Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964 - Александр Фурсенко

Кастро решил написать Хрущеву «ободряющее письмо»{58}. Он начал диктовать его, но затем остановился. Поправив первый вариант послания, он продиктовал новое. И опять был неудовлетворен. Он надиктовал десять вариантов. Кастро пытался побудить Москву принять во внимание и его точку зрения в этом кризисе.

«Если произойдет агрессия и империалисты нападут на Кубу с целью ее оккупации, — писал Кастро, — то опасность, таящаяся в такой агрессивной политике, будет настолько велика для всего человечества, что Советский Союз при таких обстоятельствах не должен будет допустить создания таких условий, чтобы империалисты первыми нанесли атомный удар». Представив это как «свое личное мнение», он подчеркнул, что «если действительно осуществится нападение на Кубу, то в этих условиях момент был бы подходящим, чтобы используя законное право на самооборону, подумать о ликвидации навсегда подобной опасности. Как бы ни было тяжело и ужасно это решение, но другого выхода, по моему мнению, нет»{59}.

«Вначале я не мог понять, что хочет сказать Кастро своими довольно замысловатыми фразами, — сообщал Алексеев в Москву. — Чтобы выяснить его мнение я прямо спросил его: „Вы хотите сказать, чтобы мы первыми нанесли атомный удар по противникам?“ „Нет, — ответил Кастро, — я не хочу этого сказать прямо, но при определенных условиях, чтобы не допустить испытать на себе коварство империалистов и первого удара, надо опередить их и в случае агрессии на Кубу стереть с лица земли“»{60}.

Кастро был полон упрямой решимости не допустить поражения кубинской революции. Он одобрил советский путь консолидации ее достижений. Ракеты беспокоили его, но Куба представляла собой часть большого крупного замысла антиамериканского блока социалистически стран. А теперь Кеннеди угрожал Кастро тем, чего он всегда ожидал от янки, и в этой ситуации кубинский лидер не хотел, чтобы Хрущев дрогнул.

Алексеев не стал ждать, пока Кастро закончит письмо. Он решил предупредить Москву о серьезности положения. «Фидель Кастро находится у нас в посольстве и готовит личное послание Н.С. Хрущеву, которое будет немедленно передано вам», — сообщал Алексеев. Кастро был в его квартире, но Алексеев не хотел раскрывать неформальный характер визита кубинского лидера. Однако советский посол хотел, чтобы Хрущев как можно раньше был осведомлен о содержании письма: «По мнению Фиделя Кастро, интервенция почти неминуема и произойдет в ближайшие 24–72 часа»{61}.

Москва, суббота 27 октября, полдень (4 часа утра по времени Восточного побережья США)

Проведя еще одну беспокойную ночь в кремлевском кабинете, Хрущев получил утром тревожную информацию из Гаваны. К Малиновскому поступило сообщение от Плиева, и теперь Хрущеву предстояло решить, позволить ли Плиеву своими силами ответить на воздушный удар США, в неизбежности которого в Гаване никто не сомневался. Пухлое досье Хрущева с разведывательной информацией из США подкрепляло предупреждение Плиева

Одна из важных черт руководителя — это способность принимать решения, идущие вразрез с житейской мудростью или обычными тенденциями. Несмотря на очевидное, Хрущев решил проигнорировать тревожную информацию из Вашингтона и Гаваны. В этот критический момент своей жизни Хрущев оказался один перед лицом сторонников жесткого курса. Фактически он был волен решать самостоятельно любую проблему. Он подписал приказ Плиеву, подготовленный Малиновским. Но на самом деле не верил, что Джон Кеннеди намерен использовать силу против советских ракет.

На заседании Президиума Хрущев разразился монологом, приводя доводы в пользу своей точки зрения. «Могут ли они напасть на нас сегодня? — вопрошал он — Думаю, что не решатся». События нескольких последних часов изменили мнение Хрущева о возможных действиях Кеннеди и о международной обстановке. Первоначально он верил, что Кеннеди не собирается вторгаться на Кубу, но опасался, что молодой человек уступит давлению ястребов в своем окружении. В пятницу у Хрущева сложилось впечатление, что Кеннеди потерял контроль над своей администрацией. Но в субботу, когда страшные предсказания о вторжении не подтвердились, он вернулся к своей первоначальной оценке действий Кеннеди. Прошло уже пять дней с момента объявления блокады, но ничего не произошло. Малиновский говорил ему, что США в течение 24 часов могут вторгнуться на Кубу Почему же не вторглись?

