствия едва не привели к катастрофе. Пока военачальники выясняли между собой отношения, мятежники активизировались и перешли в решительное наступление. В сложившейся ситуации нужно было что-то предпринимать, и карфагенские власти приняли весьма оригинальное решение – либо Ганнону, либо Гамилькару необходимо покинуть армию, но выбор между ними должно сделать войско. Армия провозгласила своим командующим Гамилькара, и Ганнон был вынужден удалиться в Карфаген, а из столицы заместителем к Барке прибыл военачальник Ганнибал. Казалось, что ситуацию удалось стабилизировать, но беды карфагенян еще не закончились.

Ввиду того, что восстание наемников на Сардинии лишило пунийцев возможности получать продовольствие с этого острова, в районе Малого Сирта был сформирован огромный караван со всеми необходимыми для армии припасами. Однако разыгравшаяся на море буря отправила флотилию на дно, после чего карфагенянам пришлось все начинать сначала. Но самым страшным ударом для пунийцев стал переход на сторону мятежников Утики и Гиппакрита. Причин, почему так случилось, Полибий не разъясняет, а лишь пишет о том, что произошло это «без всякого повода» (Polyb. I, 82). До этого оба города успешно отражали все атаки мятежников, а затем резко изменили свою позицию по отношению к Карфагену. Не исключено, что это было каким-то образом связанно с внутренними проблемами в Гиппакрите и Утике. Хотя удивление вызывает тот факт, что произошло это не в момент наивысших успехов восставших, а после того, как Гамилькар одержал над ними ряд побед. Как-то нелогично. Перейдя на сторону мятежников, горожане действовали очень последовательно, и когда в Утику явился карфагенский отряд, то он был полностью уничтожен. Погибли около пяти сотен пунийцев во главе с командиром, а все пленные были сброшены с крепостной стены. Карфагенским посланцам даже отказались выдать тела убитых. На волне этих успехов Матос и Спендий решились на небывалое дело – осаду Карфагена, и под стенами столицы появилась многочисленная армия восставших. Таким образом, все победы Гамилькара оказались напрасными и ситуация только ухудшилась. По мнению Корнелия Непота, «Карфаген оказался в большей опасности, чем когда-либо, не считая того времени, когда он был разрушен» (Ham. 2).

При таком плачевном положении дел карфагенское правительство было вынуждено просить помощи у соседей. И здесь огромную роль сыграл царь Сиракуз Гиерон II, охотно откликнувшийся на просьбу пунийцев и оказавший им всемерную поддержку. В сложившейся ситуации Гиерон действовал очень мудро, с учетом всех возможных геополитических рисков. Хотя царь и считался другом и союзником римского народа, он не мог не осознавать свое зависимое положение от республики. Гиерон понимал, что пока Карфагенская держава остается сильным и стабильным государством, то в Западном Средиземноморье будет существовать некий баланс сил. И у него будет определенная свобода маневра между Римом и Карфагеном. Чрезмерное усиление Римской республики Гиерон считал крайне опасным для Сиракуз, поэтому, оказывая помощь Карфагену, он действовал исключительно в интересах своего государства.

Сложнее обстояли дела у карфагенян с римлянами. Узнав о войне в Африке, немало италийских торговцев решили на ней заработать и стали регулярно отправлять мятежникам корабли с припасами и снаряжением. Но карфагенский флот стал перехватывать эти транспорты, отводить в свои гавани, и вскоре в тюрьмах Карфагена сидели до пяти сотен италиков. Некоторые суда пунийцы топили в море вместе с товарами и всеми, кто на этих кораблях находился (App. VIII, 5). Такие жесткие меры вызывали бурное негодование римлян, но карфагенские дипломаты указывали на неприемлемость таких действий со стороны италийских купцов. Сенаторы отправили посольство в Карфаген, и по итогам переговоров все арестованные торговцы и команды кораблей были освобождены.

В ответ на это римляне сделали широкий жест и освободили всех пленников-карфагенян, которые находились у них со времен окончания войны. Также было разрешено карфагенским вербовщикам набирать наемников в Италии, хотя это и запрещалось мирным договором (App. VIII, 5). Мало того, сенаторы на официальном уровне запретили италийским купцам и торговцам вести дела с мятежниками и порекомендовали начать снабжение Карфагена всеми необходимыми припасами. Согласно свидетельству Аппиана, сенат решил выступить посредником в деле заключения мира между воюющими сторонами и даже отправил своих представителей в лагерь наемников. Однако эта