Смерть на выбор - Марианна Баконина

Умение добиться своего во что бы то ни стало входило в число Лизаветиных достоинств. Кое-кто, правда, считал это недостатком и называл женской упертостью.

Лизавета тут же принялась разыскивать видеоинженеров, которых мог бы завербовать Кастальский на этот монтаж. Обычно он работал с Гришей Воробьевым, но тот, как выяснилось, уехал в Москву еще три дня назад.

С четвертой попытки ей повезло, она застала дома Светлану Курек, та еще ничего не знала, в выходные принципиально не включала радио и телевизор, не читала газет.

— Да, он мне звонил позавчера, я не смогла, и тогда Олег сказал, что его последняя надежда Коля Корнеев. По-моему, Коле нужны были деньги.

До Корнеева Лизавета не дозвонилась. Корнеев, как это часто бывает на студии, нашелся сам. Просто шел по коридору куда-то по своим делам, и тут его ухватила Лизавета, знающая, что человек на студии может легко ускользнуть в любой момент и в любом направлении.

— Пойдем, ты мне нужен. — Лизавета цепко держала Колю за локоть.

Коля отбрыкивался, как лев, ссылался на неотложные дела в производственном отделе и невиданные деньги, которые он должен получить в бухгалтерии. Лизавета, как конвойный, довела его до рабочего места, то есть до монтажной аппаратной, где Коля ударно трудился на благо родного телевещания. Ударно — то есть даром. Это была самая просторная и самая современная аппаратная на студии, даже с компьютером. На стенах кривенько висели плакаты и афиши — следы совместной творческой работы над передачами. В компьютере «Амиго» недавно поселился сибирский вирус, он не мог запомнить ни одной склейки, зато исправно выдавал на мониторе текст «томская шутка», «томская шутка».

Лизавета втолкнула Колю в комнату, быстро притворила двери и тут же начала спрашивать:

— Тебя Кастальский нанял в среду на монтаж?

— С чего ты взяла? — Коля неестественно трепыхнулся и отвел глаза.

— Так нанял или нет? И не отвечай вопросом на вопрос. — Лизавета смотрела решительно. Она знала, Коля — человек осторожный и занервничал оттого, что не хотел попадать в историю.

— Он мне звонил.

— И?

— Говорил, что ему нужен видеоинженер.

— А ты?

— Я был занят.

— Неправда, Вадик встретился с тобой, когда уходил.

— Я его не видел. — Коля понял, что проговорился. — Послушай, я честно ничего не знаю и не хочу в это вмешиваться. Начнутся глупые вопросы, подозрения. У меня просто нет времени возиться со всем этим.

Лизавета задумчиво рассматривала мужчину, с которым разговаривала. Он был большой, даже огромный, с лохматой курчавой черной шевелюрой и открытым лицом. И на этой открытой физиономии было написано искреннее желание остаться в стороне.

— Ты же вроде дружил с Олегом? — Вопрос прозвучал неожиданно мягко, нетипично для Лизаветы.

— При чем тут это? Если бы я мог помочь, а так… — Он безнадежно махнул рукой.

— Что вы делали?

— У него была куча записанных синхронов, я пришел в «Призму» пол-одиннадцатого. Олег отсматривал исходники. Надо было срочно сваять получасовую дискуссию для тридцатого канала. Знаешь, у них есть что-то вроде кандидатского часа. Я пришел, полчаса посидел. Олег сказал, что он еще не готов, не знает, что откуда брать. Мы договорились, что я вернусь через час, а он пока все посмотрит.

— И? — В Лизаветином голосе вновь зазвучал металл.

— Когда я вернулся, света не было. Я стучал, стучал, никто не открыл, я решил… — Коля, видимо, хотел сказать, что, никого не застав в «Призме» через час, решил — неожиданный монтаж неожиданно же отменился. Но сам понял, насколько наивным и бессмысленным выглядит это утверждение.

— И решил не связываться, — безжалостно закончила Лизавета брошенную на полпути фразу. Иногда она сама себе удивлялась, откуда в ней неудержимое желание расставлять все точки над «1», которое так портит отношения с людьми.

— Собственно, да, — вздохнул Коля.

— Хорошо, а что вы монтировали?

— Знаешь, у него было много кассет. Он же работал на этот блок, — видеоинженер на секунду задумался, — «Вся Россия», что ли? Как-то так. Там были… черт, я не помню, у них у всех такие одинаковые лица, томные мужики в хороших костюмах, мы всех их миллион раз видели.

— «Вся Россия»? — Лизавета сразу поверила, что Коля не помнит, кого именно снимал Олег Кастальский.