«Драматическое выступление Кеннеди по радио и телевидению не от храбрости», — сказал Хрущев. Убежденный, что это часть заговора, направленного на создание предлога вторгнуться на Кубу, он добавил: «Они на нас взваливают вину. Они решили расправиться с Кубой» Но своей твердой позицией Москва вынудила Белый дом и Пентагон пересмотреть свои планы. Демонстрируя решимость, Хрущев заключил «Шаги, которые мы предприняли до этого, — правильны».

Однако Хрущев заметил, что, хотя сомневается в намерении Вашингтона вторгнуться на Кубу, «гарантий никаких нет». Предложение, сделанное им 26 октября, недостаточно. «Не сможем ликвидировать конфликт, если не дадим удовлетворения американцам и не скажем им, что наши ракеты Р-12 есть там». Хрущев подавил точку «Думаю, что нам упорствовать не надо»

Ввиду отсутствия гарантий «хорошего поведения» змериканцев Хрущев ранее подписал телеграмму Малиновского Плиеву. Но он не хотел войны. Он мог напасть на страны Западного полушария и не видел никакого выигрыша в оккупации Берлина или иного пункта, где он имел преимущество. Но поскольку Кеннеди не предпринял военных действий, похоже, что он также сомневается в возможностях военного решения.

Хрущев отверг идею анализа операции «Анадырь». «Допустили ли мы ошибку или нет? Это можно оценить позже». Он хотел сейчас обсудить пути решения кризиса «Если еще мы получим в придачу ликвидацию баз в Турции, то мы окажемся в выигрыше». Ранее Турция никогда не была предметом дискуссии на Президиуме в связи с кризисом на Кубе{62}. Однако по крайней мере в течение одного дня Хрущев прощупал команду Кеннеди на предмет «обмена» американских ракет в Турции на советские ракеты на Кубе. То, что ранее не занимало Хрущева, а именно ракеты «Юпитер» в Турции, сейчас представлялось Кремлю средством вырвать победу из пасти поражения.

Эти ракеты давно являлись для Хрущева символом ядерного превосходства США. Но если он готов был рассматривать их в качестве платы Вашингтона за окончание кризиса, то он его получил 29 октября в середине дня в Москву поступил отчет ГРУ о встречах Большакова с Бартлеттом и Хоулменом. Возможно, помогла колонка в газете известного американского внешнеполитического обозревателя Уолтера Липпманна, поддержавшего идею обмена ракетами ради разрешения кризиса. Хрущев, который старался не пропускать статьи Липпманна, прочел эту колонку, опубликованную в американских газетах 25 октября перед заседанием Президиума{63}. Хотя он не считал Липпманна рупором американской администрации, однако знал, что журналист близок к ее либеральному крылу{64}.

У Хрущева имелись и другие причины верить в то, что администрация Кеннеди отнесется благосклонно к идее обмена. С августа месяца он знал, что НАТО, собираясь разместить в Турции ракеты «Юпитер», не уверена в их эффективности с точки зрения сдерживания возможной угрозы{65}. Источники в НАТО сообщали КГБ, что Турция станет одной из стран блока, куда в конечном итоге будут поставляться американские ракеты «Полярис» на подводных лодках. В течение двух-трех лет США намеревались подготовить турецкие ВМС для работы на этих подводных лодках. Причем «Полярис» оставался под американским контролем. Свидетельства того, что НАТО собирается переоснащать военные базы в Турции, делало более вероятным успешность предлагаемого торга.

В присутствии всех членов Президиума Хрущев продиктовал новое письмо Кеннеди. «Я с большим удовлетворением ознакомился с вашим ответом У Тану», — начал он. 25 октября Кеннеди направил послание Генеральному секретарю ООН, в котором заверял, что стремится избежать столкновения с советскими судами вне «зоны перехвата». «Этот разумный шаг с вашей стороны, — продолжал он, — укрепляет меня в том, что вы проявляете заботу о сохранении мира, что я отмечаю с удовлетворением». Повторив, что забота о безопасности Кубы побудила его разместить ракеты на острове, Хрущев перешел к предмету данного послания.

«Мы согласны вывезти те средства с Кубы, которые вы считаете наступательными средствами. Согласны осуществить это и заявить в ООН об этом обязательстве. Ваши представители сделают заявление, что США, со своей стороны, учитывая беспокойство и озабоченность Советского государства, вывезут свои аналогичные средства из Турции. Давайте договоримся, какой нужен срок для вас и для нас, чтобы это осуществить».