Все предвыборные речи, интервью, дискуссии походили друг на друга, как акульи зубы, вроде и улыбка, и оскал. Хотя блок «Вся Россия» действительно существовал и вполне реально выяснить, кто в Петербурге баллотируется от него, чей именно заказ выполнял Кастальский.

— Да, Лизавета, по-моему, у него еще было интервью с прокурором.

— С каким прокурором? — встрепенулась Лизавета.

Коля не знал, с каким именно, но отчетливо помнил — Олег сказал, что интервью станет настоящей бомбой. Может, и стало бы, печально рассудила Лизавета, правда, Олег Кастальский любил преувеличивать, в его устах еле заметный намек именовался «прямым обвинением». Потом все с нетерпением ждали выхода материала, и — по нулям. Пустышек у Олега было много.

— Если еще что-то вспомнишь, позвони непременно, — попросила Лизавета уже выходя из монтажной. Коля уныло кивнул:

— Позвоню, если время будет, меня же теперь затаскают.

* * *

Лизавета просматривала ксерокопии предвыборных списков. От блока «Вся Россия» в парламент баллотировалось пятнадцать человек. Три предпринимателя, два научных сотрудника, четыре инженера, три преподавателя, два общественных деятеля — чисто партийные функционеры, одна женщина. Лизавета улыбнулась. Милая российская неразбериха — «женщина» как род занятий.

Только две из пятнадцати фамилий были знакомы. Один — года три назад действительно преподавал в университете, на юрфаке, и заодно заседал в городском Совете. Пока советская власть не кончилась. Потом его имя изредка мелькало на разных политических диспутах, он подписывал какие-то декларации, петиции и прочая. Еще одно имя — знали все внимательные читатели газет. Это был «мистер Твистер» городского масштаба. Владелец заводов, газет, пароходов, делец и банкир. Учредитель финансовой корпорации «Искра» Андрей Балашов.

Лизавета не ожидала встретить в политическом списке эту фамилию. Ранее Балашов в политической жизни замешан не был и любил при всяком удобном случае повторять, что подлинно деловой человек времени на ерунду не имеет.

Лизавета захлопнула крышку секретера и совсем было собралась позвонить своему постоянному политическому консультанту — начальнику отдела новостей главной городской газеты «Петербургское время» тоже Андрею и тоже, по странному стечению обстоятельств, Балашову. Она даже протянула руку к телефонному аппарату, и, как в плохих детективах, раздался звонок. В дверь. Лизавета машинально глянула на часы — половина одиннадцатого. И она никого не ждала.

Из гостиной выглянула испуганная бабушка:

— Леля, кто-то звонил. — Лизаветина бабушка, воспитанница Смольного (правда, отучилась там только год, зато никогда об этом не забывала), тщетно старалась привить внучке хорошие манеры, внушить твердые правила приличия. — Леля, почему опять так поздно?

— Ба, не у всех же были хорошие гувернантки.

— Только спроси: «Кто там». — В голосе престарелой смолянки звучала неподдельная тревога.

Впрочем, Лизавета и без ее советов последние четыре года не открывала дверь, не поинтересовавшись, кто там, за дверьми. Даже утром, даже когда вызывала водопроводчика.

— Это Саша Смирнов, — глухо ответили на ее вопрос.

— Саша, а что случилось? — Лизавета распахнула двери и окончательно убедилась, что это действительно — оперуполномоченный Смирнов.

— Извините Бога ради, Елизавета Алексеевна, по дороге не попалось ни одного исправного телефона-автомата, а дело, по-моему, спешное. — Саша топтался на пороге. В руках объемный пластиковый пакет.

— Проходите. Чаю попьем. — Лизавета сначала удивилась, как он ее нашел — ведь на визитке, которую она сама ему дала, — только рабочие адрес и телефон, а потом вспомнила, что для родной милиции нет ничего невозможного, когда речь идет о розыске законопослушных граждан, живущих по месту прописки и не пытающихся укрыться от глаз доблестных защитников правопорядка.

Саша скинул куртку и последовал за Лизаветой на кухню. Пакет прихватил с собой. Пока она ставила на плиту чайник и гремела чашками, он растерянно оглядывался.

Созданная усилиями бабушки и Лизаветы просторная кухня производила приятное впечатление. Старая начищенная медная посуда, фарфоровые безделушки — это от бабушки, кухонный комбайн, кофемолка, магнитофон с кучей кассет, французская небьющаяся посуда и горы газет — от Лизаветы. Все вместе — комфорт конца двадцатого столетия и старинный безмятежный уют. Неотъемлемым элементом уюта был Лизаветин кот. Истерзанный противоречивым воспитанием. Бабушка его баловала, Лизавета держала в черном теле. От этого несчастное домашнее животное то бросалось доверчиво на людей с мурлыканьем, то изнывало в приличествующей котам независимости.